Здесь уже успели всё прихватизировать. Частникам принадлежала и сама территория, на которой располагался контейнерный рынок, и морозильные камеры, где запросто размещались целые составы продуктов. И цех мороженного, и коптильня при хладокомбинате – всё теперь было хозяйским. А хозяевами стали директор, главный инженер и главбух бывшего, стратегического по значению госпредприятия.
Остальные труженики хладокомбината остались вообще без какой-либо доли. От такой вопиющей несправедливости народ наносил урон нонешним буржуа: где и как только мог. Тащили всё подряд, что плохо лежит, и за чем не мог уследить, хозяйский глаз. Мы же должны были охранять аммиак от террористов, ну и приглядывать заодно, за имуществом новых владельцев от посягательств на него — неимущих. Так как славные труженики охраны получали тогда за свой труд скудные гроши, да и те, не всегда вовремя, мы, естественно себя тоже причисляли к разряду неимущих. А посему встали на сторону обделённых, униженных и оскорблённых и частенько ни только закрывали глаза на их проделки, но порой и сами участвовала в партизанской экспроприации экспроприированного. Солидарность с местным рабочим классом очень помогла тогда несколько улучшить наше нищенское существование.
Да и как было не поддаться искушению, когда с утра до ночи кипящая на территории хладокомбината торгово-закупочная и погрузо-разгрузочная жизнь, вся сплошь, состояла из обмана и воровства. Воровали сопровождающие вагонов, воровали кладовщики, шофера и грузчики, продавцы и кассиры. Даже дворник ухитрялся, что-то спереть. В этом всеобщем воровском умопомрачении не участвовал только один человек. И то, наверное, потому, что эта молоденькая женщина была просто местной дурочкой.