— Что только?! — почти закричал Вадим. — Ну, не тяни!
— Только вот монтировки моей нет.
— Монтировки? Нет?! — уже обрадовано вскричал Фирсов. — Молодец! — хлопнул он по плечу водителя. — Ты представить себе не можешь, как ты выручил меня сейчас, Саня!
— Моей монтировки нет, — непонимающе улыбаясь, продолжил Березин, — зато другая на её месте оказалась.
Радостная улыбка стала медленно сползать с лица опера.
— Ка-ка-как другая? Покажи…
— Вот!.. — протянул он Вадиму аккуратную, легонькую монтировочку.
— Стоп! Погоди, Александр. Значит, это не твоя?
— Не моя!
— А чья?
— Не знаю!
— А где же твоя? — задал глупый вопрос, совсем растерявшийся сыщик. Он не ожидал такого варианта — подмены. — Ага, понял, Саня! Эту подбросили, а твою в крови и возможно с отпечатками, с прилипшими волосами, от греха вывезли за территорию….
— В крови? С волосами? – сморщился Березин.
— Ну да, — несколько смущённо подтвердил Вадим.
У него никак не получалось сохранить хоть какую-то завесу секретности в расследуемом деле. Темперамент и молодость брали свое.
— Я просто предполагаю, Александр, — стал пояснять сыщик, — что главврача убили твоей монтировкой. Попользовались, так сказать, без твоего — на то ведома.
— Вон что?! Убили? – несколько нервничая повторил за сыщиком водитель. — Да ещё и моим инструментом! Ловко. Не говорите прямо, но думаете, уже конечно, что именно я и….
— Да нет, — перебил Березина Вадим, — просто я сразу не поверил в сосульку. Теперь же твёрдо верю в монтировку. А воспользоваться-то ей мог кто угодно в твоё отсутствие. Тебя же на тот момент уже уволили. Кстати, она отличалась от этой?
— Конечно, отличалась! Моя усиленная была, с приваренной трубкой для рычага. Та для работы, а эта так, для баловства.
— Усиленная? Значит, тяжёлая?
— Да, раз в пять.
-Здорово, Саня! Это здорово, значит, мы на верном пути.
— Но кто это всё сделал? И зачем?
— Хороший вопрос! А главное своевременный – рассмеялся Фирсов. — Решим мы и эту задачку, решим, дай только время. Обо всем этом и спросим когда-нибудь у самого убийцы. А пока скажи-ка: где тут телефончик поближе?
— Да у сторожа есть городской.
Вадим почти побежал к воротам. Нужно было срочно дозвониться до Марьи Ивановны. И ему повезло. Она как раз была — на Солнечной. Он договорился о встрече на завтра, но увидеться с ним Максимович могла только во второй половине дня. У Вадима создалось впечатление, что заведующая умышленно оттягивает встречу с ним. «Ничего, завтра и с этим разберёмся! А будет у меня это завтра?» – задал сам себе Фирсов очень мучивший его вопрос. Как не хватало ему всего одного дня! Ах, если бы шеф подарил, хотя бы ещё одни сутки. Положив трубку на аппарат, Вадим подошёл к окну проходной. Отсюда, если и захотеть, сторожу невозможно было бы увидеть, что делается около УАЗика. Мешал ствол толстенной древней липы. Неужели и это рассчитал преступник? Вадим всё больше склонялся к мысли, что убийца был не только не сумасшедшим, но, пожалуй, обладал даже очень холодным и расчётливым умом. «Прошло столько времени, — продолжал рассуждать Вадим, выходя из сторожки, — что надеяться на то, будто монтировка всё ещё на территории больницы — шансов почти никаких. Ее, конечно, вывезли!.. Но чтоб не думалось, всё равно надо поискать ее завтра! А если, вывезли… то сделать это мог, только водитель…. А еще ее могли подкинуть чужому, заезжему водиле. На такой вариант мог пойти уже человек, принуждённый субъективными обстоятельствами. То есть тот, кто не имел возможности сам покинуть территорию. Но тогда это больной?! Чёрт! Совсем уже крыша едет с этими дурдомовскими заморочками!»
Вернувшись от проходной, Вадим застал Березина в компании с Ефимычем.
— А кто из вас знает, когда и кто отогнал отсюда «Волгу» покойного главврача? – поинтересовался Фирсов.
— Я знаю, Саньки не было тогда здесь, — взялся пояснять сторож. — В день похорон, к вечеру уже, дочка его привезла кое-что: выпить там, закусить, чтоб батю помянули. Ну, и забрала машину. Не сама, правда, за рулём была. Толи просто водитель ейный, толи и хахаль заодно, тогда, рулил. Сели и укатили довольные.
— Довольные?
— Вполне! Ни печали, ни слёз не видал. Вот так и расти спиногрызов! Хорошо, у меня никого.
— Послушай, Ефимыч, ты же и за дворника здесь. Снег стаял когда, монтировки не находил случайно?
— Нет.
— А у главврача какая она была?
— Да я вообще не знаю, была она у него или нет.
— Ну ладно, Ефимыч. Ты свободен. Спасибо тебе. Поспешай на Солнечную, а то полдник там остынет.
— Не успеет, — уверенно, ответил мудрый Ефимыч. И к воротам направился, демонстративно не спеша.
— Александр, — обратился к водителю Вадим, — что, все три окна к кабинету шефа относятся?
— Нет, крайнее справа – это бывший кабинет Марьи Ивановны, лечащего врача. Посреди — окно его кабинета. Угловое окно тоже относится к кабинету главврача: спецкомнатка, там у него ванная, санузел.
— Комфортно! А на даче такой же кабинет?
— Почти в точности. Только там вместо ванной – душ.
— Понятно.
Вадим видя, что Березин собирается домой, тоже вдруг почувствовал страшную усталость. Даже голова побаливала, а такое бывало редко. Потирая виски, он спросил водителя:
— А завтра, Александр, ты опять сюда?
— Да, прямо с утра сюда.
— Ну и хорошо, значит возможно увидимся. А скажи-ка, пожалуйста, еще: если на третьем этаже буйные, то на втором кто?
— На втором — женское отделение. Там и работают одни бабы. Но основной контингент дурочек теперь тоже на даче, но она для женщин в другом месте.
— Это я уже знаю. А почему не на Солнечной? Ведь второй этаж там, я думаю, для них и предназначен был.
— Пробовали их там держать, да устали врачи дурам аборты делать. Частенько недогляд получался.
— А-а-борты?! От кого? – заикаясь, переспросил наивный Вадим.
— От мужиков! От кого же ещё? От таких же дураков, как и они.
— Они что? Этим тоже занимаются?
— Ха-ха–ха, — рассмеялся Березин. — Еще похлеще нашего. Чё им? Кормежка хорошая. Горба не ломают. Забот никаких. Только дай волю или поблажку. На чё хорошее ума не хватает, а это-то они мигом сообразят. И любят, между прочим, это занятие: и те, и другие.
— Кошмар! Никогда бы не подумал.
— И я бы не подумал, если б не работал здесь.
— А если б я здесь поработал, то, наверное, сам бы свихнулся, — заключил молодой сыщик.
— Так ты уже работаешь. Привыкнешь, и всё будет в порядке, как у всех — резюмировал шофёр.
Когда они шли к выходу, вслед им донеслись еще более громкие, чем прежде, вопли буйных сумасшедших. Но Вадим уже не вздрогнул и даже не оглянулся. Может, потому, что очень устал. А может, потому, что потихоньку стал привыкать?..
ГЛАВА 6
Утром в райотделе Вадима ждал неожиданный и приятный для него сюрприз. Так как была суббота, оперативку проводил не Граждакин, а начальник уголовного розыска майор Рязаев, наставник и друг Вадима.
— Значит, так, мужики, – начал он по-простому. — Вчера вечером выстрелом в упор был застрелен чиновник аппарата мэра. Шеф, по понятным причинам, сейчас на месте происшествия. Он дал команду, чтобы те, кто не задействован по этому делу, продолжали работу по прежним заданиям. Все свободны. А вас, Фирсов… попрошу остаться!..
Только что Вадим был готов взлететь без крыльев, однако последняя фраза майора буквально вдавила его в стул.
— Вот так вот, товарищ лейтенант! Всем по своим заданиям…. А тебе шеф велел…. А тебе шеф приказал… – Рязаев нарочито затянул паузу.
