ГЛАВА 9
«Нет, — подумал Вадим уже в коридоре, вытирая вспотевший лоб, — с мужиками работать, действительно, куда как проще!»
Навстречу милиционеру по коридору шел Черин.
— Вот ты-то мне как раз и нужен, — остановил его Вадим. — Скажи-ка, Дмитрий, что за гадость нюхал Наркоша, когда ты его застукал с пакетом на голове?
— Бензин.
— Бензин?! Я думал, эти придурки нюхают только дихлофос.
— Такие уроды, что угодно готовы нюхать, лишь бы одуреть.
— Действительно, — уроды! А как, по-твоему, можно ли под воздействием паров бензина, его опьянением, так сказать, натворить чего-нибудь — этакого? Убить человека, например?
— По-моему, нет. Какое от него опьянение? Тошнота да головная боль.
— М-да! Наверное, действительно нужно быть со сдвигом, чтобы добровольно напялить на свою башку целлофановый пакет. Ну, а бензин где он раздобыл, как ты думаешь?
— Да у нас столько машин во дворе, трудно, что ли?!
— Ну, так вы же все-таки наблюдаете за больными.
— За этим углядеть невозможно: такой проныра! Я его больше всех из больных недолюбливаю. Да вы сами бы его допросили, что и как?
— А разве можно психбольного допрашивать? – удивился Фирсов.
— Так он не псих, а просто, как бы на реабилитации. Вы зажмите его в темном углу, пару нежных ударов в печень и, как говорит Влад, любой псих начинает, не плохо соображать.
— Нет-нет! Для меня этот вариант отпадает. А как Банкира разговорить, чтобы ты посоветовал?
— Банкир мнит о себе очень много, разговаривает только тогда, когда сам того пожелает. А если кто приставать начнет, у него карточек визитных миллион. Он вместо ответа их совать начинает, как на самом деле полоумный, там телефоны его адвокатов. Из налоговой как-то приезжали, так ни с чем и уехали. Но вы попробуйте, вдруг с вами заговорит.
— А где они сейчас все?
— Где-то во дворе, их Влад пасёт. Вечерний моцион у них.
Вадим вышел на улицу и с удовольствием ощутил свежую прохладу весеннего вечера. Тени от зданий и деревьев вытянулись, а солнечные блики между ними приобрели розоватый оттенок. Самые большие пятна солнечного света были на воротах, которые вдруг заскрипели и поползли в сторону, и из другого мира въехала степенно всё та же чёрная «Волга». Алексей в ней был один. Выйдя из машины, он сразу направился в здание, прямиком к заведующей. И уже через минуту он, Марья и Дмитрий сели в машину и покинули территорию больницы.
Фирсов, найдя взглядом группу больных, направился в их сторону. Влад был не один, а в компании Геннадия и Березина. Ефимыч, закрыв ворота, тоже присоединился к ним.
— Геннадий, можно тебя на минутку? В последний раз, сегодня, — пообещал Вадим, отводя в сторону Бахаря.
— Да ничего, можно и — не в последний, — ответил с улыбкой санитар.
— Геннадий, скажи-ка, пожалуйста, каким ты в тот роковой день туалетом воспользовался?
— Дурацким, конечно. Он был ближе.
— То есть тем, что в противоположном крыле здания? Тогда понятно, почему ты не слышал падение льда.
— А что, кто-то всё-таки слышал?
— Да. Марья Ивановна.
— А я и не знал, об этом: нас ведь опрашивали порознь. Да тогда, собственно, всем и так было ясно и понятно, что произошел просто несчастный случай.
Вадим, слушая Геннадия, поймал себя на том, что после разговора с Марьей смотрит на него с явным сочувствием, а потому тут же одернул себя. «Нет-нет, пока убийца не обличен, нельзя поддаваться сентементам. Это может ослабить бдительность и повредить делу».
— Ты не в курсе, Геннадий, кто спаивал здесь в больнице Фёдора? – продолжал он задавать вопросы, перескакивая с одного происшествия к другому.
— Я замечал, что он пьёт, но откуда достаёт алкоголь вникать не стал, потому что, примерно, догадывался, откуда ветер дует, ведь начальству-то было по фигу. Да и Фёдор всё равно бы спился, ибо, когда человек сам не хочет быть человеком, ему никто не сможет помешать опускаться и далее.
— Ты хочешь сказать, что санитары в этом как-то были замешаны?
— Я — нет. А у остальных поинтересуйся сам, пожалуйста, Вадим.
— Ну что ж, спасибо. Ты свободен от меня, по крайней мере, до понедельника. Да! А почему эти, на чёрной «Волге», вас с Березиным сейчас не прихватили? Могли, до троллейбуса хотя бы, подбросить?
— Да… у них своя свадьба, – махнул рукой Бахарь.
— Влад, — обратился сыщик уже к дежурному санитару, — теперь твоя очередь. Займу не больше минуты.
Влад, ворча что-то под нос, нехотя подошёл: как будто Вадиму самому было приятно с ним беседовать. После Марьи Ивановны, этот субъект был вторым, кто был очень неприятен Вадиму. Но работа есть работа, нужно было терпеть, тем более среди преступников бывают, на первый взгляд, очень даже симпатичные люди, а среди невиновных – наоборот. Поэтому личные эмоции, и впечатления могут только запутать сыщика.
— Влад, расскажи, пожалуйста, как произошла ссора между Фёдором и Банкиром? – Задал свой первый вопрос Вадим.
— Короче, — начал нехотя пояснять санитар, — Федул выжрал его дорогущий одеколон, ну а Банкиру это не понравилось. Федька был единственный, с кем этот фраер мог сладить. Вот и вцепился ему в глотку, но я был рядом, и это дело быстро пресек.
— Значит, была и первая попытка удушить алкоголика. А как он вычислил Фёдора, что это именно он украл одеколон?
— В его тумбочке нашёл свой флакон, естественно уже пустой.
— Фёдор сознался?
— Конечно, нет. Кто сознаётся в таких случаях?
— Угрозы Банкир выкрикивал какие-нибудь?
— Кричал: «Убью!»
— А как думаешь, мог бы?
— Да вряд ли. У него ж чуть, что, очки падают, а без них он – ничто, слепой, как крот.
— Ну, а теперь ответь, пожалуйста, зачем Фёдору понадобилось выпивать одеколон Банкира, когда на протяжении всего его лечения у вас, он не испытывал недостатка в алкоголе? Кстати, а кто из вас, из санитаров, спаивал его здесь?
Влад посмотрел внимательно в глаза Вадима и решил не рисковать, а направить сыщика сразу к первоисточнику.
— А вы лучше у его сестры спросите — ей виднее! Мы здесь через двое суток, а она каждый день тут ошивается или Лёшика – водилу своего засылает.
— Хорошо, спрошу обоих обязательно. Ладно, отбой на сегодня.
Когда сыщик с Владом подошли к остальным, Ефимыч, похлопав себя по животу, мечтательно и восхищенно произнес:
— Вот это стол! Вот так бы всегда!
— Да неплохо бы, — согласился Березин. – Только бы по более веселому поводу эти столы собирали. И чтобы не пугали, когда увлечённо пережёвываешь пищу. Да, Ефимыч?
Все рассмеялись шутке Березина, глядя на сторожа, вспоминая его застольно-подстольный инцидент. Сторож же, не стесняясь милиционера, пообещал:
— Этот Страхудила у меня ещё кровью умоется! Отучу козью морду — людей пугать!
