Кое-как, люди, в большинстве впервые, оказавшиеся в подобном походе, дождались спасительной ночи, когда жара хотя бы на несколько градусов спала, и солнце не слепило глаза, можно было теперь, поесть и отдохнуть. Многие уже в душе проклинали командира, втянувшего их, в эту авантюру. Ничего ведь страшного не произошло, если бы проклятые алавиты, поселившиеся тут сотни лет назад, пожили бы ещё пару месяцев, до осени или даже до зимы, когда этот путь дался бы гораздо легче. Со стариком, почти никто не разговаривал, он был для игиловцев чужим, они сидели кружком своей компанией и каждый из них, на показ старался держаться перед командиром бодро. Молодые бандиты пытались, наигранно шутить и так же искусственно сами и смеялись над вымученными остротами. Для Али Ахмеда, было привычно в своих походах, держаться особняком со своим любимым верблюдом. Поздней ночью, когда все в караване спали, старик, наконец, открыл свои замыслы Кэмэлу. Совершив очередной намаз и постояв в сторонке, в задумчивости глядя на ночное небо, он подошёл, потом, к лежащему верблюду, и, обняв, за шею, прижал голову животного к своей груди. Помолчав немного, перебирая пальцами за ухом животного, старик печально вздохнул и взволнованно заговорил.
— Прости, меня мой старый друг – горячо прошептал он Кэмэлу в ухо. – Но оба мы, на этот раз, из пустыни не вернёмся. Я так решил. Мои кости говорят мне о приближении песчаной бури, следующей ночью, она накроет нас обязательно. Большая буря, дня на два, не меньше. Идти будет нельзя. А пить они будут и в бурю. Вода кончится раньше, чем шайтаны рассчитывали, а веду я их не к оазису, а к брошенным буровым вышкам, где нет ни капли воды. А, значит, нет и жизни. Этим гиенам не стоит жить. Следы каравана занесёт песок, им не вернуться обратно. Мы тоже умрём, но… ради других… ради людей, которые не раз предоставляли мне свой кров, хлеб и воду. Может они и грешны, и вообще язычники пред Аллахом, но только он сам всем судья, а не эти ублюдки. Когда меня убьют, заклинаю тебя! Не веди их к воде!..
Потом, присев на песок и привалившись спиной к брюху верблюда, он уже вполголоса продолжил: — Василий не просил меня позаботиться о своих родных. Он доверил их Богу. Всевышний просто вложил в мои уста, те слова, что я сказал Шухре, и это спасло им жизнь. Я тоже поступлю, как, мой друг. Вручу своих родных Аллаху, он позаботится о них. Ах, если бы, я ещё мог, как и Василий умереть, по своему желанию — сам, этой же ночью!..
Буш и сегодня, как и все последние дни на пролёт, лежал сейчас в тени одного из оставленных бандитами джипов, мордой в направлении ушедшего каравана и время от времени поднимал голову и смотрел с тоскою и надеждой на песчаные холмы, не закачается ли вдруг, над ними, гордо посаженная голова его друга — Кэмэла, не принесёт ли знойный ветерок из пустыни запах самого дорогого человека на Земле – его хозяина, как это бывало обычно после каждого их перехода через пустыню. И тогда бы первым, как всегда, именно — он, своим радостным лаем, оповестил бы здешнее население об их возвращении. Но… прошло два месяца, как ушёл караван… и даже родные Али Ахмеда разуверились, что он вернётся. Из шатра его, всё чаще слышался горестный плач, который напрасно пыталась прервать Шухра – старшая, теперь в семье Али Ахмеда. Строгая и сильная, теперь — на людях, она, не раз уже — втихомолку, проливала слёзы по пропавшему в пустыне свёкру. Все эти дни Буш почти не вспоминал о еде, изредка пил и воду. Им завладело тревожное предчувствие, которое именно сегодня только усилилось. Он почувствовал вдруг… что лежит и сам сейчас не столько в тени автомобиля, сколько в тени… смерти… которая снова встала над ним, во весь свой рост. И похоже уже… не отойдёт без добычи. «Неужели… я сдохну раньше и не