— Ну же, Михаил! Куда?
— Тебе он велел отправляться… опять в сумасшедший дом! Ха-ха-ха! — расхохотался Рязаев довольный своим, мини розыгрышем.
— Напрасно изволите смеяться, товарищ майор. – Выдохнул с облегченьем лейтенант. — У меня уже с мертвой точки-то дело сдвинулось. Вот-вот за ниточку ухвачусь и начну разматывать.
— Ну, а улики-то есть, разматывальщик?
— Пока только зацепки, и причем, по первому убийству. Зацепки, почти переходящие в улики.
— По какому, по первому? – сморщился Рязаев.
— По убийству главврача. Его же убили, как пить дать! Только шефу, Миш, не говори, что я и это дело копаю.
— А то он глупее тебя?! Он уже сказал мне: «Пусть Фирсов копает и в глубину и в ширину. Я на досуге подумал. Дело, похоже, там не так просто, как может показаться». Он ведь, Вадик, не одно твое дело в голове крутит, а все наши. Ведь на каждой оперативке, ты знаешь, каждому Ц.У. дает. И всегда по существу. Кстати, он велел тебе дознаться, почему у повешенного алкоголика, лечившегося почти месяц, кровь наполовину со спиртом. Так экспертиза нашей лаборатории показала. И ещё он велел обратить больше внимания на здоровых — на персонал. Работать будешь и дальше там один. Пока прокуратура не перехватит у нас это дело. Вот так вот! Свободен теперь, как птица, товарищ лейтенант.
Фирсов летел из отдела действительно, словно птица на крыльях. Ведь сам шеф на его стороне и тоже подозревает, что со смертями в сумасшедшем доме не чисто. У Вадима с воскресеньем теперь набиралось целых два дня. А за это время он надеялся добыть улики, чтобы не разуверить шефа. Ночью в голове Вадима возник вопрос, который, непонятно почему, не появился вчера. Геннадий дежурил в день убийства главврача. Но, где же тогда стояла его «Нива»? Вообще, по версии Вадима, разработанной на данный момент, Геннадий Бахарь был ключевой фигурой преступления. Основой же всей версии была логическая подоплека, отвечающая на вопрос: «Кому выгодна смерть главврача?». Как не крути, но выгодна она, прежде всего его дочери…. И даже вторая смерть, смерть брата, опять же, была выгодна тоже ей. И именно из меркантильных интересов. Тем более, что глубоких чувств ни к тому, ни к другому, как выяснилось она не питала. В эту версию очень удачно вписывалось спаивание брата-алкоголика в стенах больницы. Наверняка, это исходило от нее. Не в первом, не во втором преступлении она, конечно, не была прямой исполнительницей, скорее всего только заказчицей. Нанять же убийцу с ее средствами не составляло труда. Для этой роли киллера наиболее и подходил Геннадий Бахарь. В первом преступлении втиснуть другого на место убийцы очень даже затруднительно. Правда, санитар не очень вписывался в следующее убийство, но на этот счет у Фирсова уже были кое-какие соображения, а именно: на второе преступление заказчик просто нанял уже другого исполнителя. Довольно оригинальная, конечно, версия, но имеющая право на жизнь. И, вполне возможно, что каждый из исполнителей не подозревает, что другая смерть является тоже насильственной. Второй исполнитель Вадиму представлялся пока смутно. Им мог быть уже другой санитар. Скорее всего — Влад. Но где факты под этими догадками? Их пока нет. А потому прав подполковник Гражданкин: надо копать и копать в глубину и ширину!
Но с уликами на Вокзальной не повезло и сегодня. Никакой монтировки Вадим там не обнаружил. Зато до обеда в поисках ее он облазил всю территорию, познакомился со всеми ее закоулками и, главное, не без пользы, изучил само здание больницы. Дом был действительно почти двойником дачного. Так же, как и в дачном варианте, в стационаре граница, делившая его пополам, четко проходила посередине. В левом крыле располагались подсобные помещения и кабинеты, правое крыло служило зоной для обитания больных и, естественно, санитаров, обязанных всегда находиться рядом. По краям каждого крыла находились душевые и санузлы. Просторное фойе особняка было приспособлено под столовую. Из столовой естественным образом выходили двери на парадное крыльцо. Такой же выход был и на даче, но там его запроектировали, видно, как запасной пожарный. Двери выхода тут и там закрывались просто, на засов изнутри. Это обстоятельство, как нельзя лучше вписывалось в картину первого убийства.
А выглядела она, по соображениям Фирсова, примерно так: Геннадий Бахарь — теоретически исполнитель первого преступления, покинув больных под предлогом расстройства желудка, заскочил в помещение больницы, но тут же, покинул его снова, только уже через парадный вход, и подкрался к машине. Его «Нива», как теперь уже выяснил Вадим у Березина, стояла по другую сторону УАЗика, а значит, спрятаться меж ними не составляло труда. Улучив момент, он открыл багажник «Волги» и далее все произошло, как предполагал Вадим ранее. Совершив убийство, Бахарь ретировался — тем же путем. А когда выскочил через служебный вход на вопли Фрица, его увидел Ефимыч, а может быть, он и сам дожидался момента, пока выйдет сторож. И монтировку вывезти ему, как водителю, было потом очень легко. А вот зачем он взамен оставил Березину другую — не понятно. Может, чтоб на всякий случай внести путаницу? Скорее всего, он подкинул Березину монтировку главврача. Это надо выяснить, потому что махинация с монтировками, играет на версию всё-таки умышленного убийства, а не несчастного случая. Безнаказанность за первое убийство возбудила у заказчика аппетит — ко второму. В этом Вадим был абсолютно уверен. Сын главврача пролечился в больнице месяц, а значит, на момент ухода из жизни, должен был быть уже вполне трезвым человеком. С чего бы ему на себя руки накладывать? Но трезвый-то он и не устраивал свою сестру. А потому она его подпаивала. Каким способом? Это еще предстоит выяснить. Но… даже, если бы она сама пришла и заявила, что спаивание брата — ее рук дело, ведь особого криминала в этом нет. Могла делать это из жалости, мол, брат очень переживал из-за смерти отца, просил у нее очень о выпивке. А то, что он руки наложит на себя, она и не предполагала. Ведь не сознается же она, что его задушили по ее приказу. Хитра, ох и хитра, бестия! Ах, как хотелось Вадиму поскорее заглянуть в ее хищные и, как почему-то предполагалось ему, желтые, тигриные глаза….
Глубоко задумавшись над загадками сумасшедшего дома, Вадим не только не заметил долгой езды на троллейбусе, но и прошел мимо полюбившегося кафе, где собирался пообедать. Вспомнил он об этом, когда снова предстал перед такими же, почти облезлыми воротами, только уже на улице Солнечной, в одном из самых зеленых, красивых и тихих уголков города…
Ефимыч сразу подпортил настроение Вадиму, сообщив, что Марии Ивановны пока нет, и не было сегодня вообще. Но так как хитро щурился и довольно улыбался, Вадим понял, что Ефимыч чего-то не договаривает, но сыщик не стал с ним терять время: нужно было побеседовать с Владом.
Больные дышали свежим воздухом, гуляя на весеннем солнышке, а этот санитар сидел к ним спиной, курил и проявлял полнейшее равнодушие к подопечным.
— Здорово! — поприветствовал Фирсов санитара нарочито бодро.
— Здорово, Вадим, – улыбаясь, ответил угрюмый обычно Влад, из чего выходило, что он сегодня тоже в хорошем настроении, как и Ефимыч.
— Курим? – тоже улыбаясь, поинтересовался Фирсов.
— Курим, – щурясь на солнышко, с наслаждением, произнес санитар.
— А не боишься, что больные без присмотра разбегутся?
— Если бы и убежал кто, не велика потеря: и здесь и там — за забором — ничего не изменится….
— А как же — спиной к сумасшедшим? Это ведь нарушение девиза вашего заведения.
— Это девиз перестраховщиков, а я своих дебилов не боюсь. Не дураков, а — умных надо остерегаться.
Вадим попытался поглубже заглянуть в темно-карие глаза санитара, но и в них, как и в глазах шефа ничего не прочел. То ли потому, что они были такие же темные, как у подполковника Гражданкина, то ли потому, что был пока еще неважнецким психологом.
— А где же у нас Мария Ивановна пропадает? Часом не знаешь?