Никто конечно не воспринял угрозу, обиженного старика в серьёз, было понятно, что это всего лишь как говорят в народе пустые понты.
— Ефимыч, — обратился к сторожу, сквозь смех, Геннадий, — ты произвел бы революцию в медицине, если бы отучил Страшилку пугать, Плаксу плакать, а Счётчика считать. Это бы означало, что ты вернул им рассудок.
— Но это дело невозможное, — вставил Влад. — Их только могила исправит… братская, — почему-то добавил он в конце.
— И вообще, — продолжил Березин, — психи ведь порою очень мстительные! Попробуй только тронь. Кому спускают, а кому и нет!
— Это точно, — поддержал шутку Березина Геннадий. — Я их и не трогаю, потому что злопамятные они, как афганские верблюды.
— Во-во! И прецеденты в нашей больничке уже есть, — подвёл черту Влад.
— А вот это уже нехороший юмор, — не выдержал Вадим. — Следствие не закончено и суда ещё ни над кем не было. Может, месть больных тут и не причем вовсе, может и впрямь эти две смерти к убийствам отношения не имеют.
— Правильно, — поддержал Вадима сторож, — не дураки прецедеты эти самые делали: у них ума на это не хватит. — Повернулся к Фирсову и незаметно для остальных заговорщически подмигнул ему.
— Ефимыч! — обратился к старику Вадим, заметив знак. — Пойдём, подстрахуешь меня со спины. Хочу попытаться с некоторыми больными побеседовать.
Отойдя от санитаров, сторож зашептал сыщику:
— Есть ещё информация.
— Какая, Ефимыч?
— Я вспомнил: у главврача, когда он трупом валялся, ноги вместе были и руки по швам, как будто по команде «смирно». Так не бывает, когда человека, смерть неожиданно застигает, и он в сей час валится замертво.
— А когда так бывает?
— Когда его тащат по земле. Оттаскивают с места, где смертушка настигла.
Вадим восхищённо посмотрел на сторожа.
— Ну, молодец! Ну, мудрец! Действительно — школа жизни у тебя будь здоров.
— Да будь она неладна, эта школа! А на убитых я насмотрелся вдоволь. Я ж и воевал маленько, да власти запомнили только то, что сидел.
«Опять в пользу моей версии, — замелькали очередью мысли в голове милиционера. — Конечно же, не под самую ведь крышу ставил машину главврач. Завалили ударом по голове и подтащили поближе к стене, чтоб правдоподобнее версия с сосулькой выглядела. Следы больные затоптали. А то, что Марья слышала грохот, это ещё ничего не значит. Надо просто разобраться, что она слышала, и слышала ли вообще?»
Пока голова сыщика размышляла над последним, ценнейшим сообщением, ноги сами собой подвели его к Водопьянову. Тот сидел на лавочке и даже не повернул в его сторону головы. На щеках у Банкира гуляли желваки, ноздри раздувались, как у быка перед красной тряпкой, грудь взволнованно вздымалась. Он производил впечатление, если уж не психа, то, по крайней мере, очень нервного субъекта. Вадим хотел, уж было заговорить с ним, но больной вскочил и ринулся прочь. Правда, на лавочке оставил целую горсть визитных карточек. Вадим переглянулся с Ефимычем.
— Псих, — пожав плечами, спокойно отреагировал старик.
— Что и следовало, собственно, ожидать, — согласился со вздохом Фирсов. Пару карточек он всё-таки положил в карман, а остальные, будучи и дворником, подобрал сторож, чтобы не пришлось потом ему же подбирать с земли.
Наркоша наблюдавший за ними, поняв, что Вадим может заинтересоваться и им, подражая Банкиру, тоже поспешил удалиться.
— Я тебе, козлина!.. — вдруг заорал позади сыщика Ефимыч. — Только попробуй, подлюка!
Вадим обернулся, и на лице у него появилась улыбка. Оказывается за ними, прячась за деревьями, крался Страшилка. Его-то бдительный Ефимыч, как и велел ему Фирсов подстраховывая сыщика со спины и приметил, сорвав нападение сумасшедшего. Обескураженный больной, выйдя из-за дерева и опустив голову, понуро поплёлся прочь, чуть не плача, от неудачной попытки напугать.
Гоняться сейчас за Наркошей Вадим посчитал делом неблагодарным. Да и что, собственно, он мог узнать полезного, от юного токсикомана?
Невдалеке сидел Плакса прямо на земле и, оправдывая свою кличку, горько плакал. У этого больного было два состояния. Когда он не плакал, он был в абсолютной меланхолии и, наверное, просто копил влагу для глаз. А, накопив ее, так горько рыдал, будто жалел не только всех живущих и уже умерших, но ещё и не родившихся на свет.
— Ну, что ты плачешь? – не надеясь на ответ, спросил больного сыщик, подойдя к нему поближе.
— Жалко, — вдруг ответил сквозь слёзы Плакса женоподобным голосом.
— Кого ж тебе жалко? — уже с интересом задал второй вопрос Фирсов.
— Его, — вдруг показал корявым пальцем дурачок на сидевшего на ближайшей лавочке Абрама. Тот с аппетитом поедал какую-то сушеную рыбешку, был весь в чешуе и казался очень довольным, хотя ему и досаждали мухи. Он, наверное, расхохотался бы опять, если б расслышал этот разговор.
«Да. — Подумал Вадим, — нашел ты, кого жалеть! Скоро этот жулик-симулянт выйдет отсюда здоровым и богатым, а ты останешься тут навсегда, оплакивать оставшиеся свои денечки».
Проходя мимо Счётчика, сыщик со сторожем остановились посмотреть, что он с таким старанием считает вслух. Оказалось, — этот вечный счетовод, сидя на бордюре, старательно отламывал ножки крупному, майскому жуку, разглядывал тщательно, близко поднося к глазам каждую, затем бросал наземь, не забывая сосчитать. Когда ножки у бедного жука закончились, он вскочил и побежал к забору.
— Там муравьи, — пояснил Ефимыч, — его любимое место. Их много, они мельтешат, сосчитать трудно, а в том ему самый смак. А вон тот, — показал он на Молчуна, — поначертит решеток на песке и часами с них глаз не сводит. Если бы не был дураком, я подумал бы, что о побеге планы строит.
— Да, Ефимыч. Как все-таки нам с тобой повезло, что мы не такие! — резюмировал Фирсов.
— Эт — точно. И не приведи Господь! Ведь жизнь-то еще не дожили до конца.
— Не переживай напрасно, Ефимыч, сходят с ума те, кто должен сойти, мне сегодня так объяснили. А раз так, — подытожил сыщик, — от судьбы не уйти, хоть бойся сумасшествия, хоть не бойся.
Сегодня, Вадим с еще большим удовольствием, чем в предыдущие дни, вышел за ворота этого унылого заведения. Голова, казалось, разбухла от информации и впечатлений, накопившихся за эти дни. «Надо отвлечься, отдохнуть, развеяться, а уж потом, со свежими силами, снова браться за разгадку тайн этого странного и мрачного дома» — сделал он вполне логичный вывод, удаляясь от больницы в сторону троллейбусной остановки.
ГЛАВА 10
Не заходя домой, Фирсов завернул к соседу-рыбаку, который все выходные проводил на лоне природы с удочкой. Юрий был старше Вадима лет на семь, но вел себя с ним, как с мальчишкой, бесцеремонно поучая и наставляя в делах не столько рыбацких, сколько житейских. Вадиму это, конечно, не нравилось, а потому и на рыбалке с ним бывал довольно редко.
