Тот продолжал сидеть, неподвижно, уставившись — в одну точку, черты лица его были уже плохо заметны, ночь быстро опускалась на пустыню, где-то завыли первые шакалы. Шерсть на загривке пса, тут же встала дыбом, и он зарычал, ещё сам не понимая, что виной его раздражения, стали вовсе не его заклятые враги. Через мгновенье он уже вскочил, и, повернувшись в обратном направлении, вновь и вновь, повторяющемуся вою, стал жадно втягивать носом воздух. И, громко, отрывисто, не сколько раз, не довольно гавкнул, и старик и верблюд даже вздрогнули от его неожиданного, тревожного лая. Али Ахмед поднялся, и, выглянув из-за шатра, увидел вдалеке, мельтешащие в сумерках огоньки. Ему стало понятно, что это фары машин, и, что к ним едут, непрошенные гости. Верблюд тоже поднялся на ноги. Все трое были взволнованы, из шатра выбежала старшая невестка, Али Ахмед бросился к ней.
— Шухра! Беги в шатёр Василия, пусть спрячут кресты и книги, имена свои пусть позабудут, придумай им мусульманские! Кажется, и мы, дождались этих шайтанов! Переоденьтесь в самое худшее, накройтесь одним одеялом, прикиньтесь больными.
Старик не ошибся, уже в полной темноте к их стану подъехали два джипа. В них было восемь молодых мужчин, увешанных оружием. К автомобилям были приторочены, зловещие, игиловские знамёна. Старшему было не более сорока, этот коренастый бородач, подошёл первым к старику и поздоровался.
— Мир и твоему дому сынок – ответил дружелюбно на приветствие командира отряда, Али Ахмед.
— Ещё мужчины тут есть? — первым делом спросил бандит.
— Нет, сынок. Я — единственный.
— А христиане или евреи?
— Откуда им тут быть? – Отвечал старик, еле сдерживая волнение, опасаясь, не спросит ли бородач, шииты ли они, или сунниты, ведь с шиитами игиловцам, тоже было не по дороге – Разве в пустыне, неверным выжить? – Через силу усмехнулся в бороду Али Ахмед.