— Часом знаю, — передразнил Влад. — Сегодня Федула хоронят, а Мария — подруга сестры его. Так что она там.
«Федула, — повторил за санитаром про себя Вадим. — Как он цинично о покойном, и с улыбочкой. Как будто не о похоронах, а о дне рождения говорит. Такой бы запросто, наверное, мог человека убить». Вслух же переспросил:
— Значит, подруги, говоришь?
— Да, и причем давние: они учились вместе в медицинском. Только Лидуха из-под палки. Отец, как я слышал, силой заставлял там учиться. А вот закончив учёбу, работать, — и дня, говорят, не работала врачом. Характер! Это ведь она нашу Марью уговорила на права зимой сдать и тачку ей в кредит свою продала. Правда, Марья хоть и с полгода уже ездит, а все как черепаха. По мне, так это не езда, если за рулем…! – срифмовал дурное словцо, не моргнув глазом санитар.
Влад был сегодня разговорчив, и Вадим в рабочем порядке это использовал, стараясь побольше задать вопросов.
— Но почему так, грубо Влад? Одно то, что женщины не пьют….
— Ага, мимо льют! – перебил парень. — Просто они поскрытнее, втихаря это делать стараются.
— И Мария Ивановна выпивает?
Влад посмотрел на Вадима как на наивного ребенка, но Вадима это не смущало. Для него главное было вытянуть — побольше сведений.
— А кто первые куряки сейчас? – уставился не моргающим взглядом на милиционера Влад и сам же ответил на свой вопрос. — Бабы! И причем, сигареты подороже норовят покупать. Надеются — бестолковые, от них похудеть, хотя надо просто жрать меньше. Зато на алкоголе у нас, по крайней мере могут сэкономить — спирт-то в больничках вообще дармовой! Глушат его не хуже нашего, дозы может только поскромнее. Как соберутся у Марии в кабинете, если побольше трех, так и до песняков иногда дело доходит. Правда, это она недавно чудить так стала. У бывшего эстафету переняла: раньше он тут гульбища устраивал. Но тот жадный на спирт был. Никому лишнего не перепадало. Самому всегда не хватало.
— А что? Должно перепадать? – продолжал задавать глупые вопросы Фирсов. Потому его опять удостоили презрительным взглядом.
— А кто бы работал здесь без пайки, без допинга, так сказать? Березин с Ефимычем только из-за этого и обитают тут. Да и мы с Диманом сразу свалим, если спирта лишат. Попробуй-ка, вытерпи сутки в этой вони!
— А Бахарь, тоже из-за пайки?
— Геннадий — стрёмный мужик, его тут не очень понимают. Он, то пьет, то домой тащит свою долю. То не пьет вообще и Березину все отдает, хотя с нами работает, а не с ним. Он здесь, скорее, из-за института прозябает. Его же выгнали когда-то, вот он в армию и загремел. А сейчас нет, чтоб восстановиться на правах участника Афгана: пытается на общих основаниях поступить и начать с нуля. А головушка-то уже не та. На войне вообще крыша едет у всех, какие после нее знания? Пару лет уж потерял: провалил экзамены. Все стараются как попроще, а он сам себе жизнь усложняет! И женился зачем-то рано, и спиногрыз уже растет. Не понимаю я его…. Да, о женщинах не дорассказал, они так гудят порой, что песняки-то — ладно, а то хлеще — приколы отмачивают, особенно если новенькая, какая в компании. Напьются, и давай медосмотр устраивать. И всегда, между прочим, только Фрица к себе вызывают. Вызывают, а потом угорают до визга. А почему?
— Почему?
— Потому, что «прибор» у него, как у коня. Вот они цирк и устраивают, и пищат от восторга. Фриц же выскакивает от них с глазами по рублю и орет: «Клара Цеткин ферштейн! Клара Цеткин ферштейн!» А это он кричит только, когда мы им баню устраиваем, то бишь когда раздевают. Так что, понятно и без комментариев.
— Д-а-а — протянул Вадим озадаченно.
— Дурдом он и есть дурдом…. – сделал за него вывод вслух санитар. — А вот и Марья с Лидухой, легки на помине, – кивнул Влад в сторону ворот.
Вадим обернулся. Действительно, в открывающиеся со страшным скрежетом ворота въезжала черная «Волга».
«Как нельзя лучше! — подумал Вадим, сжимая в руках завернутую в газетку монтировку. — На ловца и зверь бежит».
Машина, развернувшись, подкатила к подъезду багажником. Открыв задние дверцы, из нее вышли: Мария Ивановна и оба знакомых Вадиму санитара: Дмитрий и Геннадий. По-хозяйски хлопнув передней дверцей, покинула машину и Лидия. Она отдала какое-то распоряжение ребятам, и те, открыв багажник, стали доставать из него коробки и заносить их в здание. Влад в мгновенье ока очутился около них и стал помогать. Больные вообще остались без присмотра, а Вадиму, в отличие от Влада, стоять спиной к ним не очень-то хотелось, и он тоже поспешил к машине. Лидия ушла за санитарами в здание, а Мария Ивановна осталась, ожидая милиционера.
— Здравствуйте, Мария Ивановна. Мы с вами вчера договорились.
— Да-да. Здравствуйте. Извините, пожалуйста, но я буду в вашем распоряжении только минут через полчасика. Ничего?
— Да нет, ничего, подожду, – пожав плечами, ответил Фирсов.
Заведующая тоже последовала в здание больницы, старательно вихляя корпусом, но Вадим отвернулся. Лицо ее было довольно симпатично, его не портили и очки, но телом была рыхловата, а полных Вадим не любил за их тяжелый дух — смесь густой парфюмерии и пота. А после рассказов Влада эта женщина стала ему еще более неприятна…
ГЛАВА 7
Последним из машины вышел водитель, в спортивном костюме, высокий молодой мужчина лет тридцати. Чтобы завязать беседу, Вадим попросил у него сигаретку, хотя курил очень редко, только когда надо было для дела. Тот с вежливой улыбкой подал ему открытую пачку и спички. Внешне он производил впечатление довольно простого парня. Вовсе не крутого, как представлял себе жениха Лидии Вадим.
— Извини, пожалуйста — обратился к нему Вадим, поблагодарив за курево и скромно показывая удостоверение. — Не мог бы ты ответить на несколько моих вопросов?
— Сколько угодно, гражданин начальник, — шутливым тоном ответил тот.
— Вот и хорошо. Эта машина принадлежала отцу Лидии?
— Да, а теперь его дочери.
— Извини за нескромный вопрос, — а кем ты ей приходишься?
— Всего лишь водила, шофер ее личный.
— Всего лишь? Вон что… А я подумал… ну, да ладно… А сама она машину водит?
— Водит. Еще как! Но после аварии недавней не хочет, пока.
— Напугалась?
— Напугать ее трудно! Себя только и боится, пожалуй! Себе за рулем не доверяет. Очень азартно водит: скорость обожает, правила нарушать.
— Ничего себе?! — удивился Вадим. — А я думал, женщины, наоборот, осторожнее.
— Они и за рулем все разные. Хотя, конечно, в большинстве — тихоходы. Но это тоже порой опасно. Я бы сказал, что это не езда, если за рулем…
— Слышал-слышал. Только что. – Остановил на полу фразе шофера Фирсов. — Ну, а скажем, э-э-э…. Ах, да, – по-простому улыбаясь, протянул руку Вадим. – Давай познакомимся, что ли? Меня зовут Вадим.
— Лёха, — тоже просто улыбаясь, пожал руку сыщику водитель.
— Скажи, Алексей, есть ли в «Волге» монтировка?
— Нет.
— Это точно?
— Точно. Может, и была когда-то, но как забрали мы эту тачку с Вокзальной, никакой монтировки уже не было.
— Ну и ладно, шут с ней, с монтировкой, давай багажник осмотрим, Алексей. Меня замок его интересует.
— А что замок? Замок нерабочий.
— На ключ не закрывается?
— Нет, то ли пацаны, что в замочную скважину напихали, то ли обломок ключа там остался…. Короче, не функционирует, только на захлоп, на ключ не закрывается и без ключа открывается. А можно и мне вопрос задать? – поинтересовался водитель.
— Можно, — разрешил Фирсов.
— Зачем все эти расспросы: монтировка, замок?..
— Это пока тайна следствия, — с солидным видом пояснил сыщик.