— О, Вадя?! Здорово, парняга! — радостно встретил соседа по подъезду рыбак. — Заходи, проходи. Сегодня в десять вечера трогаем!
— Так ведь…
— Да и без всякой дедукции ясно, раз ты у меня нарисовался, значит, по рыбалочке соскучился. Редко захаживаешь, никак я тебя не заражу по-настоящему. Рыбу есть любишь, а не рыбак! Короче, бери пузырь, пожрать и в двадцать два ноль ноль, как штык – у моего подъезда!
— Только ты же знаешь, Юр, у меня ведь удочек нет.
— Эх ты салага, у мужика удочка всегда при себе. Беги в комок, сказал, остальные проблемы беру на себя.
— Юр, но ты ведь уже «под-шафе». Рыбалка-то не сорвется? – засомневался Фирсов.
— Вот что значит — мент. Унюхал уже. Однако пора, Вадик в людях разбираться. Я за себя всегда отвечаю, в любом состоянии.
— Ну, ладно-ладно, договорились.
Вадим сходил за водкой. Попросил маму собрать кусочки в поход и успел даже пару часиков вздремнуть.
А в десять часов вечера ровно, Юрий взвалил на Вадима, как на младшего неприподъемный рюкзак, сам взял его легкую сумку, и такие же лёгкие удочки, и они направились пешком на железнодорожный вокзал.
Как только электричка тронулась, Юрий сразу предложил:
— Давай, по пять капель.
— Подожди, Юр, — воспротивился Вадим, — хоть до места доберёмся. У костра-то куда, как приятней.
— Ты не понял, у меня початая есть. — Он достал из кармана плоскую металлическую фляжку и побултыхал ею перед лицом Вадима. — А то друзья на «Загородной» подсядут, на хвост упадут.
— Какие ещё друзья?!
— Да двое: я им звякнул по телефону, как ты ушел. Они заядлые, спасу нет! С ними уж точно поймаем. Я за просто так ездить не люблю, ты ж знаешь! – хлопнул Юрий панибратски Фирсова по плечу и чему-то расхохотался.
Вадим вздохнул и подумал: «До чего же все рыбаки хвастуны! Знал бы, что много народу будет, не поехал. Лишь бы не приставали, дали отдохнуть». Вслух же с досадой в голосе произнес:
— Пей, Юран сам. Я не буду.
Юрия упрашивать не пришлось, он приложился к фляжке, но до конца не допил и убрал выпивку в карман. Вадим ушел вскоре в тамбур, ибо товарища стало разбирать, а трезвый пьяного никогда не поймет. Вот и «Загородная», и как здорово, что рыбаки не вошли в вагон. Наверное, раздумали, на счастье Вадима. Это приподняло ему настроение, но куда оно девалось, когда, он вернулся из тамбура. Товарищ встречал его с довольной пьяной ухмылкой на лице в компании… двух девиц, одетых по-походному, с туго набитыми сумками.
— Знакомьтесь, девчата! Это Вадим, мой друг и сосед, майор, старший оперуполномоченный уголовного розыска.
— Ва-ва-дим, — волнуясь от злости, еле выдавил из себя милиционер.
— Холост! — продолжал рыбак делать рекламу соседу, мешая выдумку с правдой. — Малость застенчив по жизни, но на работе — зверь! Урки его боятся — страсть! Вадик, садись, в ногах правды нет. Вот – Валя, это моя рыбачка. А Зоя – твоя. Смотри, не перепутай! Я ревнивый, ты знаешь.
Вадим машинально окинул взглядом, с ног до головы, «свою рыбачку». Зоя просто и мило улыбалась; с первого взгляда чувствовалось, что девушка сама по себе порядочная, но… Она была ростом с него, если не выше. Вадиму же нравились наоборот, миниатюрные девушки: стройные, с маленькой ножкой и детскими пальчиками. Девушки, как позже выяснилось, были из одного с Юрием цеха. Шеф-рыболов рассказывал уже какой-то наипохабнейший анекдот и сам же ржал над ним. Валя слегка подхохатывала. А Зоя, опустив глаза, уже не улыбалась. Девушка была умная и сразу прочла по выражению лица Вадима, что не понравилась ему. Фирсову было жаль её и немного себя. Оба попали в крайне дурацкое положение. А из-за кого?
— Юрий, пошли, выйдем на пару слов! — почти скрипя зубами от злости, пригласил Вадим соседа в тамбур.
Юрию ничего не оставалось, как подчиниться: он никогда еще не видел такого злого лица у своего подшефного.
— Чё, ты, опять недовольный? Такую бабёнку тебе подогнал, разведёнка к тому же. — С невинным видом оправдывался, в тамбуре рыбак.
— Я тебя!.. Я тебя просил?! — буквально прорычал Вадим.
— Чё разозлился-то? Я ж как лучше хотел. Для тебя ж старался. – Искренне удивлялся сосед, такой реакции сыщика.
— Ты, почему не предупредил, что их прихватишь? Я бы не поехал!
— Потому и не предупредил. Ты чё, Вадик, их боишься, что ли? Или кого еще? Это я ведь женатый — мне надо бояться. А тебе-то чего?
— Да не это мне сейчас надо! Пойми! У меня другим голова занята. Мне отдохнуть надо было на природе! И потом подумать в тишине и покое о своем. – Почти простонал сыщик.
— Ну и отдыхай с Зойкой! А завтра с утра проводим их.
— Какая Зойка? Она выше меня!
— Брось ты эти мелочи! Телевизор что ли не смотришь? — не сдавался Юрий, — счас такие бабы в моде: чем длиннее, тем шикарнее считается!
— Эта мода не по мне.
— Короче, сдрейфил, да? Так и скажи. А пора бы уже и тренировки начать. Женишься, что с бабой будешь делать? Они тюнь-матюнь не любят. Да глянь, глянь сколько в ней секса!
Вадим тяжело вздохнул и подумал: «Ну что сейчас с пьяного возьмешь? Вот протрезвеет, я с ним поговорю!» Вслух же сказал:
— Ладно, Юран! Иди к девчонкам, развлекай их, а я соберусь пока с мыслями.
— Ну, вот и молодец! Соберись, соберись с мыслями и увидишь — согласишься со мной. Пора, Вадик мужать, вот что я тебе скажу, пора!
Юрий пошел к девушкам, а Вадим прильнул к черному окну в тамбуре. Ему пришла, вдруг, в голову дерзкая, но спасительная идея. Она заключалась в бегстве. Электричка, как нельзя, кстати, замедлила ход, остановилась, двери распахнулись и… Вадим выскочил из вагона в темноту, а когда поезд снова тронулся, с облегчением помахал ему вслед. «Разбирайся теперь, Юра, с обеими. Ты мне подложил свинью, а я тебе ее просто вернул». Теперь Вадим рассчитывал до прибытия встречной электрички обо всем спокойно и впрямь поразмыслить. Но и тут над «спокойно поразмыслить» нависла не предвиденная угроза. Ибо помимо кромешной темноты, поглотившей тут же Вадима, на этом Богом забытом мизерном полустанке со всех сторон его начали атаковать… комары! Безветрие, тишина и духота, которые, бывают, когда где-то рядом бушует гроза, как правило, сопровождаются на лоне природы нудным и ужасным комариным звоном. Почему-то именно в такие минуты у этих кровососов разыгрывается наиболее зверский аппетит.