дождусь… и больше никогда их не увижу?» — проползла почему-то очень медленно, подкрадывающейся змеёй, жуткая мысль. – Бедный Кэмэл вернётся и окажется, уже сам на моём месте. Нет, даже хуже. У меня была, хотя бы надежда, что я его дождусь… а у него, её не будет… он услышит от людей, что его друг Буш… сдох. И всю оставшуюся жизнь ему придётся… быть без меня… и только тосковать в одиночестве, без друга, ожидая и смерть собственную. А хозяин… он вечно занятый проблемами своей семьи, возможно и не заметит, даже моего исчезновения из его жизни» … Тут ветерок из пустыни прямо к носу Буша, подогнал, чуть примятую пачку, из-под сигарет. Пёс с удивлением и даже некоторой радостью воспринял сей подарок и не произвольно махнул пару раз отяжелевшим вдруг, как когда-то в пустыне, хвостом. Он долго смотрел на изображённого верблюда на бумажной, мятой коробочке, очень похожего на Кэмэла, только — на прошлого Кэмэла, молодого и сильного. Сама судьба прислала привет от его друга. Буш машинально принялся, как и положено собаке обнюхивать эту бумажную весточку, как будто запах сигарет, мог добавить каких-то подробностей, но… ничего не почувствовал!… Он сунул нос, чуть ли не в саму пачку, однако… хоть какого-нибудь запаха уловить опять не смог… никакого! По телу, по мозгу, по нервам, по всем оставшимся чувствам пса пробежала вмиг судорога ужаса! Он потерял обоняние! А потерять обоняние… для собаки… означает… ни что иное, как — то что она совсем уже при смерти, или мертва… тут же Буша осенило, что «привет» от Кэмэла означает лишь… что и того уже нет на свете. Женщины оказались правы, караван не вернётся… все погибли в пустыни. А раз, так?.. То ему умирать теперь, будет даже и легче… пёс положил неимоверно отяжелевшую, вдруг голову на лапы, вспомнил почему-то о больной ноге и подумал: «А стоило ли вообще, мечтать… если мечты в этой жизни, всё равно не сбываются» …
Эта была его последняя мысль… потом темнота… и полная тишина… очень долгая ничем не пахнущая темнота, и очень долгая, тягучая и какая-то совершенно мёртвая тишина…
Но вдруг из чёрной мглы, из бесконечной глубочайшей тишины, из далёкого далека, пёс расслышал чей-то голос, который вроде бы звал его! Потом голос этот становился всё чётче и громче и даже показался вполне знакомым. Наконец Буш узнал голос хозяина, открыл глаза и не поверил им! Вокруг ночь, вернее бездонное ночное небо! Привычной, земной тверди нет! Звёзды не только над головой, но и вокруг и даже внизу под ним! Всё пространство вокруг было заполнено их мерцающими огнями, которых бесчисленное множество! Бескрайний океан сверкающих звёзд вокруг и больше ничего! Сколь много их, столь же разными они были: совсем маленькими и очень далёкими, а те, что по больше, казались совсем близкими. Отличались, звёзды и своим цветом, вернее они были, пожалуй, всех оттенков существующих цветов и так чётко были видны, как никогда! И внизу, и вверху и всюду вокруг — бесконечная чёрная даль, насыщенная ими и их мерцающим светом! И самое странное, не было ощущения ни тепла, ни холода и никакого страха от увиденного вдруг, этого волшебного зрелища, а лишь бесконечное удивление и абсолютно не знакомое, дотоле, предчувствие, какой-то огромной радости!
-Наконец-то! – Услышал он в голове своей совершенно, как при жизни голос своего друга — Кэмэла! Пёс обернулся и увидел его. Да это был, несомненно – он — Кэмэл! Только сквозь его тело слегка просвечивали звёзды, оно было у него полупрозрачным! – Наконец-то, брат, я тебя дождался! – Продолжил в радостной интонации верблюд и лихо подскочив к псу, так резво, как давно уже не мог этого делать, ткнулся своей мордой, в морду товарища. – Ты так долго не возвращался из небытия, а мне так хочется поскорее к хозяину, ты слышал, ведь его голос? Он зовёт нас!