— А, ну понятно, конечно…, – тоже делая серьезное лицо, закивал головой водитель. Хотя, по лицу Алексея, Вадиму было видно, что ничего тому понятно не было. Собственно и самому Вадиму мало еще, что было ясно в его деле, однако сломанный замок багажника настроение ему все-таки приподнял. Раз он не закрывался, то это обстоятельство очень было бы заманчиво использовать преступнику. Но сообразить комбинацию с багажником, предварительно подпортив замок должен был, скорее всего, мужчина и конечно уж не сумасшедший.
— Господин полицейский! — прервала мысли Вадима вышедшая из подъезда больницы Лидия. — Не откажите в любезности отобедать с нами, братика моего помянем, так сказать. Вас как зовут-то?
— Вадим Фирсов. Можно просто Вадим.
— А меня — Лидия. Можно просто Лида. Пойдемте, там уже все готово. Так, собрали кое-что из постного, братишка мясное не любил.
Вадим принял предложение, оно оказалось очень даже кстати: есть очень уже хотелось, да и не принято отказываться от угощения по такому поводу. Идти за Лидией было приятно — в отличие от своей подруги, она была стройна, лишена вульгарности в походке, одета строго, но со вкусом, и пахло от нее тонкими дорогими духами. Вскоре запах духов перебил еще более приятный на данный момент для Вадима — запах жареной рыбы. Его горячо любимой рыбы. «Как хорошо, что я не в форме, — подумал он. — Ведь, наверное, и выпить придется?.. А глаза-то у нее вовсе и не желтые, а — голубые. И с юмором, похоже, мадам»…
За составленными столами сидели все трое санитаров. Марья нарезала хлеб, Анна Васильевна переворачивала на протвине румяные рыбные котлеты. Это Фирсов увидел уже на кухне, куда зашел помыть руки. Усевшись за стол, Вадим с приятным предвкушением стал разглядывать изобилие на нем. То, что на столе не было мяса, лишь подчеркивало его роскошь: на первое — суп грибной, из свежих шампиньонов, из вторых горячих блюд — котлеты рыбные с фасолью на гарнир, жареный палтус с тушеной капустой, пироги разные. Из закусок: оригинальный салат из креветок со свежими огурцами, винегрет с маслинами, рыбное заливное, балык осетровый, семга, кальмары, селедка необыкновенно крупная и, даже, икра черная и красная, и, не как обычно, на маленьких бутербродиках, а на довольно крупных торталетках. На полу ждала своей очереди целая коробка фруктов, предназначенная на десерт. Не уступали закуске и напитки, в основном, водка элитных сортов — самая дорогая. И причем, тоже в изобилии, и вовсе не спирт, как могло бы быть. Правда, вместо стаканов – обычных на поминках стояли довольно вместительные рюмки. Теперь-то понятно в чем секрет хорошего настроения мужиков. Они-то знали, что Лидия угощать умеет. А то, что повод для застолья — смерть, русского человека никогда, наверное, не смущало. Но это не в укор ему, ибо, как запросто русский относится к чужой смерти, он — так же, обычно без всякой щепетильности относится и к своей собственной. Потому-то поминки на Руси частенько переходят в обыкновенную гулянку.
Вот и сейчас, выпив, не чокаясь, по первой, за помин души, все, такие же видно голодные, как и Вадим, набросились сначала молча на замечательную закуску. Хорошая водка приятно зажгла внутри у Вадима, а вкус дорогих деликатесов только усиливал аппетит. Хотелось даже зажмурить глаза от удовольствия. После второй — моментально разделались с супчиком. После третьей рюмки и жирного палтуса за столом потихонечку завязалась беседа, которая постепенно стала удаляться от темы смерти и ее мрачного окраса. А после четвертой вообще отошла от нее; голоса стали громче, настырней, веселее и, понятное дело, пьяней. Как это часто бывает за многолюдным столом, сотрапезники поделились на пары. Дмитрий беседовал со своим сокурсником, Геннадий с подоспевшим к поминкам Березиным. А Марья Ивановна — с Лидией. Черные платки свои они откинули уже на плечи, обе раскраснелись от выпитого и оживленно болтали, похихикивая, на отвлеченные темы. Даже Ефимычу, у которого постоянно был полон рот, и то нашелся собеседник — Алексей. А вот Анне Васильевне некогда было болтать: она то и дело бегала между столами и кухней. Только для Вадима собеседника не нашлось. Он сидел как бы обособленно ото всех. И не по своей прихоти. Просто все обедающие за этим столом, не сговариваясь, в то же время игнорировали его и даже не смотрели в его сторону. Он понимал, что это вполне закономерно: они свои, а он чужак, но выпитая водка разжигала чувство обиды, в обычно трезвой голове Фирсова. «Конечно, я — мент, вот и брезгуют. Нас презирают в собственной стране…. Ну, ничего, господа, будет и на моей улице праздник. Не среди ангелов сижу. Может, добрая половина из вас причастна к убийствам, а может даже и все вы?! — Последняя мысль заставила его встряхнуть головой. – Что за чушь?! Что это со мной?! Да я просто захмелел. Нет, так не пойдет! — Усилием воли Фирсов принялся выгонять из головы злые, нетрезвые нелепые мысли. Залпом выпил два стакана минералки и стал давать себе строгую установку. — Я за этим столом не для приятных бесед, не потому, что хочу есть и пить, а, прежде всего по долгу службы! Я ем и пью, чтобы в непринужденной обстановке постараться выявить преступника. Ведь он наверняка — здесь, рядом со мной. И он тоже человек, а потому, как и все, хмелеет. Я же постараюсь оставаться трезвомыслящим. Он играет роль невинной овечки, а я всё равно распознаю волка. Я буду умнее и сильнее! Да, я — мент, и пусть ненавидят. Пусть думают, что хотят. Придет время, и они вспомнят, как я играл здесь роль бедного родственника. Поймут, что я хоть и пил, но мозг мой вычислял убийцу. А ему сейчас, должно быть, очень несладко. Ведь каждый преступник, ох, как боится наказания! А я своим присутствием показываю, что оно близко и неотвратимо!»…
— Господин полицейский! — прервал ход мыслей Вадима ироничный голос Лидии. — Все-то вы на минералочку налегаете. Это некрасиво. Братец крепкие напитки любил, а потому его поминать водочкой надо. Алексей, сам не пьешь, так следи за посудой гостя! Она не должна пустовать.
— Слушаюсь и повинуюсь, — с улыбкой ответил водитель и наполнил и так довольно вместительную рюмку Вадима до самых краев.
Лидия тоже явно захмелела, язык у нее был уже не столь послушен. Да и не мудрено. Ведь они с подругой не отставали от мужчин. Рюмки у всех были одинаковые, а в прекрасной водке были положенные ей градусы. Не успела закончить тираду Лидия, как захотелось поговорить и подруге. Она встала и постучала по тарелке вилкой, желая произнести тост.
— Попрошу внимания! Я хочу, чтобы мы теперь, так сказать, заодно помянули и отца Лидии — нашего бывшего начальника, моего учителя, замечательного человека! Дай Бог ему… земля ему… как это говорится….
Тут она надолго запнулась и показала жестом, что можно уже пить. Мужскую часть стола это не смутило — выпили с удовольствием и за урезанный тост, поминая и не очень уж любимого ими начальника. Лидия усадила подругу на стул и похоже что-то высказала ей с недовольством и раз сама за этот тост не выпила, то можно было подумать, что именно хвалебные слова в сторону отца были ей не приятны. Вадим старался запечатлеть в памяти все нюансы, чтобы потом в спокойной, трезвой обстановке их проанализировать. После некоторой паузы с недовольным лицом Лидия всё-таки, выпила свою стопку, но вряд ли поминая отца. Наверное, она почувствовала пристальный взгляд сыщика и, не меняясь в лице, посмотрела с нескрываемым пренебрежением на Вадима, и тот, опустив глаза, поспешно проглотил свою водку, аккуратно подливаемую Алексеем. Лидия, теперь больше всех привлекала внимание сыщика, он продолжал украдкой следить за ней. Теперь у нее были уже совсем иные глаза, они искрились буквально юношеским озорством. Слегка, даже скорее скрытно улыбаясь, она с охотничьим азартом следила сейчас за кем-то за спиной Ефимыча. Повернув голову, Фирсов понял, в чем дело. Крайним за столом и ближним к коридору сидел именно сторож. Ничего не подозревая, он глубокомысленно перекатывал до отказа набитыми щеками, да ещё тянул к и так переполненному рту рюмку с водкой, держа при этом наготове, вилку с куском палтуса. В этот самый не подходящий момент и схватил его за шиворот, подкравшийся сзади Страшилка. Да еще и оглушительно гаркнул ему в ухо, что-то нечленораздельное! Вилка и рюмка выпали из рук Ефимыча одновременно, а сам он, с испугу, с не обыкновенной прытью съехал под стол, желая там схорониться. Дружный, громогласный хохот сослуживцев заставил его, правда, вскорости вылезти оттуда. На стуле он возник уже с опустошенными щеками: от страха сумел как-то проглотить — всё разом, не жуя. Глаза его были, до сих пор, округлёнными, как у совы, руки дрожали: похоже, он не понимал ещё, что же с ним произошло. Набравшись духу, сторож, наконец, осторожно обернулся, но Страшилки уже не было и в помине. Зато из коридора раздался его довольный веселый вопль: «Испугался! Испугался!»