По вполне понятным причинам, Вадима сразу заинтересовало расписание. Он нашёл взглядом силуэт будки-кассы на платформе и заспешил к ней. Она, естественно, была закрыта, а вокруг ни лучика света. Благодаря зажженным спичкам, которые у кого-то прихватил нечаянно в дурдоме сыщик выяснил из расписания, что ближайшая электричка в город, будет не ранее часа ночи. «И угораздило же именно в этом месте сойти?! — почти простонал Вадим. — Ну, Юра! Ну, погоди!..» Руки его в это время уже спешно ломали самостоятельно, кажется без всякой команды мозга ветки — безотказное народное средство против комаров. «Чтобы быстрее прогнать время ужасной пытки, нужно постараться с головой уйти в проблему, и хорошо, что таковая у меня есть: надо побыстрее сосредоточиться на загадках сумасшедшего дома!» — внушал себе сыщик, приплясывая вдоль линии и бичуя себя зеленым веником, как в бане.
И у него это получилось, вскоре уже и не заметил, как с головой погрузился в анализ своего первого самостоятельного расследования так глубоко, что забыл про гнусных, мелких вампиров.
«И так… все по порядку… – размышлял он. – Сначала: убийство главврача. И классический вопрос, кому оно выгодно? Как не парадоксально, но выходило, что выгодно оно, прежде всего – его родной дочери – Лидии, которая к отцу добрых чувств, похоже, не имела вообще. Лидия натура взбалмошная, непредсказуемая. От таких чересчур оригинальных людей можно ждать чего угодно. Как, например она отделала Банкира! Еще характерный пример неуравновешенности: любовь к быстрой езде, говорящая о тяге к риску и нетерпении, а также – о склонности к нарушению правил движения, то есть неподчинении общим нормам и закону. Вопрос: «Могла она посягнуть на жизнь отца, поднять руку на него?» Ответ: «Сама – всё-таки вряд ли. А идею убийства вынашивать, вполне и нанять кого-нибудь на это — тоже». Теперь, по выяснении некоторых фактов и ближайшем ознакомлении с подозреваемыми, Вадим отсек сразу несколько человек. Первая, кто отпадала от подозрения – это Анна Васильевна: верующая и кроткая женщина, тем паче и физически далеко не сильная.
Вторым, как ни странно, Вадим отсекал Ефимыча. Ведь именно он преподносит улики, работающие на версию убийства. Не станет же преступник сам рубить под собой сук?
Третьим был Александр Березин. Если бы он был замешан, вряд ли рассказал бы о подмене монтировок.
Марья Ивановна тоже мало походит на убийцу, но она слышала то, чего никто больше не слышал: падение льда с крыши…. А этого не могло быть, и потом она – подруга Лидии. Поэтому с Максимович снимать подозрения, по крайней мере, как с соучастницы пока нельзя.
«Теперь вторая смерть: – продолжал размышлять сыщик. — Смерть алкоголика Фёдора — сына главврача, слабохарактерного, боязливого человека, решившегося вдруг наложить на себя руки. Мало вероятно, хотя пьяный был подвержен белой горячке, а, значит, всё-таки мог бы подобное совершить…. Но почему пьяный в больнице?!.. Так ведь поили. Зачем? Затем, чтобы поверили, что повеситься вполне мог сам. Логично. Кому выгодна его смерть? Снова Лидии! Медперсонал намекает, что спаивание Фёдора идёт от нее. Ведь часть наследства от отца должна была перепасть и сыну. Значит, она вполне могла быть заказчицей обеих смертей! Кто же тогда исполнители? В первую очередь, скорее всего — санитары. А может, даже и ее шофер – Алексей. Хотя, вряд ли. Кто ещё? Больные? Но как можно им заказывать такое? Из больных под подозрение могут подпасть только «псевдики». То бишь – симулянты и липовые психи. Их трое. С санитарами подозреваемых набирается, аж шесть человек. Хорошо, пройдемся по очереди по всем, определяясь по каждому в частности.
Сначала санитары: Первый – Влад Болотников. Убийство Фёдора произошло в его смену. Это самое большое «за», которое подводит его под подозрение в убийстве. По характеру, этот человек жесток и циничен, любит деньги. И за них, говорят, может продать душу дьяволу. Так, может, и продал? Тем более у заказчицы денежек — невпроворот, да и заказать отца и брата может действительно только дьявол, дьявол в юбке – в нашем случае…
Второй – Дмитрий Черин. На убийцу не похож, но внешние данные и положительная характеристика начальницы не являются алиби. И потом, ни такой уж он и тихоня. Ведь настучал же по башке Наркоше.
Третий – Геннадий Бахарь. Убийство главврача произошло в его смену. На киллера тоже не похож. Но ведь воевал и в Афгане наверняка… убивал. Плюс нездоровая наследственность… Кто знает, может, его психика, незаметно для других, начала уже деградировать?..
Далее псевдопсихи: первый из них – Наркоша, то бишь Николай Харченко. Мог убить?… А почему нет?
Второй – Абрам Бранштейн. Жулик, симулянт, негодяй, но убийца… — всё-таки вряд ли. Хотя кто его знает? С его комплекцией и лапищами, может задушить любого и монтировкой череп проломить тоже.
Третий псевдик – Банкир Степан Водопьянов. Убить, возможно, и мог. Но вряд ли он сделал это по заказу Лидии. Денег у него, наверное, и своих предостаточно. А то, что произошло между ними на поминках, подтверждает, что мог он убить Федора только по своей инициативе. У многих крыша едет от больших денег, от вседозволенности, которую те дают. И, тем более, у него справка. И, возможно даже, не липовая, так что крыша поехала, может, и по-настоящему? Но если он убил брата по своей воле отпадает версия о Лидии как заказчице, нет Банкир только всё запутал бы, будь он убийца, его скорее придётся из подозреваемых отмести»…
Шагая вдоль рельсов и машинально махая «веником», Вадим забыл и где он, и что глубокая ночь. Не тревожило его и то, что в наступившие смутные времена в России нельзя было доверяться ни каким расписаниям. Но анализ поглотил его всего. Он забыл сейчас пожалуй и в какое время, наверное, живет и в какой стране. Сыщик продолжал напрягать все свои интеллектуальные силы, всё воображение, пытаясь постепенно распутывать тугой клубок, сплетённый из загадок сумасшедшего дома.
«Из всех шестерых – сделал очередной вывод Вадим – на сто процентов, я не поручился бы ни за кого, как выразилась и Марья Ивановна. Ах, Марья Ивановна, Марья Ивановна, но зачем? Зачем ты сказала, что слышала падение льда с крыши? Если б ты знала, какую путаницу внесла в расследование. А что, если она врет? Если да? То работает тогда на Лидию? И, значит, подруга её действительно заказчица. И заведующая ее прикрывает. А, если не врет? То выходит, что смерть главврача все-таки несчастный случай?.. Нет! Не может быть. Это убийство, только убийство! И множество фактов это подтверждают. Тогда, может, она слышала вовсе не то, о чем подумала? А что-то очень похожее? Она сказала, что слышала, как лед разлетался на куски, но падал-то он не на асфальт, не на пустые ведра, в конце концов, чтобы слышать, как он еще и разлетелся на куски. Что же тогда гремело и будто бы рассыпалось?.. Стоп-стоп-стоп! А ведь есть такой чисто весенний звук! Очень специфический и очень похожий на то, что она слышала. – Осенила вдруг догадка Фирсова. – Ё моё! Неужели?! Ну, хоть бы это было именно так! – взмолился про себя Фирсов. — И ведь всё для этого звука там есть, Вадим это точно помнил: на углу особняка, где произошло убийство главврача, находится водосточная труба! Если в марте – начале апреля стукнуть по любой водосточной трубе, то наверняка загремят, и посыплются из нее осколки льда. Коварный убийца ударил по голове главврача, подтащил тело ближе к зданию, а затем стукнул по трубе, чтобы приняли этот звук за падение льда с крыши, якобы сразившего этого недотепу. Всё сработало, как он и замышлял. И тогда Марья Ивановна не врет, её просто ввели в заблуждение. Срочно нужно осмотреть трубу. Она старая, ржавая и должна быть уже довольно тонкой. След от удара просто обязан на ней остаться. И если он чёткий, то по нему можно будет определить, какой монтировкой совершено убийство, ведь бил-то по трубе убийца наверняка — ею».
