Дурочка с удивлением посмотрела на меня. Потом в ту сторону, откуда доносился грохот проходящих составов и, опустив как всегда голову, отошла от меня, кажется, несколько разочарованной и опечаленной. Передо мной весь остаток дня стояли её удивительные глаза. Я такой кротости и чистоты во взгляде не встречал даже у детей. Была в них некая отстранённость от нашего суетного мира. Что-то высокое, недоступное для нас обыкновенных людей. Что-то чудесное и имеющее силу воздействия — такое, что раз, заглянув в них, всего лишь на миг, я испытал некий, тихий восторг. Это не были глаза умственно отсталой или сумасшедшей, от взгляда которых становится страшно и муторно. Из её очей струился какой-то умиротворяющий ласковый свет или скорее – сияние. Сразу вспоминались слова, что глаза — это свет души. «Она просто не отсюда, — подумал тогда я. – Или уже не здесь…». И оказался очень близок к истине.
Вскоре перед самым Новым годом Катенька пропала. Володя искал её везде. А уж он, как никто, знал каждый потаённый уголок в этих местах. Оказывается, он всех предупреждал, чтобы не говорили ей, где железная дорога. Он боялся, что она уедет от него так же, как и приехала. Предупредил всех, кроме меня. А вскоре ему сообщили, чтоб больше не искал. Катеньку, оказывается, задавило поездом. Так это было или ни так, тем не менее, больше её никто не видел. Приближался Новый год, люди готовились к празднику, всем было не до Кати-дурочки. О ней скоро все забыли. Я же переживал из-за того, что стал косвенным виновником её возможной гибели. А под Рождество увидел дивный сон. И дивный, и пугающий одновременно, но и многое объясняющий.
Я увидел во сне над собой купол звёздного, ночного, бескрайнего, бездонного неба. Никогда воздух над головой не был столь прозрачен. Никогда звёзды не были так ясно видны и никогда не казались, столь близки. Было холодно, очень холодно. Я стоял в гуще народа толпившегося на тесной железнодорожной платформе. Всех, кто был вокруг, я знал, потому что были они работники хладокомбината. От начальства до охраны и рабочих. Но все мы были почему-то в одинаковых, грязных, вонючих робах, как у Володи-дворника. И я был в такой же. И ботинки были на нас грязные и сама платформа грязная и скользкая. Как это могло быть лишь во сне, она не стояла на земле, а висела в пространстве. Как некий плот, заблудившийся в бескрайнем океане, так и она оказалась вдруг посреди вселенной. Под нами было тоже бесконечное темно-синее пространство, усеянное звездами, что и над головой. А потому покинуть этот островок невозможно. Разговаривать ни с кем не хотелось. Было такое ощущение, что мы всё и так уже досконально знаем всё друг о друге. И услышать ничего нового уже не сможем. Да и не захотим вовсе. Потому что всё, что мы знаем друг о друге — это сплошь одни проступки, прегрешения, воровство и грязные помыслы. И вся наша жизнь, есть лишь сплошная ложь, ложь и ложь! Кроме нестерпимого холода всех одолевали ещё и смертельное уныние и страшная душевная тоска. Потому что всё для нас, похоже, закончилось и ничего уже не изменить, раз мы оказались в этом холодном и безутешном месте. Но все эти физические и душевные мучения слегка разбавляло ожидание — чего-то. Мы будто знали, что что-то должно вот-вот произойти. Но что, и с чем связано предстоящее событие нам было неведомо. Мы просто ждали, понимая, что ожидание это хоть как-то, хотя бы на некоторое время отвлекает нас от заживо пожирающей тоски и безысходности. Ждать пришлось долго… но вот, наконец, по платформе пошёл волной ропот. Люди загалдели и, задрав головы вверх, стали за чем-то напряжённо следить. Я тоже глянул в небо и увидел, что одна из звёздочек еле заметно движется! И под некоторым углом и очень медленно, как бы сползает вниз. Её движение становилось всё заметней. Иногда звезда эта делала короткие остановки, но потом снова скользила в том же направлении. По мере её движения она постепенно увеличивалась в размерах. И цвет её сияния переходил от холодного, голубого к тёплому, жёлтому, золотистому. Все теперь были поглощены вниманием к этой непонятной, неправильной звезде. Она, наконец, опустилась до уровня нашей платформы и набирая всё большую скорость, без всяких зигзагов и остановок, направилась в нашу сторону. Народ заволновался, люди в напряжении стали переминаться с ноги на ногу, издавая возгласы смятения и удивления. А звезда приближаясь, преображалась во что-то до боли знакомое и всё росла и росла, делаясь ярче и ярче. И, наконец, я догадался, что к нам приближается… поезд! А звезда – это всего лишь прожектор, освещающий ему путь. Остановки этой звезды были остановками поезда у платформ, подвешенных подобно нашей в этом звёздном бесконечном небе. Вот он достиг и нашей станции. Действительно поезд! Только не привычных, не земных — совершенных форм, с множеством вагонов, переливающихся всеми цветами какие только можно предположить. Вагоны бесшумно заскользили перед нами, замедляя ход. На них было что-то написано. Но мы глядели теперь, как зачарованные только в огромные окна, в которые было видно, что вагоны – это просторные залы дворца! В этом поезде-дворце во всю шёл праздник! Красивые, стройные люди в светлых, сияющих чистотой и белизной одеяниях, улыбались, братски и радушно обнимались, танцевали и пели под звуки божественной музыки! Казалось, радость и восторг били через край в этом Небесном чудо-поезде.