Это-то и подсказало пострадавшему, кто над ним так безжалостно подшутил.
— Смешно?! – с трагической интонацией в голосе, спросил он у смеющихся над ним мужчин и женщин. – Смешно, да?.. Очень? А если б? Если бы я подавился?! Костью, например?! А? Ё моё?! – сделал снова испуганное лицо, от постигшей его только, что догадки, Ефимыч. — Так ведь, он же меня и дураком мог сделать?!.. Вот, тварь безмозглая! Вот, фофан тряпочный! Ну, погоди ужо! Погрозил он кулаком в сторону коридора. – Ну, чё ржёте-то? – Уже раздражённо обратился он к коллегам. – Распустили ж дурачье! Без призору, ведь шляются! Дошляются, локти будете еще кусать!.. Помяните мои слова!
Он снова обернулся назад и встретился уже с бесцветным и пустым взглядом Фрица. Потом в столовую стали заглядывать по очереди и Молчун, и Счетчик, и Плакса.
— А ведь, действительно, мы что-то забыли про них. Кто дежурит у нас сегодня? – поинтересовалась заведующая.
— Да я, Марья Ивановна, — нехотя признался Влад.
— Так давай, закругляйся тогда! Имей совесть. — Она посмотрела на часы. — Им жрать давно пора. Вишь носами водят. Бачки-то их остыли уж, поди?
— Да тут и им хватит, — кивнула на стол Лидия.
— Еще чего? Может, икрой еще их накормишь? Добро-то переводить! – возмутилась подруга.
— Икрой не икрой, а по яблочку сейчас я придурочкам всё равно дам. — Лидия живо встала и, наложив в блюдо яблок, понесла их в коридор. Мужчины, все без исключения, поднялись и тоже двинулись на выход: уж больно большинству из них курить хотелось. Лидия раздавала в коридоре больным крупные, импортные ярко-зеленые яблоки, ласково приговаривая:
— Держите-ка, мои придурочки! Помяните моего братика, он ведь с вами лечился.
Психи хватали яблоки и аппетитно начинали ими хрустеть. Кому-то и единственное красное яблоко досталось, случайно затесавшееся среди зеленых. Последнее же так и осталось в руке Лидии. Это Банкир не пожелал принять сей фрукт от неё. То ли за унижение посчитал взять, то ли обиделся, что его вкупе со всеми «придурочком» обозвали. Как бы там ни было, но Лидия взорвалась как порох!
— Ах, ты, мразь! — вскричала она, бросая блюдо на стол санитаров. И, неожиданно для всех, ловко подскочив к Банкиру, наотмашь ударила его именно отвергнутым яблоком в лицо! Тот зашатался, уронил очки на пол, но чудом устоял на ногах. Все были ошеломлены неожиданным поступком женщины. Вадим тоже стоял в оцепенении. Наступившую вдруг тишину разорвал дикий, сумасшедший хохот Абрама. Именно он привел в чувство Алексея – водителя Лидии, который был, наверное, не раз свидетелем подобных, не трезвых выходок своей хозяйки. Бросившись на защиту Банкира, он успел вовремя, потому что Лидия предприняла новую атаку. Алексей скакал перед ней, как баскетбольный защитник, не давая ворваться в зону Банкира. Тот же, поднял быстренько очки с пола и ретировался, опозоренный, с места побоев. Он почти бежал в сторону общей душевой, зажимая лицо то ли от крови, то ли от слез. А вслед ему раздавался дикий хохот Абрама, который, показывая ему вслед пальцем, орал:
— Ну и банкир! Ха-ха-ха! Не банкир, а банкирша! Слюнтяй! Тряпка!
«А, похоже, этот Абрам действительно и не так уж болен», — подумал Вадим, наблюдая за ним.
— Ты мне еще ответишь за братишку! — грозила вслед убегающему, еле удерживаемая Алексеем Лидия. — Теперь я точно знаю, что это ты его задушил, сволочь! Ты у меня захлебнешься в своем одеколоне! Спрятался в больницу?! Да я выковыряю тебя отсюда! И ты мне за братика ответишь! Банкир хренов! Рогоносец! Я всё о тебе уже знаю! Всё!..
— Рогоносец! Рогоносец! — продолжал хохотать, не унимаясь, Абрам, довольно чувствительно лупя себя при этом по жирным ляжкам, животу и щекам. А вот эти его действия уже походили больше на психически не здорового человека.
Наконец, Марья Ивановна с Алексеем сумели увести хулиганку в столовую, где та выпила на посошок и, ни с кем не прощаясь, поспешила к машине. Алексей, естественно, последовал за ней. Хлопнули дверцы авто и «Волга» направилось к воротам, которые открывал, подоспевший уже на рабочее место Ефимыч. Встретившись с Вадимом взглядом, Марья Ивановна со вздохом попросила его:
— Вадим, голубчик, мы обязательно побеседуем, потерпите еще минут пятнадцать. Я только душ приму. А вы… могли бы у меня в кабинетике подождать. У меня там видик, кассетки веселые!..
— Нет-нет, Марья Ивановна. Я пока с ребятами поговорю, — не принял предложения заведующей Фирсов.
Марья ушла в свой «кабинетик» с персональным душем, а Вадим направился на улицу к мужикам, спокойно закуривающим, будто ничего не произошло.
Затянувшись, за компанию с ними сигаретным дымом, милиционер отвел в сторонку Геннадия и развернул перед ним сверток, прихваченный из стационара. И этим неожиданно и удивил, и обрадовал его.
— Ба?! Моя монтировка! – воскликнул Бахарь.
— Точно твоя?
— Точнее не бывает — моя! — санитар взял инструмент в руки и утвердительно закивав головой, ещё раз подтвердил. — Да-да, моя. Конечно! Откуда она у тебя?
Вадим жестом подозвал Березина, наблюдавшего за ними.
— Вот видишь, Александр, это, оказывается, его монтировка. А давно, Геннадий, ты потерял ее?
— Да с месяц, наверное, как пропала.
— А сейчас у тебя какая-нибудь есть?
— Сейчас, честно скажу, — чужая. В сервисе, что ли случайно прихватил?
— Можно глянуть на нее?
— Сегодня-то я без машины.
— Тогда опиши хотя бы ее. – Предложил сыщик.
— Она обычная, как и эта. Только модернизированная маленько: к ней трубка, в качестве рычага, стальная приварена.
— И загиб покруче, чем у этой? — спросил уже Березин.
— Да, точно так. Это, выходит, мы с тобой ими махнулись?
— Не мы махнулись, а махнул их нам с тобой кто-то. – Поправил Березин.
— А, скажи-ка, Геннадий, — снова вступил в разговор Вадим. – Крови случайно ты на ней не заметил?
— Да нет, в грязи просто была.
— Да-да, конечно… в грязи… — задумчиво повторил за санитаром Вадим. – Так ты, значит, в понедельник, ведь на дежурство заступаешь? Тогда не выкладывай ее из машины пожалуйста, посмотреть бы на нее надо.
— И посмотреть, и хозяину вернуть, — добавил Березин.
-Да-да, конечно, Александр заберёшь её – пообещал Вадим. – А эту, Геннадий ты можешь хоть сейчас уже забрать.
— А зачем же подменили их нам? И причём здесь кровь? — задал теперь «березинские» вопросы — Бахарь.