Теперь уже не из-за комаров Вадиму хотелось побыстрее оказаться в городе, а чтобы убедиться в своей догадке. Ведь вмятина на трубе окончательно бы подтвердила версию убийства главврача. Но каков убийца?! А?! На сколько ходов продумывает свои комбинации, как хороший шахматист…
ГЛАВА 11
На счастье Вадима, долгожданная электричка всё-таки пришла и даже точно по расписанию. Вагоны её были почти пусты, в них светло и уютно, в открытые форточки врывался свежий ветер; комары и духота остались на покинутом полустанке. Поезд мягко покачивало, усыпляя пассажиров, в том числе и насмерть уставшего за день Вадима…
Буквально через мгновенье, как показалось Фирсову, кто-то толкнул его в плечо: «Приехали!» Встречал его родной город старым, облезлым, железнодорожным вокзалом. Только мокрая крыша блестела словно свежевыкрашенная. Вот где, оказывается, бушевала гроза: мокрый асфальт, огромные лужи, повсюду листья и сломанные ветром веточки деревьев. После грозы свежо и прохладно. На выходе из туннеля назойливые таксисты наперебой предлагают свои услуги. В планах у Фирсова было нанять такси, но не из этих, с нвгло-навязчивым сервисом. Привокзальные таксисты брали только «на дальняк», да и сдирали три шкуры с клиентов. Машину он поймал в квартале и направил ее на улицу Вокзальную, которая вопреки названию, находилась от вокзала далековато.
В автомашине мысли молодого сыщика снова были направлены на разрешение загадок сумасшедшего дома, Вадим лелеял надежду, что уж теперь точно что-то прояснится, и он станет, наконец, ближе к истине…
Долго ему пришлось стучать в двери городского стационара психоатрической больницы, пока они не отворились. Как и положено сторожу в России, этот был тоже заспан и только слегка трезв.
— Узнаешь?! Два дня подряд у вас тут околачиваюсь, — нетерпеливо спросил местного сторожа, очень и внешне напоминавшего Ефимыча, Фирсов.
— Узнаю. А чё, утро уже?..
— Почти! Фонарик есть?
— Нету.
Вадим глянул в сторону старинного особняка: пара прожекторов освещала территорию, в их свете, пожалуй, можно было что-то разглядеть и без фонаря. Быстрым шагом он направился к злополучному углу здания. Наклонившись к трубе, он зажёг снова выручившие его спички и сразу обнаружил вмятину и даже не одну, а две, и обе — с левой стороны. Что допускало предположить, что убийца, возможно, левша. Это обстоятельство дарило Вадиму сильнейший козырь в руки. Вмятины были явно от удара предметом цилиндрической формы, предположительно стальной трубой диаметром чуть более трёх сантиметров. А трубка, как известно, была приварена к монтировке Березина. Теперь, скорее бы понедельник, чтобы в этом убедиться — наверняка! Вадим замерил ширину вмятин спичкой, и на прощанье ласково похлопал по трубе за то, что она так помогла ему. А вот тут-то его и ошарашил неожиданный сюрприз: в трубе что-то звякнуло… а когда он стукнул посильнее, к его ногам выпала из водосточной трубы еще одна… монтировка! Как она там удержалась до сего момента, было непонятно. Но не это, конечно, волновало сейчас Фирсова, а сам факт ее существования, и нахождение именно в этом тайнике. Вчера сюда он не догадался заглянуть. Вадим с замиранием сердца поднёс монтировку сначала к одной вмятине, потом к другой, размеры их и монтировки… не совпадали! Да и форма инструмента по всей длине была плоской. Но тогда или убийство совершено не ей, либо вмятины на трубе сделал не убийца. А что, если вмятины на трубе совпадут с монтировкой Березина? Тогда, получается, убийца действовал двумя? Абсурд. Вот, если хотя бы на этой сохранились отпечатки пальцев, но, увы!.. Сколько по ней пролилось уже талой и дождевой воды. Она даже покрылась ржавчиной. Да и убийца не раз бы вспомнил о ней, если бы она могла вывести на него. Тогда… тогда, получается, он всунул ее в трубу, чтобы… чтобы… Ёкорный бабай! Но в чём же смысл этого поступка? Да от одних монтировок голова бы у любого закружилась! А у Фирсова уже всё плыло, словно в тумане, от усталости. Сон теперь навалился с такой силой, что он не мог больше сопротивляться и поплелся к сторожу, потому как знал, что у того один топчан свободен…
Ровно в семь, как он и велел, старик толкнул его в плечё.
— Гражданин следователь! — сипел он, распространяя запах перегара. — Проснитесь! Сами ведь велели…
— Который час? — еле открыв глаза, поинтересовался Вадим.
— Восьмой начался, только что.
— Вода есть?
— Студененькая в холодильнике.
— Мне бы умыться. Полей, пожалуйста, да до дому в темпе подамся, пока меня небритого никто тут не застал.
На прощанье хитроумный сторож попросил денег, якобы взаймы. А как не дать тому, кто на ночь тебя приютил?..
Дома в прихожей, на полочке под зеркалом, Вадима ждала записка:
«Вадик, ночью звонил Рязаев. В твоей больнице что-то подожгли. Слышно было плохо, я толком ничего не поняла. Велел тебе сразу дозвониться до него, как явишься с рыбалки. Целую, мама».
Вадим бросился к телефону. В отделе сообщили, что Рязаев с командой экспертов-криминалистов, с трёх часов ночи находится на Солнечной — там кто-то погиб. Но как не торопился Вадим на больничную дачу, сначала все-таки побрился…
— Во, дела! — как всегда первым встретил Фирсова Ефимыч.
— Что у вас тут опять стряслось?
— Абрам сгорел!
— Как сгорел?! – замер пораженный сыщик.
— Бензином облили и подожгли. Насмерть поджарили.
— Как?! Кто его?!
— Может, и сам? А может, и помог кто? Тут всё может случиться, я уже ничему не удивляюсь.
— Наши здесь?
— Только укатили. Всю ночь здесь почитай торчали.
— Тьфу, чёрт! Разминулись! А Марья Ивановна?
— Нету. И домой к ней ездили — не нашли. Воскресенье. Она женщина не замужняя — вольная.
