«Ну вот, святоша — с возу, и всем легче. Второй ребёнок, опять был мальчик, но он, родился к сожалению, мёртвым, ему даже не успели дать имя, хотя намечали назвать Александром. Именно это имя и значится на его могилке. Третьим ребёнком стал – Чарльз, на этот раз мне вроде повезло – мальчишка родился смышлёным! Вот – он, в отличие от Джо, подавал надежды. Особенно преуспевал в математике! Щёлкал задачки, как орехи. И характер был у него, настоящий, мужской. Я брал его на охоту с четырёх лет. Он приносил мне подстреленных, ещё живых уток, не боялся крови и, запросто, наблюдал, как я сворачивал подранкам шеи, прекращая их страдания. Когда я — ему восьмилетнему малышу, задал каверзный вопрос, что нам делать с нашим котом Султаном, который, обленился, настолько, что, спокойно взирал на резвящихся мышей прямо на ковре гостиной, он, не задумываясь, ответил: «Утопить!» Вообще-то я рассчитывал на ответ типа: «не кормить», «поколотить», в крайнем случае «выгнать». Почему он выбрал именно смертную казнь, да ещё такую, а не застрелить к примеру, для нашего бездельника — перса, который не уступал в размерах раскормленному бульдогу, не знаю. Но я решил ему подыграть и посмотреть хватит ли его до конца. Мы взяли мешок, посадили туда кота и двинулись на берег нашей быстрой речушки, нашли более-менее — глубокий омуток, Чарльз сам подобрал подходящий камень, сунули его коту в соседи и завязали. Я не спешил, нарочно выжидая, когда Чарльз пойдёт на попятную, но он не терпеливо дёргал меня за руку и спрашивал, почему я медлю. Я ещё раз спросил его, действительно ли он хочет смерти кота и считает ли он такое наказание справедливым. Ответ его был и деловым, и беспощадным: «Султан – это кот, коты обязаны за то, что их кормят и защищают от собак, служить хозяевам. А Султан обнаглел, он нас предал, встал на сторону мышей – наших врагов. За это нет ему пощады. Смерть предателю!» Только я успел закинуть мешок с котом в омут, как тут же раздался душераздирающий крик, на обрыве стояла Аделаида, она следила за нами и похоже не ожидала такой развязки. Ловко спустившись к нам, с разбегу залепила мне пощечину, это была первая и последняя оплеуха, полученная мною от неё, более мирной и покладистой женщины я не встречал на свете. От неожиданности я даже не ответил ей и словом, впервые в жизни растерялся, следом затрещину получил и Чарльз. Она увела его за руку. Я, же, оглянувшись на реку, мешка уже не увидел, он утонул. Но… потом, его увидеть всё-таки пришлось. Благодаря опять Аделаиде. Эта сердобольная дурёха, послала нашего шофёра – заядлого рыбака выловить мешок из речки и спасти животное. Вот он-то и принёс мешок с реки, подцепив его блесной, но… тот оказался пуст. Ткань его была порвана в хлам, кот, похоже, сумел выбраться. Сам я его, правда больше не видел, но… видеть его и, причём — регулярно, стал Чарльз. И, что характерно — по ночам. С его слов кот выходил из сада, около полуночи, всегда со стороны реки, усаживался напротив окон детской и пристально смотрел на второй этаж, и, когда их взгляды встречались… Чарльз, от страха даже писался. Последнее говорило о том, что он — не врёт. Мы искали кота, если бы я его встретил, то пристрелил, конечно, но наши старания были напрасными, мы так и не нашли эту рыжую бестию. Если честно мне особо и некогда было этим заниматься, из-за бизнеса, я частенько и дома-то не ночевал, но Аделаида то и дело звонила, кричала сквозь слёзы, что всё плохо, что она сама уже не раз видела кота. А Чарльз, перестал, есть и спать, и твердит, что кот зовёт его. Я не придал этому серьёзного значения, и в этом была моя ошибка. Куда и зачем, звал Султан, мы поняли уже довольно скоро, когда наш Чарльз неожиданно утонул в той же реке. Как пояснил патологоанатом, скорее, всего мальчик, поскользнулся на мокром камне и не удачно упал, ударившись головой о — другой, и только — потом, попав в воду, захлебнулся, будучи без сознания. Что он делал на берегу реки, которой после казни кота, стал бояться — было не понятно, и сам поскользнулся или… может, напугал его проклятый Султан, останется тайной теперь навечно. Кот после этой трагедии, исчез навсегда, его никто не видел и старались о нём вообще не вспоминать. И ни каких кошек Аделаида больше в доме не держала. Кстати она почему-то совершенно не плакала на похоронах, наоборот после смерти Чарльза, моя жёнушка, даже, как-то, подозрительно оживилась, если не сказать, повеселела, как будто сбросила какой-то груз. Почему? Это тоже осталось тайной, она была женщиной молчаливой и со мной особо не откровенничала. По-моему, она скрывала что-то о Чарльзе, может он ей уже попадался за мучением животных, и она думала, что Чарльз или свихнётся из-за кота окончательно, или что из маленького живодёра, вырастит маньяк-убийца? Но я думаю, если бы он пережил этот кризис, мог бы стать потом хорошим дельцом, ведь малахольным, как наш Пустышка-Джо, в бизнесе не место.
Далее у нас в семье наступил бабий бум, Аделаида родила подряд четыре девки. Первая из них – ты Августа. Я уверен немецкая аккуратность, переданная по крови от матери и сейчас тебе, не изменила. Ты ведь сегодня, наверняка в безукоризненном чёрном костюме, с чуть выступающим ослепительно белым краешком подворотничка и, пожалуй, даже в старомодной шляпке с чёрной вуалью, по случаю траура по мне – твоему, пусть и нелюбимому, но всё-таки — отцу. Ах, если бы ты ещё не унаследовала от матери такое — большое, до не разумности щедрое сердце, то может быть я и изменил своим принципам, что бабам в бизнесе не место и ещё подумал бы, не тебе ли передать дела фирмы, но… бездомные, животные, в основном собаки, были твоими клиентами всё твоё детство, ты вечно их тащила домой, мыла, лечила и кормила, а став взрослой продолжаешь патронировать теперь бездомных, никчёмных бродяг, которые при случае когда-нибудь перережут тебе горло, за десяток долларов. Да и с возрастом, а тебе за пятьдесят, извини дорогая, мне кажется, ты несколько поглупела, ибо с головой ушла теперь в религию и стала почти близнецом нашему Пустышке Джо. Но, всё-таки ты – женщина и тебе, можно, что-то и простить. Знаю, что твой дом похож теперь больше на санитарный барак, а посему завещаю тебе наш родовой особняк, и какой-никакой, счёт в банке, потому, что я уверен, что благодаря твоей аккуратности и особняк будет в порядке, и могилы твоих братьев: Александра и Чарльза, матери Аделаиды и сестры – Ингрид, тоже будут ухожены. Только не превращай, пожалуйста, и наш дом — в богадельню. В — гостиницу, мотель, ещё — куда не шло, с этого может и доход, какой, никакой будет, а богадельни и хосписы загадят наше фамильное здание, которое построил ещё твой дед, где мы были семьёй и где вы все выросли и даже, где рос я, со своими братьями и сёстрами.