— Загадки. Ещё парочка загадок сумасшедшего дома. Но ничего, разгадаем и их, — пообещал сыщик. – Покурив с ребятами и поболтав на отвлеченные уже темы, минут через пятнадцать Фирсов направился в кабинет заведующей.
Проходя мимо стола дежурного санитара, Вадим обратил внимание на то, что одно и именно единственное, красное яблоко, лежит на столе нетронутым, кто-то ещё отказался от угощения Лидии. Неизвестно почему, но это обстоятельство крепко врезалось сыщику в память…
ГЛАВА 8
В столовой Валентина Алексеевна кормила больных, а Влад сидел за отдельным столом с початой бутылкой водки и, как-то хмуро и нетрезво наблюдал за подопечными. «Дисциплинка-то среди персонала оставляет желать лучшего, — подумал сыщик. — Хотя где она сейчас на должном уровне в нашей стране?»
Подойдя к кабинету заведующей, Фирсов почему-то подумал, что она вряд ли выйдет из душа, пока не зайдет в кабинет он. Сколько раз приходилось наблюдать набившую оскомину сцену из многих фильмов, когда входит мужчина, а из ванной комнаты выглядывает полуголая женщина и обещает скоро выйти. Представив полную, со смытым макияжем, раскрасневшуюся Марью — далеко не первой уже свежести женщину, да еще нетрезво кокетничающую, он потерял всякое желание переступать порог. Но, служба есть служба. Постаравшись, как можно бесшумнее, открыть дверь и убедившись, что хозяйка кабинета в нём отсутствует и плещется пока в душевой, он почти на цыпочках хотел уж было миновать злополучную дверь, за которой шумела вода, но… Марья, видно, не дремала, распахнула её вовремя! Однако и Фирсов, не растерялся, зажмурив глаза, он в два прыжка достиг дивана в глубине кабинета. Вслед же ему неслось жеманное:
— Ах! Вы уже здесь? Потерпите еще минутку, я скоро буду готова.
Вадим не поворачивал головы, в её сторону, но кожей чувствовал, что она стояла в проеме двери голышом. И женщину, похоже, не покидала надежда, что он все-таки… посмотрит на нее, потому что снова услышал её голос.
— А вы сами… не желаете принять душик?
— Нет, не желаю! — раздраженно буркнул Вадим.
— Ну… дело ваше — хлопнула, наконец, дверью правильно понявшая интонацию его голоса заведующая.
Стеснительный и несколько закомплексованый по отношению к женщинам Вадим, был раздражён не на шутку наглостью и бесцеремонностью не трезвой бабы, добавлял раздражения и услужливо включенный для гостя видиомагнитофон. На экране телевизора голые девицы сменяли, словно на подиуме одна другую. Фирсов с удовольствием выругался бы сейчас и хлопнул дверью кабинета с обратной стороны. Но ради дела, которому он служил, надо было взять себя в руки. Он поймал себя сейчас на том, что стал несколько нервным, повращавшись несколько дней в этом заведении. «Ефимыч прав: здесь самому можно дураком стать! А ведь люди работают тут годами, так, может, и спрашивать с них многого нельзя? Надо успокоиться и настроиться на очень важный для следствия разговор. Еще немного потерплю, а завтра поеду-ка, пожалуй, на рыбалку. Надо обязательно развеяться на лоне природы, после всего этого. Сосед давно приглашает. Может, даже с ночевкой уже сегодня и махнуть?»…
Ну, а пока… Вадим достал блокнот и пробежал глазами вопросник, специально приготовленный для заведующей. Вопросов было много, поработать придёться серьезно, а в голове меж тем плыл расслабляющий послезастольный туман. И жажда мучила, срабатывало народное наблюдение: «Рыба любит воду». А он на рыбу в основном и нажимал. Несколько выручала прохлада, создаваемая кондиционером. Вообще же кабинет, конечно, был очень удобный и обустроенный. Есть все, чтобы не ощущать никаких неудобств, как будто не рабочее это место, а этакий уголок для отдыха. Только белый металлический шкафчик с медикаментами за стеклом выпадал из общей импортной меблировки, да не очень новый холодильник отечественного производства.
Наконец, из ванной появилась хозяйка кабинета. Лицо её действительно было розовым, как цветки на богатом халате на ней. Первым делом она подошла к холодильнику и, оглянувшись кокетливо, спросила:
— Чего изволите? Минералочку? Пиво? Или покрепче?
Вадима мутило от ее приторности, и он решил тон их беседы всё-таки приблизить к официальному.
— Если не затруднит, немного минеральной воды. И, пожалуйста, Марья Ивановна, выключите телевизор. Нам предстоит серьёзный разговор.
— Пожалуйста. Желание гостя – закон.
Когда Вадим жадно прильнул к стакану с холодной, ядрёной водой, Марья, усевшись напротив него, задала вопрос первой:
— Скажите, Вадим. Неужели ваше начальство и впрямь думает, что в больнице произошло убийство?
— А как вы сами считаете? – кинул пристальный взгляд на заведующую сыщик.
— Ну?.. Если бы считала так же… то, как бы я могла находиться здесь? Ведь, если совершено убийство, то существует и убийца, и… он тогда, ведь — тут. Совсем рядом! Ведь так?
«Душ явно пошёл ей на пользу», — отметил про себя Вадим.
— Так-так, – согласился он вслух. — Именно здесь. Рядом и, быть может, даже не один, а с сообщником. Кстати, ваша подруга, как все слышали недавно, тоже считает, что брата ее убили.
— Это вы про инцидент? Не берите в голову, господин следователь: Лидии просто пить нельзя. Выпьет лишнего и дура дурой становится. Я всегда ее стремлюсь от роковой рюмки отдернуть. Она теперь только меня слушает, но… увы, не всегда…
— Давайте пока оставим смерть брата Лидии и вернёмся к смерти её отца. К смерти вашего бывшего начальника.
— Ну, а к этому возвращаться вообще бы не стоило. Глупая, нелепая, но всё-таки случайная смерть. Всё же ясно и доказано: упал… этот злополучный кусок льда…
— А вы видели это? – перебил заведующую Фирсов.
— Нет. Я находилась в своем кабинете. Что-то писала или читала, короче работала с бумагами.
— Вот видите, не вдели, а…
— Зато я слышала, — теперь уже заведующая перебила Фирсова.
— Что слышали? – удивлённо поднял брови сыщик.
— Как лед грохотал, а потом рухнул с крыши.
— Стоп — стоп — стоп. – Заволновался Фирсов. — Вы слышали падение льда с крыши?!
— Не знаю точно, но, кажется, я слышала и падение той роковой льдины, и как она даже разлетелась потом на куски.
— Такой был сильный шум?! — еле сдерживая волнение, спросил Вадим.
— Да. И потом… форточка в моем кабинете была открыта.
Всё! Этим своим заявлением Марья Ивановна прикончила сейчас, уже довольно стройную версию Вадима об убийстве главврача. То есть, даже абсолютно все версии именно об убийстве разом!
— Вскоре и Фриц завопил, — продолжала заведующая. — Но я к таким крикам привыкла и значения этому не придала. А через минуты три четыре и Геннадий влетает бледный. «Сосулькой! — кричит. – Сосулькой убило!..» Ну, я и побежала с ним, и увидела… всё… сама…
Растерянный Вадим, после некоторой паузы, взял себя в руки и на сколько мог, спокойным тоном продолжил дознание.
— А, где Бахарь находился в момент… падения льда? По моим данным, больные были на прогулке в этот момент… без него.
— Отлучился по неотложной надобности: мы все, ведь живые люди… Правда, это с его слов… не вовремя с ним напасть конечно эта случилась, но он вам уж наверное и сам всё рассказал.
Вадим хотя и делал отметки в записной книжке напротив каждого своего вопроса, но мысли его теперь крутились лишь вокруг злополучной сосульки.
— Марья Ивановна, если я вас понимаю, вы слышали, будто разлетелась глыба на кусочки, но…
— Вы знаете, — перебила опять сыщика женщина, — я уже и сама теряюсь, что я там слышала, но… грохотало прилично, кусок льда сорвался здоровенный и куски большие довольно валялись рядом, с телом… погибшего.
— Ладно, — махнул, наконец, рукой сыщик. — Шут с ним, с этим льдом! Давайте о людях поговорим. Мне нужна подробная характеристика на каждого из персонала вашего отделения. Начнем с Бахаря.