Вадим махнул рукой и быстрым, нервным шагом направился в здание больницы. В темном подъезде, в точности как в прошлый раз, на него сзади напал Страшилка. На этот раз милиционер не сдержался и нагнал беглеца крепким пинком. Когда опомнился, было поздно. В свидетелях оказались и Дмитрий, и Березин, сидевшие за столом дежурного. Фирсову было неудобно, но ничего уже не исправить. Он подошел, поздоровался с ними за руку. И чтобы не заострять внимание на своем проступке, поспешил с вопросами:
— Как это произошло и когда?
— Около трех часов ночи, — ответил Березин.
— Подожди-ка, Александр. Ты что ж, ночевал здесь? – удивился Фирсов.
— Да, у Ефимыча на проходной.
— А почему не дома?
— Да мы продолжили, — вступил в разговор Дмитрий.
— Что продолжили?
— Как что… поминки…
— Не поминки, а пьянку, — виновато пояснил Березин. – Теперь дома жди скандала.
— А ты, Дмитрий? Ты же уезжал вроде?
— Уехал и приехал. Что, от коллектива отрываться?
— Во сколько?
— Около восьми вечера.
— А Геннадий?
— А он, наоборот, уехал отсюда часов в восемь, с минутами.
— И часто вы тут ночуете в нерабочее время?
— Мы с Владом — часто: мы ж не женатые, нам проще.
— А скажи-ка, Дмитрий, наружную дверь вы на ночь закрываете? – продолжал расспрашивать Фирсов, записывая что-то в блокнот и брезгливо косясь на палату больных, откуда как ему казалось, пахло прогорклым подгоревшим жиром.
— Да. Положено по инструкции.
— А в этот раз закрывали?
— Вроде Влад закрывал. Но когда я к мужикам в сторожку побежал, она была открыта, это точно.
— Кстати, а где сам Влад?
— Его же арестовали по подозрению. И Наркошу тоже.
— Не арестовали, а задержали, — поправил Фирсов. — Узнаю Рязаева: он долго не церемонится. Ну, то, что Влада, понимаю — второй труп в его дежурство, а Наркошу-то за что?
— Думают, он и поджёг. Ищейка к его матрацу подвела, а под ним у него — и тряпка в бензине оказалась, и спички.
— Во дела! — воскликнул Фирсов словами Ефимыча. — Неужели он?! Ни за что бы, не поверил, что он такое отчебучит, если б это был не дурдом, конечно. А я бы посчитал, что родственнички Абраму отомстили. Хотя, собственно, ещё ничего и не доказано. В поджоге-то он не сознался?
— Нет, конечно! Кто ж в таком сознается? – ухмыльнулся Дмитрий.
— Да. Слишком было бы просто, если б это сотворил Наркоша. Да и какие у него могли быть мотивы?
— А может, Брайнштейн действительно сам? – спросил Фирсова Дмитрий.
— Нет, Дима, люди при таких деньгах с собой не кончают. Тем более — оным способом. Все произошло в палате?
— В палате.
— Ну, вот и пройдем, на месте пояснишь, — продолжая морщиться, предложил сыщик.
Спальное помещение для больных представляло собой просторную комнату без окна, ограниченную тремя стенами. Четвёртая, обращённая к коридору, напрочь отсутствовала. Сделано это было для того, чтобы больные постоянно находились в поле зрения дежурных санитаров, которые, вопреки инструкции, отодвигали стол в сторону, ближе к выходу, чтобы, наоборот, не видеть опостылевших больных, не слышать и не ощущать раздражающие, неприятные звуки и запахи. Вадим это уже знал и чисто по-человечески понимал санитаров. Его самого за несколько дней, проведённых здесь, психбольные стали нервировать. Вот и сейчас они беспорядочно сновали туда и сюда, мешая сосредоточиться.
— Дмитрий, — обратился он к санитару, — не мог бы ты их куда-нибудь спровадить? Хотя бы на время?
— Это можно. А ну, стройся! Фриц! Смирно! Вольно! Слушай приказ! Гони всех на…! – применил санитар крепкое словцо. — На улицу! На улицу давай, идиоты! Гулять! Гулять всем! Всем без исключения!
После истошного крика: «Яволь!», Фриц стал хватать без разбора совсем глупых и не очень, и толкать их в сторону выхода под акомпонимент тоже истошого: «Шнеле! Шнеле!». Через пару минут Дмитрий присоединился в палате к Фирсову, внимательно изучающему место трагедии.
Железная койка покойного была дальней от входа с левой стороны. Это было понятно и без объяснений. Она стояла сейчас без матраца, вся в грязи: смеси сажи с водой. Такое же грязное, мокрое пятно было посреди прохода между двух рядов коек: на этом пятне кое-где выделялся мел, обозначавший, очевидно, контур трупа, увезённого теперь в морг.
— Рядом койка Наркоши?
— Да. Потом та пустая, без постели — покойного Фёдора. Ближе к выходу — Банкира. В другом ряду, напротив Абрама, спит Фриц. Далее — койки остальных придурков.
— Теперь, Дмитрий, расскажи всё по порядку.
— Значит так. — Начал рассказ санитар. — Мы с Владом играли в шахматы. По-моему, до часу ночи. И, видно, уснули. Я, кажется, первым. А проснулся первым Влад, он меня и разбудил. А его, в свою очередь, Фриц поднял, своим обычным: «Партизанен!» Я же так крепко спал, что Фрица не слышал. Услышал только Влада когда он уже сам орал. Трясёт меня, глаза безумные и вопит что-то — непонятное! Увидел, что я глаза открыл, и потащил в спальню. Там крики и вой! Посреди комнаты костёр пылает!.. Я за огнетушителем рванул, ещё не зная, что это человек горит. Прибежал, а Влад уже потушил его одеялами, да поздно… Труп. Влад сказал, что застал, когда костёр этот еще шевелился, но растерялся, не знал что делать, потому меня и стал будить — в первую очередь. Ваши определили, что матрац под Абрамом был пропитан бензином. И ночной горшок тоже, видно, был наполнен горючим. Облили прямо из него видать и подожгли, Абрам и вспыхнул, как факел.
— Так-так… а как ты сам думаешь? Почему Брайнштейн не почувствовал, что ложится на бензин фактически?
— Поверх матраца им стелется каждому прорезиненная пелёнка, во всю кровать, так что простынь его была абсолютно сухой. Горшок накрыт крышкой, а самое главное, обоняние у Абрама — напрочь отсутствовало. Это я давно заметил. Он мог с удовольствием любую тухлятину съесть. Я думал поначалу, он специально это делает, чтоб совсем на умалишенного походить. Но зачем бы ему потом весь день с толчка после испорченных продуктов не слезать? Ведь не всамделишный же, он дурак был?
— Ну, потушили его, потом койку, а дальше?
— Дальше Влад стал названивать по телефонам, что ты оставил, а я побежал в сторожку за мужиками. Березин у Ефимыча же ночевал. Влад дозвонился до дежурного твоего РУВД. Он-то и прислал ментов с собакой. Больным мы вставать запретили, а сами ничего не трогали. Старший этот, как его?
— Рязаев.
— Да. Допросил нас, остальные пофотографировали, пошушукались и забрали с собой Влада с Наркошей.
— Так-так, а все-таки какой же счет у вас в шахматы был? – задал Фирсов вопрос абсолютно вроде бы не к месту.
— Да все Влад выиграл: я только учусь, а он в шахматы классно играет.
Фирсов записал что-то в блокнот, а потом вернулся к прежней теме.
— А теперь скажи, Дмитрий, почему свет у больных не горел?
— Да мы всегда на ночь выключаем, иначе не уснут они, будут ворочаться и бубнить, хотя, конечно, не положено это.
