Они чокнулись, выпили и закусили, оба — икрой. Закуска пришлась раввину по вкусу, в тарталетках под икрой оказалось нежное, сливочное масло, и сама икра была хороша, да и коньяк настоящий, и, похоже, заслуживал тех звёздочек, что красовались на этикетке. «Рюмочки только уж больно маловаты» — посетовал священнослужитель про себя. Будто прочитав мысли гостя, хозяйка тут же предложила.
— Как это говориться? Между первой и второй…
— Промежуток не большой – с радостью подсказал Голдберг, снова наполняя рюмки.
Они опять выпили, на этот раз гость подцепил на вилку и сыр, и колбаску — одновременно, и нарезка оказалась на высоте. Он не удержался и ещё, продолжая жевать, с восхищением произнёс.
— Как вкусно, надо же?
— О, ещё бы?! — Согласилась с радостью хозяйка. — Уж, в чём, в чём, а о вкусе продуктов, я понятие имею, но вы ещё не знаете, как я сама готовлю настоящую, деревенскую курицу и форшмак из свежей щуки. А вот, он — ткнула она в сторону двухстворчатой двери спальни, вилкой — не ценил, эти мои качества. Да собственно не какие мои качества, не поварские, не женские, он не ценил и не мог оценить.
— А… он нас не слышит? – не громко, почти шёпотом, будто только вспомнив, что они не одни в квартире, озираясь в сторону спальни, поинтересовался осторожный раввин.
— Пусть слышит! – Задиристо, уже несколько захмелев, произнесла хозяйка и сама налила по третьей. – Ему теперь, думаю уже всё равно. Хотя… Маниловский, ведь поначалу обнадёживал, мол, не более двух недель Самуилу осталось, а я почему-то мучаюсь с ним уже целый месяц! Что за врачи пошли? Они как синоптики, ничего не стали угадывать. О, если бы вы знали, — покачала головой, тяжело вздыхая, женщина. – Как я устала. Лежит этот эгоист, самодовольным бревном, знаете ли, всё соображает, но, ни слова — не говорит… этакое знаете ли презрение ко мне, что ли? И извините, не к столу будет сказано — гадит, гадит и гадит! Я на одних памперсах разорилась, не говоря уже, чего мне стоят — сами процедуры по их замене … ну вы понимаете.
— А почему вам сиделку не нанять?
-Дорого. Ведь — неизвестно, содержание его завещания. Вдруг он меня с носом оставил. А я тут буду транжирить свои денежки.