— Исполнительный, аккуратный, — закурив, стала пояснять хозяйка кабинета. — С больными терпелив и корректен. Контингент-то наш видели? Любого из себя выведут. Ну, что еще?.. Работает здесь два года. Маму я его знала. До болезни еще, потом она лечилась у нас. Я тогда в женском отделении врачом работала….
— Лечилась?! Его мать — у вас?! От чего? – не смог сдержать эмоций Фирсов.
— Шизофрения у нее была, в тяжелой форме, — спокойно отвечала заведующая. — Это у них в роду. Знаете, как это бывает? Здоровый с виду человек, живет себе до поры до времени и вдруг, раз! Становится в одночасье невменяемым. И пожалуйте тогда, любезный — в психушку, в желтый дом, как раньше говаривали.
— Надо же?! – не переставал удивляться сыщик. — Как такое может быть? Абсолютно здоровый человек в одночасье превращается в сумасшедшего? Объясните, пожалуйста, — попросил любознательный по натуре Фирсов.
— Психика человека и её патологии – вещи очень тонкие и малопонятные пока науке. Но мировой опыт показывает, что с ума сходят в основном те, кто должен сойти. Болезнь психическая рождается, как правило, вместе с человеком, но часто до поры глубоко прячется в нём так, что не заметна: не самому потенциальному больному, не окружающим, не иногда и нам — специалистам. Можно иногда сказать, что человек этот даже здоровее нас с вами, но, опять же — до поры. Как только созреют благоприятные условия для болезни, она вырывается из засады, как тать и берет человека в плен! И, как правило, увы, уже никогда не отпускает.
— Какие условия вы имеете в виду?
— Сильный стресс. Душевная рана, глубокие переживания, истощение сил физических или всей нервной системы. Возраст. С годами все системы человека дают сбой. Дед Геннадия, по матери, тоже с возрастом страдал расстройством психики, и его предки — наверняка, были больны. Обычно это передается на генетическом уровне по наследству.
— Значит, и Геннадию когда-нибудь грозит тоже самое?
— Шансы «за» и «против» — равны. Он, похоже, чувствует угрозу. Потому и работает у нас и поступать пытается в мединститут именно на соответствующий факультет тоже поэтому. Хочет наверное познать маячащую впереди болезнь, изучить и, возможно, попытается бороться с ней.
— Он что, говорил с вами на эту тему?
— Нет, но мне это и без слов понятно.
— А есть у него шанс победить эту… страшную предрасположенность?
— Мое личное мнение, как врача, что всё в руках судьбы в такой ситуации.
— Как это страшно, наверное, ожидать своё сумасшествие? – задумчиво проговорил впечатлительный Фирсов.
— Вот именно. Может, и не судьба бы, так от одного ожидания свихнешься.
— А как же Афганистан? Как он вообще в армию-то попал с такой наследственностью?
— Эти люди, как правило, тщательно скрывают болезни родственников. Существует такой парадокс: чего нельзя, того и хочется. Кто может и обязан служить в армии, те с удовольствием бы отлынили от службы, а кто не должен, стараются попасть туда, во что бы то ни стало. Но в Афгане ему, конечно, делать было нечего. Ибо цепь, на которой сидит его болезнь, там, наверняка, поослабла. И я, как врач, кое-какие ошибки и сейчас в его образе жизни замечаю. Но он не тот человек, который прислушивается к чужим советам.
— Поясните, пожалуйста.
— Он загружает свою психику на полную катушку, — не даёт ей отдыха, разгрузки: много думает, много читает, учиться в ВУЗе вот собирается, много курит, переживает, принимая всё близко к сердцу; слишком серьёзен, очень совестлив, верен жене, — такой образ жизни и у здоровых-то порой надрывает психику. А вот люди, которые живут просто, идущие — на поводу у собственных желаний, влечений, в том числе и сексуальных, быстро забывающие неудачи и проступки, не осуждающие ни себя, ни других, — составляют ядро здоровой физиологии и психики человечества.
— Это, похоже, и ядро — вообще вашего мировоззрения? Я правильно вас понимаю, Мария Ивановна? – Съёрничал Фирсов.
— Возможно, что и так, — нисколько не смутилась женщина, — но основано оно на выводах моего профессионального опыта, который подтверждает, кстати, великого Фрейда. Да ядро моего мировоззрения – либерализм! Либерализм во всём! Во всех проявлениях человеческих отношений.
— Слышал о Фрейде — кое-что проходили. А можно вопрос дилетанта, Марья Ивановна?
— Валяйте.
— А вы не обидитесь?
— Попробую.
— В народе бытует мнение, — стал пояснять сыщик — что все врачи-психотерапевты, психиатры и даже психологи, копаясь… э-э… в не всегда здоровых проявлениях разума и души, сами тоже… становятся… со временем, малость — «того». Мол, нет исключений и тут, профессия накладывает свой отпечаток.
— Есть такое дело, — запросто согласилась Марья. — Вполне может быть, что на кого-то и накладывает, только не ждите, конечно, что таковые по отношению к себе именно, с этим согласятся. — Но хочу добавить, не из-за обиды, конечно, а это констатация общепризнанного факта, что нет на земле человека, к психике которого, если глубже в ней покопать, нельзя было бы придраться. По — аналогии, что нет вообще здоровых, есть – недообследованые. У каждого, хоть какие-то, пусть свои и очень специфические, но отклоненьица есть. Свои тараканчики, так сказать, в голове обязательно имеются. Хотите, Вадим, открою вам, где у вас тонко? Вам, конечно, ничего страшного не грозит, не беспокойтесь, но другого на вашем месте это могло бы привести к каким-нибудь маниакальным проявлениям.
— Ну-ка, ну-ка, интересно! Какие такие тараканы в моей голове? – вроде бы бодро, но на самом деле очень волнуясь, попросил сыщик.
— А вы не обидитесь?
— Нет, конечно.
— Ну, тогда вот что я имею = ввиду. Вы, Вадим, очень робки с женщинами и не признаетесь в этом себе. Этот комплекс и может, в конце концов, перерасти в патологию. Вы парень видный, наверняка, многим нравитесь, так смелее – вперёд! Вас хотят, а вы не даётесь, это же глупо в самом деле.
Вадим Фирсов тут же покраснел, как рак, от диагноза поставленного экспронтом, профессиональным врачом, потому что Марья Ивановна попала в точку. Он действительно со слабым полом был не смел и почти не имел к стыду своему, до сих пор опыта близких отношений с женщинами, но не считал это никакой патологией… и ругал себя сам за свою излишнюю застенчивость и пытался, как мог, бороться с нею и надеялся в глубине души, что уж с любимой то девушкой, которую он встретит, наверное, уже скоро, он будет вполне и смел, и раскрепощён…
— Может, вы в чём-то и правы, — ответил молодой сыщик, стараясь не выдавать свои истинные чувства. — Но мы отвлеклись, давайте, продолжим о персонале больницы. Скажите, Геннадий Бахарь со своим, так сказать, психологическим или психическим наследством, мог пойти на убийство?
— С предрасположенностью или без таковой — ни за кого ручаться не собираюсь. Хоть я и врач, но чужая душа — сами знаете…
— Ладно, следующий в моём списке Владислав Болотников. Что этот санитар представляет собой?
— Ну, это фрукт, каких мало, — с места в карьер стала характеризовать подчиненного заведующая. — Грубиян, завистник и сплетник, чего в мужчинах я — особо не перевариваю! На работе ленив и ворчлив. А деньги так обожает, из-за каждой копейки скандал учиняет, что за них, пожалуй, и душу продаст. Короче, этот субъект весь из недостатков и способен, по-моему — на все!
— И убить?
— И убить!
— Круто вы с ним. Может Влад просто молод, и как личность ещё не сформировался, — попробовал заступиться Фирсов за очерченного только в черных тонах санитара. – Хотя в армию вот ему бы, уж точно не помешало б сходить, чтоб спеси малость поубавилось. Значит, ничем положительным разбавить этот мрачный образ не можете?
— Могу добавить только, что он ещё и враль, каких мало! Так что сами не очень-то его болтовне доверяйте.
— Тогда почему его держите такого у себя?
— Причины банальны. Нехватка финансов, все статьи бюджетов трещат сейчас по швам, по всей стране. Сами же и в милиции у себя ведь это наверное тоже ощущаете? Тем более, Влад еще и практикант. Их навязывают. У нас по штату в три раза больше людей работать должно. Правда, и больных здесь в пять раз больше было.