— А в коридоре?
— Настольную лампу только оставляем включенной и ночники еще горят, когда лампочки в них есть.
— В этот раз так и было?
— Точно не помню: выпили-то много и тем более в концовке спирт, он же неожиданно накрывает.
— Ну ладно, хватит пока. Поеду в РУВД, Влада допрошу, может, он больше чего запомнил? Может, спирт его не настолько накрыл? И кажи анне Васильевне, как появится, что может здесь помыть.
Не успел Фирсов дойти до ворот, как Березин окликнул его.
— Вадим, тебя к телефону!
На другом конце провода его ждал майор Рязаев:
— Здорово, рыбак, что поймал?
— Здравствуй, Михаил. Ничего.
— А мне вот тукнуло в голову сюда позвонить и, поди ж ты, тебя всё-таки изловил.
— На ловца, как говорится…
— Короче, Вадя, забирай и это дело на себя, и флаг тебе в руки, а я руки умываю. Дурдомовские заморочки — не мой профиль! Я отдежурил. Да и без этих поджогов у меня есть над чем, голову ломать.
— А как ты думаешь, Миш? Это…
— По-моему, — умышленный поджог, преднамеренное убийство. Прокурорские — тоже так думают. Тем паче стопудовые улики тут же обнаружили у Наркоши. Но, кажется, именно эти двое, которых я у нас закрыл, не причем. Коротенький перекрестный допрос им уже организовали и, похоже, это не они. Но оба с гонором. А ты знаешь, я таких не люблю, а потому до понедельника их подержат в нашем подвале.
— А смысл, Миш?
— Воспитательный — раз. А во-вторых, чтоб лучше вспомнили детали. Понимаешь, люди напуганные, тем более, особенно несправедливо обвиненные, вспоминают порой — мельчайшие подробности, которые так бы просто забыли или не захотели бы сообщать. Наркоша, который Харченко по фамилии — салажонок, мамой стал меня пугать. Представляешь?! Шишка она у него, видите ли, в Горздраве, со связями. Я пару лещей ему врезал, сразу гонор слетел. Ещё, говорю, мамочку вспомнишь, посажу в камеру к резким пацанам, они тебя до приезда мамки успеют петушком сделать. Сразу заплакал и даже, представляешь? Жаловаться на мамулю стал.
— Ничего себе? Как это? – Изумился Фирсов.
— Да мама его, видите ли, не желает, оказывается, чтобы он в наше опасное время в армии служил. В больничку определила, под дурачка заставляет его косить. А он, оказывается, добропорядочный гражданин, всегда служить мечтал и из-за этого конфликта с ней, и увлёкся, мол бедненький всяким дурманом. Балабол! Ему, действительно, в армию не мешало бы. Дембеля бы ему вмиг мозги вправили и на путь истинный поставили.
— Я согласен, армия всем только на пользу. А второй?
— Второй тоже о себе много мнит. Ворчать принимался, право на один звонок вспомнил. Голливудской помойки насмотрелся, видать забыл, что в России, а не в Америке живёт. Ночку посидит, попроще станет.
— Я тоже хочу их допросить.
— Рановато. До завтра хотя бы подожди, пусть посидят на баланде. КПД допроса будет выше.
— Ждать не могу – вполголоса пояснял Фирсов. — Завтра шефу надо что-то докладывать. А что? Еще один труп, и снова никаких зацепок?.. А вдруг это не последняя жертва? Ведь в деле полный мрак пока. Особенно по последнему убийству. Если первые две жертвы — родственники, то покойный Брайнштейн сюда каким боком?
— Ну, допроси сегодня, если так — невтерпеж, только я бы сделал это всё-таки как можно попозже, чтоб дошли до кондиции.
— А что эксперты? Собака?
— Нилов с собакой был. Найда, его лучшая ищейка, сразу подвела к постели Наркоши, под матрацем его нашли тряпку, бензином пропитанную. Из здания не повела. Как объяснил Нилов, скорее всего — убийца, здесь, в самой больничке. Взяли на анализ тряпку: сравнить октановое число с остатками в горшке. Ну, ладно, — сладко зевнул в трубку майор, — дерзай пока сам, желаю успеха!..
Положив трубку на аппарат, Вадим увидел около него завёрнутую в газету монтировку, которую он нашёл в стационаре ночью и про которую совсем забыл.
— Александр, — обратился он к Березину, разворачивая сверток, — вот, полюбуйся, ещё одна. Что можешь об этой сказать?
— На — сто процентов ничего, — оглядев инструмент, отвечал шофер, — но предполагаю, что это и есть монтировка шефа.
Фирсов наморщил лоб и через пару секунд согласился:
— Очень даже может быть. А все-таки, почему ты так решил?
— Да на ум просто пришло. Вот и всё.
— Хотя и «просто», но, по-моему, мы правы с тобой. А вот чехарда с монтировками — неспроста кем-то затеяна и с несчастным случаем это никак не вяжется, а подтверждает только версию убийства главврача. Самого первого убийства из трех. Уже трех!..
Как ни странно, но Фирсова третья смерть не столько взволновала, сколько наоборот, условно выражаясь, успокоила. Вряд ли кто теперь будет сомневаться, что три смерти подряд являются спланированными, продуманными и четко исполненными действиями чьей-то злой воли и, что есть в этих преступлениях что-то, что их связывает воедино.
— Можно вопрос? — спросил Березин сыщика, заворачивающего инструмент опять в газету.
— Валяй.
— Неужели ваши менты думают, что это всё кто-то — из наших творит? Неужели это Вадим? Или они с Наркошей напару?
— Дмитрий, — вместо ответа Березину, обратился Фирсов почему-то именно к санитару, — с сегодняшнего дня никаких посторонних здесь быть не должно! Все обязаны быть трезвыми! Работать четко по инструкции! Вы люди взрослые и должны понимать, что несете и уголовную ответственность за халатное отношение к своим обязанностям, в результате которых погибли люди! Ни с кого подозрения не сняты. Вы все, так сказать, пока под колпаком. Будьте бдительны! Убийца, кто бы он ни был, наверняка — рядом. Думаю, вы тоже заинтересованы в быстрейшем выявлении истинного преступника. О малейших подозрениях тут же сообщайте мне! Вот вам мой домашний номер телефона. Положи под стекло на вашем столе. Не стесняйтесь, звоните в любое время дня и ночи. Если Марья Ивановна сегодня появится, пусть тоже позвонит. Завтра попрошу всех дождаться меня. К каждому из вас, у меня будут вопросы. Часов в одиннадцать появлюсь. Следствие продолжается… и теперь, всё ещё гораздо серьёзнее…
ГЛАВА 12
Дома Вадима ждал сюрприз – его сумка, которую он оставил Юрику в электричке, была в прихожке и в ней — килограммовая щучка! Бутылки водки конечно и след простыл. Это, понятно — извинительный жест со стороны рыбака, но Вадим уже и не сердился на него. Не мог он злиться долго ни на кого. «А щучку-то, видно, рыболов купил» — сделал вывод Фирсов, заметив кольцо из проволоки в нижней челюсти рыбы. Такие делают продавцы, чтоб удобнее взвешивать и с базара нести покупателю.
— Что ж ты, Вадик, рыбу-то у Юры забыл, только что он занёс, хотела счас уж взять почистить. – С доброй улыбкой пожурила подошедшая из кухни мама. — Эх, ты, горе-рыболов, ну ладно, хоть по щучке поймали, а я думала, как всегда, пустыми приедете. Одно странно: ты вроде трезвый, как стеклышко, а он — в дрыбаган.
