В апреле Максиму исполнилось семь лет, а его сестренке Оленьке, в мае, один годик. Раньше на Руси ребенка до семи лет называли дитя, а после семи — уже отрок, определяя этим некоторый этап взросления.
Детский садик для Максима закончился этой же весной. Мама сказала ему:
— Осенью тебе в школу, привыкай к тому, что ты уже не маленький. И раз ты не маленький, то вполне можешь поняньчиться с сестрёнкой.
Уходя каждое утро с мужем на работу, она закрывала детей снаружи на ключ, оставляя одних в двухкомнатной квартире и в целом бараке. Так было изо дня в день на протяжении почти всего лета…
Максим появился от первого — неудачного маминого брака, а его сестренка Оленька — от второго, и как уже стала считать мама в последнее время, тоже неудачного. Потому что второй муж, оказалось, цинично лгал ей с самого знакомства, что был женат только раз. Но когда Оленьке исполнилось полгодика, ее отца чуть не посадили как злостного неплательщика алиментов. Оказывается, он был женат до этого трижды и имел от этих браков троих детей. Поэтому-то и забрался с подчищенным паспортом так далеко на Север, пытаясь скрыться от своих долгов. Но и тут его разыскали. И вот теперь он рассчитывался с бывшими женами и своими детьми, почти не вылезая из шахты. И его нынешней, ни в чем не повинной жене приходилось работать и по совместительству, помогая ему выкручиваться с долгами. Экономили на всем, в том числе и на яслях и детских садиках.
Максим очень любил свою маму. Всю свою любовь он дарил лишь ей. Ведь они были с мамой долго только вдвоем. Когда она разошлась с его папой, он был в том же возрасте, что и Оленька сейчас, и потому отца не помнил. Когда же два года назад мама вышла второй раз замуж, Максиму она объяснила, что это его настоящий папа, с которым она была просто в ссоре. И он верил этому, как верил матери всегда и во всем.
Дедушек у Максима не было, а бабушки жили далеко на юге. Собственно, знал он только одну, по материнской линии, но и с ней виделся очень редко, потому что мама с ней не ладила. Максиму никогда в голову не могло прийти, что его мама хоть в чем-то неправа. Даже когда она его наказывала. Хотя порой для этого не было причин. Просто от женской слабости, от своего бессилия перед жизненными обстоятельствами она срывалась иногда, вдруг хватая ремень, и из-за пустяка сильно и долго била сына. Он плакал от боли и кричал. А потом, обнимая друг друга, плакали оба. Она — от жалости к своей и его несчастной доле, а он — пока только из жалости к маме. Многое ему еще было недоступно и непонятно. Он называл, например, отчима папой, будучи уверен, что это папа и есть. Но не задавал пока вопроса себе, почему с отцом у них разные фамилии (мама была с ним не расписана) и почему они с папой в таких прохладных отношениях.
Отец никогда не наказывал его, не ругал, но и абсолютно не занимался с ним. Впрочем, он относился к нему, как и к своим собственным детям. Если же, в свою очередь, мама просила поцеловать отца за что-нибудь, чтобы сблизить их как-то, для Максима это было сущей пыткой, видно, кровь не обманешь…
Не ощущая отцовской ласки, редко видя донельзя устававшую мать, Максим рос замкнутым, медлительным и молчаливым мальчиком, склонным к рассуждению и переживанию всего в самом себе. И хотя теперь появился еще один родной человек — его сестрёнка, она, казалось, еще более усилила его одиночество. Ибо маме теперь приходилось больше уделять внимания ей. Раздражительность и нервозность матери, естественно, передавались ему. Но если у матери эти эмоции находили выход (она часто в последнее время скандалила с отцом), то в нём эти чувства копились где-то в глубине души, не находя пока выхода. Внешне же Максим казался спокойным и не по годам рассудительным. Хотя и маленький, он был единственной опорой в жизни для своей мамы. Близких подруг она не заводила, женщинам особо не доверяла. Мужчинам же теперь не верила и вовсе…
Да, она опять, опять ошиблась! Но в этой ошибке была еще одна, самая страшная, трагичная и роковая… Это Оленька! Так стала считать она, когда открылась ложь второго мужа. К дочери в последнее время она стала терять материнскую любовь. «Эх, Оля, Оля! Если бы тебя не было! Все было бы проще. Ты же связала нас с Максимом по рукам и ногам. Из-за тебя мы теперь несвободные! – крутились теперь в ее голове одни и те же мысли. — Ведь мы даже не расписаны. Собрали бы чемоданы и — вперед!.. Куда? Да все равно! А сейчас?! Как быть?! Уйти и растить одной двух детей от разных отцов?! Или продолжать влачить жизнь с ненавистным теперь человеком?!» Оба варианта дальнейшей жизни были для нее неприемлемы…