— И куда же больных-то дели?
— У кого есть более или менее близкие родственники, отправили по домам на страх и риск для общества. Но альтернативы нет. Остались тут только сироты, да за кого денежки платят. Этот куцый персонал и то еле-еле удерживаем. Мужики хоть из-за спирта тут держатся. С ними проще. Вообще с мужчинами всегда легче, даже с пациентами. Вот когда работала в женском отделении, такого насмотрелась! Хотя, знаете, и сама женщина…
— Ну, а Анну Васильевну, чем заинтересовали? — перебил Фирсов.
— Повезло просто, что сектантка. По своим мазохистским верованиям здесь и подвязается.
— А я думал, что она — православная христианка.
— А, — махнула безразлично рукой Марья, — не всё ли равно, в какой посуде поднесут яд: опиум, он и есть опиум. Мы-то с вами люди современные, с высшим образованием это понимаем.
Вадим не стал спорить, хотя на счёт этого имел своё мнение. Сам он был крещёным, но в полной мере пока к вере не пришёл, зато мама его, с недавних пор вообще, можно сказать стала воцерковлённой христианкой. Соблюдала посты, каждое воскресенье почти и по всем праздникам посещала храм, часто причащалась, и он к её вере относился уважительно. Однако, понимая, что Марье с ее любимым Фрейдом все религии есть — глупость человеческая, задал следующий вопрос:
— Марья Ивановна, а часом не знаете, что за трагедию пережила Анна Васильевна? Это ведь видно по ней даже невооруженным взглядом.
— Да! — опять изобразила жест безразличия заведующая, — аборт она когда-то сделала в молодости. Обычное бабье дело. Правда, ей не повезло, — бездетной осталась на всю жизнь, вот и думает, что ее Боженька наказал. Ну и пусть думает, что грех свой здесь отрабатывает. Нашей нищей нищий медицине это толшько на руку.
Не подавая вида, как раздражают его подобные циничные заявления Максимович, Вадим продолжал задавать вопросы:
— Теперь о Дмитрии Черине. Ну, Диму вы видели, — уже масленым голосом и не спеша, стала пояснять Марья Ивановна. — Одна внешность чего стоит. Высокий, стройный, не просто симпатичный, а красавец, даже породистый, я бы сказала. Во всех отношениях приятный молодой человек. Немного наивен, слишком открыт, а так… я им очень довольна. Вот за кого бы я могла поручиться, так это за него. Дима и мухи никогда не обидит.
— А водитель Березин, что за человек?
— Березин Александр – и человек не плохой и хороший семьянин, воспитывает двух девочек, которых обожает…
— У него было что-то вроде ссоры с бывшим?
— Вы имеете инцидент с его увольнением? Да ну, какая это ссора? У начальника покойного с другими бывали стычки и похлеще.
— Ну, а о стороже, что можете сказать?
— А с ним-то вам, по-моему, и так всё ясно должно быть. Ведь он же сидел!
— Ну, хорошо, с персоналом покончили. А как вы считаете, Марья Ивановна, с больными можно было бы мне побеседовать? Хоть в какой-то форме?
— Да вы что?! Это же люди с расстроенным рассудком! Даже, если кто-нибудь из них и сознается в совершении преступления, всерьез-то это воспринимать нельзя.
— Но, наблюдая за больными, я пришёл к выводу, что некоторые их них не так уж и больны.
— Это наблюдение не специалиста. И запомните, Вадим, здесь здоровых людей быть не может!
— А я вот слышал о фронтовике Рязанове Николае Васильевиче. Говорят, вполне вменяемый человек был, а проходил у вас курс лечения.
— А, это тот, который в стационаре бросился с третьего этажа в пролет лестницы?
— Как? Он тоже покончил с собой?
— Да. Это как раз и доказывает, что держали его тут не зря и что с психикой у него нелады.
— А может, нелады стали от того, что попал сюда?
— Попал тоже не беспричинно. Хотя может ему еще не повезло, что балкон его квартиры выходил на центральную улицу? Ведь когда проходили демонстрации по поводу торжеств майских или ноябрьских, он орал, в не трезвом состоянии, так сказать, сознательным массам антипартийные лозунги, обзывая не цензурно, всю тогдашнюю партократию, славя только Сталина и портя идейным трудящимся праздник.
— И что, этого было достаточно, чтобы попасть в дурдом?
— Тогда в СССР — вполне. И вообще, Вадим, все кто к нам попадает, проходят обследование не одного врача. Целый консилиум специалистов решает, направлять их сюда или нет. Специфика наших учреждений такова, что мы подчинялись всегда не только своему медицинскому, так сказать, руководству, но, порой, и гораздо более высоким, могущественным и очень серьёзным инстанциям.
— Вы имеете в виду КГБ?
— Я толком не знаю, но, догадываюсь, что высшее начальство с подобными организациями общается и сейчас, и когда сверху мне говорят: такой-то должен у нас полежать с таким-то диагнозом, да ещё уточняют, сколько времени, я предпочитаю не задавать лишних вопросов. И чувствую, что и моё начальство так же не может выйти пока, из под патронажа подобных, так сказать, структур. Так что мой совет вам: обходите всё-таки некоторые углы, не будьте очень дотошны!
— Спасибо за совет, — с улыбкой поблагодарил Вадим. – Ну, а — бывший ладил с КГБ?
— А, как с ними можно было не ладить? Поговаривали, что он вообще у них тайно служил и даже звание какое-то имел.
— Даже?!
— Поручиться не могу, это только на базе сплетен. Но друзья, по крайней мере, среди КГБешников, у него были. Ну, по крайней мере народ так поговаривал.
— А фирму он организовал благодаря, наверное, именно этим связям?
— Вопрос не по адресу. Знаю только, что организовал и отладил и что она рентабельна и вполне доходна, а теперь Лидия полная ее хозяйка; но, мне кажется, что для неё же, было бы лучше, если бы над ней все-таки стояла ещё какая-то сильная личность. Отец сдерживал её бурный темперамент. Его она побаивалась, а теперь некого.
— А что, нужно обязательно кого-то побаиваться?
— Для некоторых необузданных натур это просто необходимо, иначе такого накуролесят!
— А как вы думаете, почему она кричала, что Банкир — рогоносец? Она что, знает о его личной жизни? Их пути пересекались как-то?
— Не думаю. Но то, что «рогоносец» — её любимое словечко, я знаю точно.
— А, всё-таки, может не зря она подозревает Банкира в убийстве брата?
— Моё мнение, — чушь это несусветная! Мы с вами люди неглупые и понимаем, что за ним — большущие деньги. Станет он из-за флакона одеколона рисковать ими? Не говоря уже о свободе. Это же абсурд. А Лидия, просто часто идёт на поводу эмоций.
— Но ведь, по-вашему, Степан Водопьянов — такой же, психически больной. А, следовательно, действия его могут быть и непредсказуемыми.
— По-моему, я все карты перед вами раскрыла: тоже считаю не всех, из проходящих у нас лечение, очень больными. И по большому счету, повторю, ни за кого, ни в чем не ручаюсь! Ни за персонал, ни за больных…
— Последний вопрос, так сказать, на десерт. Экспертиза показала, что в крови покойного брата Лидии столько спирта, как будто его здесь лечили, именно алкоголем, а не от него. Чем это объяснить?
— Я не замечала, чтобы он был нетрезв. И с этим вопросом лучше обратиться к санитарам. Ночью они здесь хозяева.
— Понимаете? Тот, кто спаивал его, косвенно повинен в его смерти, особенно если это самоубийство. – Более холодным и строгим тоном произнёс Фирсов и видел, как забегали и засуетились глазки заведующей.
— Знаете что, Вадим? –поправила в в волнении халат женщина. — Вы лучше у Лидии поинтересуйтесь насчёт брата… их отношений в больнице нашей… и вне ее…
В вопроснике Фирсова далее шли чистые листки, и он с удовольствием захлопнул его.
— Спасибо за информацию и минеральную воду. На сегодня к вам у меня вопросов больше нет, — вставая, подъитожил он.
— Очень приятно было с вами побеседовать. Если что-то ко мне появится, обращайтесь. С удовольствием удовлетворю… ваше любопытство, — с неприятной, жеманной улыбкой поставила точку в разговоре и заведующая.