— Так у него выходной, мам.
— Так ведь и у тебя.
— Покой нам только снится. Мы ведь люди казенные!
— Чем заниматься думаешь? – поинтересовалась у сына мать.
— Сначала — в ванную, потом, поем жареную щучку и — баиньки, на пару часиков…
— А ты думаешь, я успею пожарить, пока ты ванну примешь?
— Конечно, ты же у нас скоростная, так ведь говаривал батя.
— Царство ему Небесное, — перекрестилась женщина, вздыхая. – Как ты вот, так же милиционерил и по ночам, и без выходных.
В ванной, а потом и за столом в голове Вадима роились, не давая покоя, мысли об убийствах в сумасшедшем доме. Он думал, что и уснуть не сможет, но стоило донести голову до подушки, как тут же — улетел в мир Морфея: в такое загадочное и непредсказуемое царство сновидений…
Вадиму всегда снились сны и всегда цветные. Чаще, вполне — логичные, а потому интересные. И на этот раз сон был не скучным, ибо больше походил на триллер. Начинался-то он хорошо. Вадим находился в лесу и собирал грибы. А тихая охота с детства была его любимым занятием. Среди грибов, правда, попадалось много необычных, странной формы, неестественно окрашенных, но во сне Фирсов точно знал, что эти грибы вполне съедобны. Собрав полную корзинку, он, довольный трофеями, дошел до какого-то оврага. Овраг был широк и глубок, чтобы перебраться на ту сторону, пришлось спуститься вниз. На самом же дне его ждала страшная картина: тут всё кишмя кишело змеями! Они возились скользкими клубками, занятые брачными оргиями, гады поначалу, не обращали внимания на непрошеного гостя. Зрелище это естественно было далеко не из приятных, и грибник хотел уж было потихоньку убраться восвояси, как вдруг позади услышал громкое шипение. Оглянувшись, он замер в ужасе! На него смотрела… не известно — откуда взявшаяся, двухголовая гадина! Одна более крупная голова её, как бы ухмылялась, довольная, что человек попал в змеиную западню, и что она в любой момент вольна его ужалить. Вторая же, неестественно маленькая головка этой змеи, выражение имела какое-то глупое, равнодушное, будто она ещё дитя и не понимает, что вообще происходит вокруг. Спасти Вадима могло только чудо, ибо уже и спиной Вадим чувствовал, как со всех сторон спешат к нему ядовитые гадины, шелестя сухой листвой на земле и издавая шипение в сотни змеиных глоток. Он закрыл в ужасе глаза и взмолился Богу. Конечно, Ему! Ведь Он — последняя инстанция, на какую может надеяться человек, и к Кому люди обращаются даже во сне в самых трудных обстоятельствах. И мольба была услышана: когда он снова открыл глаза, то почувствовал, что он бежит уже по лесу, а все змеи почему-то оказались у него за спиной, каким-то чудом он был уже вне оврага. Вадим не оглядывался, но то, что гады гнались за ним, слышал по их яростному, довольно близкому шипению за спиной. Впереди всех, наверняка, была — двухголовая. Мудрые ноги сами несли его к железнодорожному полотну, оказавшемуся невдалеке, будто знали, что только там спасенье! «Нужно лишь пересечь дорогу прямо перед составом, — догадался Вадим — и тогда эти гнусные твари окажутся под стальными колесами!» На счастье бедного грибника показался и поезд! Расчет его был верен: удалой грибник взлетел на дорожную насыпь и перебежал пути прямо перед мчавшимся составом. Гады погибли, колес хватило всем, а он был спасен, как ни странно, вместе с корзиной и грибами, которую так и не выпустил из рук. Локомотив дал ему вдогонку такой оглушительный гудок, что Вадим… проснулся. Будильник своим трезвоном разбудил его! Как быстро пролетели два часа…
— Мам! — крикнул он в сторону кухни. — А к чему змеи снятся?
— Не к добру, сынок! Это ведь дьявольское отродье.
— А с двумя головами?
— Я думаю — к двум неприятностям.
— Понятно. Одна большая надо думать, а другая значит маленькая.
— Две змеи, что ли приснилось?
— Да, только две, — не желая очень расстраивать мать, соврал Вадим.
— Сынок, а тебе женщина какая-то звонила.
— Марья Ивановна?
— Не назвалась. Странная такая! Я подумала даже, что пьяная. Плакала она и что говорила, толком не поймешь, одно разобрала, что жалко ей наркомана какого-то.
— Что?!
— Наркомана, говорю, жалко ей.
— Так что же ты меня не разбудила?!
— Ну, во-первых, ты не наказывал, а во-вторых, она всё равно трубку тут же и бросила.
«Ё моё! Надо в РУВД мчаться. Неужели что с Наркошей случилось?»
Фирсов бросился одеваться, а мысли пулеметной очередью строчили в голове: «Как же я забыл, что Плакса предсказал смерть Абрама, он ведь плакал, жалея именно его? Ведь, наверняка, это он же и звонил. Его голос запросто можно принять за женский. А теперь он жалеет и Наркошу. Стоп! А как он сумел позвонить? Ведь он же дурак? Или жизненные навыки? А может тоже и не дурак вовсе?»
— Давно звонили, мам? – крикнул Фирсов в кухню, спешно одеваясь.
— Минут пять назад.
— Пять? Тогда это здорово!
Он набрал по телефону номер больницы.
— Алё! Дмитрий?
— Да.
— Кто звонил минут пять назад мне?
— Тебе?
— Да-да, мне! Или вообще, кто у телефона отирался?
— Никто. Все больные со мной гуляли, как всегда после обеда.
— Значит, ты не видел?
— Нет. Вот разве Анна Васильевна? Она в коридоре порядок наводила, и стол потом наш протирала.
— Анна Васильевна?! – Изумился Фирсов.
— Да, а что?
— Да так, ничего. А скажи, Плакса у тебя всё время на глазах был?
— Да, как и все.
— А в каком он сейчас состоянии?
— Плачет. – Лаконично продолжал отвечать санитар.
— А не мог он?..
— Что?
— Да нет, ничего, — не решился договорить Вадим. — Марьи Ивановны там случайно нет?
— Так и не нашли ее. Не будет до понедельника теперь уж точно.
«Чёрт побери! — выругался про себя Вадим. — Не Анна же Васильевна звонила? Голос же был женский. Да нет, — чушь собачья! А может, просто кто-то ошибся номером? И звонок совершенно не имеет отношение к делу? Ладно, всему своё время узнаем и это»…
Входя в камеру к Наркоше, Фирсов подумал, что с какой бы придурью не был этот пацан, всё-таки видеть его целым и невредимым, хотелось бы и дальше. Правда, вид у того был сейчас на уровне нервного срыва. Руки и губы дрожали, сам бледен, в голосе плаксивые нотки. Юноша был явно перепуган.
— Гражданин лейтенант! Товарищ мили…
— Для начала давайте познакомимся. Меня зовут Вадим Фирсов. Я — оперуполномоченный Уголовного розыска. А как вас зовут, гражданин задержанный?
— Коля, — жалобно пролепетал парень. – Николай… Харченко.
— Ну вот, Николай, ты и до тюрьмы докатился, — нагоняя жути, и брезгливо оглядывая камеру, проговорил Фирсов.