Если бы он веровал в Бога, то сейчас молил бы Его не забирать мать хотя бы ещё два годика. Чтобы дождалась его освобождение. Чтобы он мог вымолить у неё прощения. Он бы валялся у неё в ногах, он бы сделал всё для неё. Он даже бы… не пил!.. Лишь бы продлить её дни. Эх! Увидеть бы её сейчас. Хоть на мгновенье. Успеть крикнуть хотя бы раз нежное: «Мамочка!»..
Но вокруг проволока, собаки и автоматчики! Поздно… неужели всё?! Конец?!.. Нужна ли теперь эта проклятая воля?! Где никого у него нет! И уже не будет…
Молодые парни не далеко от Ильи о чём-то громко болтали, шутили и смеялись. Они молоды – у них вся жизнь впереди. Они пока не унывали, проводя часть этой быстротечной молодости за решёткой. Одни из них думали, что попали в лагерь случайно и больше здесь не окажутся. Другие думали, что будут воровать умнее, и в следующий раз не попадутся. И никто из них пока не догадывался, что некоторым, как и Илье, придётся провести за колючей проволокой – всю свою жизнь! А пока, они не отчаивались. Ребята видели, что их старший товарищ ходит странный, в последние дни, но не спрашивали ни о чём, в душу лезть тут не принято.
Илья же сидел сейчас с отрешённым, усталым видом, глядя на свою самокрутку, часто вздыхая и сплёвывая на землю от бессилия. И вдруг на его глазах, без всяких видимых причин, самокрутка его резко погасла. Как будто кто-то свечу задул. И голос родной, нежный и такой ощутимый, шепнул в самое ухо: «Илюшенька». Он узнал голос матери! Мурашки побежали по его коже. Илья вскочил от неожиданности и, посмотрев почему-то в небо, не громко, но внятно произнёс: «Ма-ма». Все перестали болтать и посмотрели в его сторону.
Илья же ясно понял, что мать умерла в эту самую минуту! Он глядел в небо, как завороженный, как будто мог разглядеть, как её чистая, измученная душа покидает эту грешную Землю. «Не дождалась, бедная!» – ухнуло колоколом в голове.
Он упал со стоном на колени, закрыл лицо фуражкой и заплакал громко и некрасиво, раскачиваясь и повторяя сокрушённо: