– Начальство надо знать в лицо. Правда, пока он ноль без палочки. Зато мама в управлении торговли шишка. Ему еще год в институте учиться, а наша директриса – тетка его, говорит, что место для него уже подобрано. Будет директором овощной базы. Что значит родичи! От волка – волчонок, а от бобра – бобренок. Так-то. Послушай, Задовалова, – сделала круглые глаза Томка. – А ведь это вариант! Чем черт не шутит, когда Бог спит?! Давай я вас познакомлю. Вдруг сумеешь охмурить его. Он, говорят, не в маму, парень простецкий.
– Да ты что?! Нужна я ему? Мне бы кого попроще.
Тут видный парень вышел из директорской и так же стремительно направился к выходу. Томка бросилась ему навстречу.
– Макс, ты опять спешишь? Будь другом, подбрось подружку мою. А то она ногу подвернула, не дойдет до дома.
– Какую еще подружку?
– Да вот Ларису, красавицу нашу.
– А… Ну, эту можно… – Он подошел к Ларе, бесцеремонно разглядывая ее на ходу. – Блондинкам я всегда рад помочь.
– Знакомься, Лариса, это – Максим, племянник нашей директрисы и очень отзывчивый молодой человек.
– Тебе помочь, Лара, или сама до машины доберешься?
– Сама, пожалуй.
– Ну, я пока развернусь тогда.
Укоризненно глянув на Томку, Лара неумело захромала за Максимом.
По дороге к дому Ларисы Максим не замолкал ни на минуту. Но все, что он нес, была какая-то бессмыслица. Не закончив одного, он перескакивал на другое, как будто куда-то спешил. И ехал так же рывками, то набирая скорость, то резко тормозя. Из его болтовни Лара сделала вывод, что он не очень умен, хвастлив, избалован и до мозга костей — маменькин сынок. Но внешне очень привлекал Ларису, остальные же данные ее мало интересовали. Не детей же с ним крестить.
Глянув на дом Ларисы, лицо Максима сморщилось в брезгливой гримасе.
– Ну и развалина?! И как ты живешь в этом клоповнике, Лара?
– Не у всех есть мамы.
– А у тебя кто родичи?
– У меня их нет. Так скажем.
– Ты сирота?
– Почти. Ведь у меня есть тетя.
– Вот это находка!
– Почему находка?
– Да мама моя мечтает, чтоб я женился именно на сироте. Говорит: «Ни с кем внуков своих делить не хочу. А сироте бежать некуда. Будет знать свое место и за мужа держаться, не то, что избалованные родительские шлюшки». Как ты думаешь, Лара, мама права?
– Твоя мама, наверное, очень умная женщина, – дипломатично ответила Лара.
– Да ты че?! Умней моей мамы, нет! Все управление вот так держит! – показал он сжатый кулак. – Горком, обком, исполкомы всякие, менты – все ей чуть ли не кланяются. Всем чего-то от нее надо. Вот познакомлю вас – сама увидишь.
– А она захочет, знакомиться-то?
– Не знаю. Я ж говорю, она строгая. Время покажет. Мы же теперь будем дружить, да? Слушай, а давай завтра с нами за Волгу. На моторках покатаемся. У нас веселая компания. Или у тебя нога?
– Да нога пустяки, к завтрашнему дню пройдет, думаю.
– Тогда жди. В десять утра заеду.
И заехал… В десять вечера. Выпивший и голодный.
– Лара, у тебя есть что-нибудь покушать?
Как всегда у Лары было одно блюдо. Она разогрела ему жареную на постном масле картошку, и он с аппетитом набросился на нее, то и дело, нахваливая поварские способности Ларисы. Наверное, соскучился по простой пище. Поглощая картошку, одновременно врал что-то о причинах, по которым поездка сорвалась. Хотя по свежему загару Лара видела, что за Волгой-то он побывал. Но его вранье ее не раздражало, оно было наивным и по-детски неприкрытым. Он казался ей большим ребенком. «Подрастет, поумнеет, наверное». Он был абсолютно безобидным и незащищенным. Она недоумевала, какой может быть из него директор овощной базы, пусть даже через год. Наевшись, наконец, и с удовольствием икнув, он с простодушной уверенностью сообщил:
– Я у тебя заночую, Лара. Где мне лечь?
– А как же мама?
– А она знает. Я ей о тебе уже рассказал.
– И она не против нашей дружбы?
– Нет. Только говорит: «Присмотрись к ней получше».
– Ну, присматривайся.
Когда Лариса, выйдя из ванной, подошла к софе, он уже мирно спал. Во сне обнял ее и до утра не проснулся, а будить его Ларисе было жалко. Утром они познали друг друга поближе. До Паши-Кнута ему, конечно, было далеко. Но на безрыбье, как говорится, и рак рыба… А может, он и в этом еще просто не созрел?
Максим стал заезжать к ней каждый день. Тетя быстро устала от него и уехала к себе, чтоб не путаться у молодых под ногами. В Ларисе Максим, наверное, обрел больше вторую маму, чем любовницу. Отношение у него к ней было скорее как к старшей сестре. Натурой он был нерешительной и по любому поводу заезжал к Ларисе за советом. Вплоть до того, «а будет ли, Лара, сегодня дождь?» Его простота и наивность импонировали Ларе. Он был человек привычки, собственно, как и она. И вскоре они оба уже нуждались друг в друге. Его мама уехала отдыхать в Карловы Вары, и он свозил Лару на их дачу – двухэтажную виллу. Увидев шикарное здание, обставленное словно мебельный салон, Лара была в шоке. И таких дач в этом охраняемом массиве было немало. Они были спрятаны от людских глаз заборами и шлагбаумами, куда проехать можно было только по пропускам, и назывались в народе обкомовскими. А когда он привез ее к себе домой, в четырехкомнатную квартиру с видом на Волгу, Лара просто лишилась дара речи. Просторные светлые комнаты. Огромная кухня с импортной техникой, блистающий туалет и ванная, где плиткой был выложен даже потолок. Массивные хрустальные люстры, кругом ковры, очень удобная, мягкая и строгая из мореного, дорогого дерева мебель. А посуда и сервизы? Лара чисто по-женски была восхищена больше всего ими. Фарфор, хрусталь и столовое серебро! «Неужели это не сказка и не заграничный фильм? Неужели так можно жить при социализме? Томка бы не поверила своим глазам. А я-то вижу. Я это все могу потрогать. Это все существует. Вот какая, оказывается, бывает жизнь?! А я?! Оказывается, я и не жила до этого вовсе. Но теперь… Теперь я знаю, как можно жить. И я хочу жить именно так!..»
– Ну, и что тут несбыточного? – учила Томка Ларису. – Я бы на твоем месте да с твоими данными, уже давно бы этого телка в ЗАГС затащила. Эх, Задовалова не умеешь ты себя подать. И не используешь нашего главного бабского козыря.
– Какого?
– Тебе срочно надо забеременеть.
– Ну, знаешь?! Тебя не поймешь, то не надо детей, то надо детей.
– С этим – надо. Упустишь такого бобра, всю жизнь себе не простишь. Надо чем-то жертвовать, подруга. А потом я не сказала: надо детей. Я сказала: нужна беременность, пусть даже теоретическая. Чтоб проверить его реакцию на это. На всякий случай.
– У него нет своей реакции, будет реакция мамы.
– Ну, ее проверишь. Это даже важнее.
– Ага, скажу беременна. Они вдруг обрадуются, а потом что? Подушку подкладывать?
– Почему?
– Да потому что все первый аборт! Не знаю… Лето уже почти прожили и все впустую. Я ведь и сама хотела себя просто проверить, да ничего не выходит…
– Не падай духом, подруга, может, ты тут и не при чем. Это и с мужиками бывает. Ты сама говорила, что он какой-то не такой.
– Да. Он не мужественный, что ли? Не знаю, как сказать. Перед зеркалом любит крутиться. Не любит, что мужики обычно любят. Футболом не интересуется. Пьет мало. Не курит. Не рыбак, не охотник. Плавать даже не умеет. Он будто в детстве застрял. И, по-моему, даже изменять мне не собирается. Я у него есть и, кажется, ему больше никто и не нужен. Кроме мамы, конечно.
– А вот здесь ты ошибаешься, Задовалова, люди быстро приедаются. Особенно бабы. Все они мне приторными кажутся. И у всех на уме одно и то же, никакой загадки, никакого разнообразия. Я б на месте мужиков больше двух раз с одной бы не встречалась. А вот мужиков тоже хочется менять почаще, но уже по другой причине. Среди них такое разнообразие: политики, художники, спортсмены, ученые, военные, бандиты, наконец – все такие разные, и у всех свой шарм.
– Грузчиков ты не упомянула.
– Хм? Да забыла просто. Грузчики по-своему тоже хороши. У моего запросы, например, небольшие. И когда и где бы я ему ни предложила, он у меня, как пионер: всегда готов. А вот насчет твоего я вот что скажу. Если ему никто не нужен, то он нужен многим. С таким красавцем просто на людях показываться и то приятно. Ну, а когда станет директором, тут уж держись. И у замужней как бы не увели, не то что у подружки какой-то.
– Права ты, Том, как всегда права, – со вздохом согласилась Лариса. – Буду надеяться, конечно, но врать, что в положении, не стану. А не получится у меня с ним, значит, не судьба. В хорошее я что-то уже не больно верю…
Прошло лето. Наступила осень. Самые худшие предположения Ларисы оправдывались. Она не беременела. «Значит, бездетная теперь… На всю жизнь… А Светка родила уже второго. Как все-таки здорово, дети погодки. Как им весело будет расти. А кому я теперь такая буду нужна?» Последнее удручало Ларису даже больше, ведь если и женится на ней Максим, станет ли он дорожить такой супругой? Брак, наверное, будет недолгим. Скоро предстояло знакомство с его матерью. Все шло уже к этому. Ей нравилось, что Лара иногда стирала и гладила кое-что из вещей сына и была довольна, что у сына одна постоянная женщина. Она велела ему помогать Ларисе деньгами, «чтоб не сидел на шее у сироты». Максим уже несколько раз проговорился, видно мамиными словами, что после окончания института можно будет и о женитьбе подумать. Что женатый мужчина вызывает в обществе больше доверия и уважения. И что директору быть холостым неприлично. Сам же он не был против Ларисы как жены. В глубине души он ее давно считал таковой. Фотографию Лары уже показывал маме, и та даже нашла, что Лара напоминает ее в молодости. И это тоже было за Ларису. Но… От Максима Лара поняла, что мама его хотя и рада, что у них нет пока проблем, но все-таки и несколько этому удивлена. Даже Макс как-то задал ей этот вопрос.
– А правда, Лар, везет нам, я не предохраняюсь, а ты не беременеешь?
– Зато я предохраняюсь. По часу из ванной не выхожу после каждого раза. Просто тщательно себя обрабатываю. Вы ведь мужики какие? Чуть жареным запахло, сразу в сторону – делов не знаю. Все нам бабам расхлебывать, – нашлась она.
«Но надолго ли хватит моего вранья?» – переживала Лара. Странно, но теперь Максим ей стал еще ближе и желанней, и не потому, что был перспективным мужем, а потому, что Лариса стала ощущать себя не совсем полноценной женщиной.
У Томки же дела шли, как по маслу. Накувыркавшись со своим грузчиком тоже до аборта, практичная Томка поспособствовала, в конце концов, его увольнению. Ведь надо было готовиться к встрече Лехи. Дембель был его уже на носу. И если она и раньше частенько забегала к его родителям в гости и не с пустыми руками, а с дефицитными продуктами, то теперь вообще от них не выходила. От Томки и особенно от ее здравых житейских рассуждений оба его родителя были без ума. Возможно, этому способствовали и хорошие конфеты для будущей свекрови и винцо для свекра. Кроме нее другой невесты, они для своего сына и не желали…
12
Но по-другому, наверное, мыслил сам Леха. Он явился нежданно-негаданно поздней октябрьской ночью. И направился в первую очередь не к Томке и даже не домой, а к Ларисе. Хотелось ему быстрее все точки над «i» поставить. Лариса в ту ночь была одна.
– Лара, прошло два года, – начал он объясняться прямо в прихожке. – Я гнал время не из-за службы, хотя она и не сахар. А из-за того, что увидеться побыстрее хотел с тобой. Там, в армии, я много думал… Вспоминал… И многое понял. Тамара писала, что у тебя были близкие друзья… И все с машинами… Богатые… Но разве в богатстве, Лар, дело?.. Да и вообще не в этом дело… Короче… Я стеснялся тогда до армии сказать тебе… И, может, зря… Но сейчас Лар, я скажу. Я… тебя…
– Не надо, не надо, Леша! Тома писала тебе правду. У меня были. И сейчас есть друг. Вернее жених, и тоже с машиной. И ты прав, что не в этом дело… Дело в другом… Я тебя очень уважаю, Леша, но не больше того. Все пройдет, вот увидишь. Это просто ты вбил себе в голову. С Томой или с другой, не знаю, но ты все равно найдешь свое счастье. Только не со мной. С тобой нам быть не судьба, Леша. Пойми это…
– Ладно, – с вздохом ответил после долгого молчания Леха. – Ты опять ни в какую. Но ты не знаешь меня. Я любить могу только раз. И я умею терпеть и ждать. В армии научили. И я дождусь. И я еще докажу свою любовь к тебе. Жить нам еще долго. И может быть? Когда-нибудь — все равно… А судьба? Судьбу мы порой сами просто делаем… Спокойной ночи.
Он ушел. А Лара долго не могла уснуть. Милый, добрый Леха. А ведь он первый мужчина в ее жизни. И останется им навсегда. И опять же первый он, а не кто другой, сказал ей о своей любви. «Милый, добрый Леха, почему я не могу сказать тебе того же? Почему так трудно полюбить того, кто любит тебя?»
А утром… Утром Ларису ждал очень неприятный сюрприз. На звонок в дверь Чапа сначала залаял, а потом перешел на радостное поскуливание и повизгивание. Самые страшные подозрения оправдались. На пороге стоял отец. Его трудно было узнать. Выглядел хуже, чем после тюрьмы. С бородой, черный от загара и грязи, в каких-то обносках. Он посмотрел с укором на дочь и, не проронив ни слова, прошел на кухню, прямо в сапогах. На этот раз в резиновых, синего цвета и, похоже, женских. Сел за стол и, вдруг уронив голову, зарыдал. Плакал он долго и как-то по-детски, то и дело, вздрагивая всем телом. А под ногами у него крутился и поскуливал не то от радости, не то от сочувствия Чапа. Когда, наконец, он успокоился, то заговорил сначала с псом, предварительно поцеловав его несколько раз в морду.
– Дома… Наконец-то дома я, сынок… Да… Ты сынок мой единственный, Чапа. Дочери нет у меня. Дочь бы разве отца на каторгу послала? «Деньги заработаешь честно», – передразнил он Ларису. – Попробовал честно! Пахал на Мамеда, как папа Карло. Сначала хоть обещал платить, а потом вообще обнаглел! Чуть что – в морду! Увез аж в Казахстан, басурман проклятый! Порядки завел, как на усиленном. Не сбежишь… Нормы выдумал. Не выполнишь – не пожрешь! Сам не мылся и нам не давал. Все – ты! Знала ведь наперед, что отца ожидает?! Вырастил дочь на свою голову!.. Что Кнут преставился, только летом узнал. Три месяца к побегу готовился… Еле ноги унес… Фу-у-у!.. Неужели я опять на свободе?! Прямо не верится… И все-таки почему?! Ну что мне за жизнь такая?! Уж, кажется, за все грехи рассчитался? Только вроде заживу – бац! Опять неприятность, и всегда не меньше года!..
– Значит, не за все грехи еще ответил, папочка. И вернулся ты опять не вовремя, кроме Чапы твоего, тебя здесь никто не ждал. Не мог бы ты куда-нибудь опять пропасть, можешь вместе с кобелем, с сыном своим единственным?
– Что-что-что-что? – состроил он ехидную гримасу. – Кнутик-то, хахаль твой, сгнил уж поди? И в удобренье превратился. А без него ты пустое место и мне не указ!
– Заткнись, петух гнусный!
– Я, может, и петух! Только не гнусный, а борзый! – с этими словами выхватил из штанов перочинный ножик и, потрясая им, продолжил: – Мне терять нечего. Я знаю, жить недолго осталось, но и с собой могу кого-нибудь прихватить!
Лара посмотрела на него как на неприятную гусеницу, махнула рукой и ушла в ванную умываться. А через несколько минут за дверью услышала уже совсем другой голосок отца.
– Дочка… А доча… Ты ж одна у меня… Покормила б отца, больше-то некому…
Лара нажарила ему большую семейную сковороду картошки, но не из жалости, конечно, просто считала, что ссориться с ним сейчас не с руки. Отец умял всю сковороду, но глаза его продолжали оставаться голодными, хотя утрамбован он, казалось, картофелем был по горло, так что дышал с трудом.
– Ларек, – обратился он к ней, уже несколько осмелев, переводя дыхание посла каждой пары слов. – А на красненькое? Ты мне не ссудишь? Взаймы?.. Год сладенького не пил. У Мамеда сухой закон был… И на баню?.. Попариться бы?..
– Хорошо, – подумав, ответила Лара. – Но давай договоримся, я дам тебе денег на вино и на баню, а ты дашь мне слово, что в ванную нашу ты никогда не залезешь – раз! И выступать на меня не будешь, приводить пьянь домой не станешь, а будешь меня слушать. И самое главное, если придут ко мне незнакомые люди, ты мне не отец, а очень дальний родственник. Гостишь у меня проездом – это два! Понял?!
Отец молчал, обдумывая условия и прикидывая, что он будет с этого иметь?
– А иначе, – упредила Лариса его мысли. – Иначе, не только двор, весь город будет знать, что ты – педераст! Теперь понял?!
– Понять-то понял, – ответил с тяжелым вздохом отец, – но жестокая ты все-таки, Ларка… Очень жестокая…
– Какая есть!
– Ну, раз так, что поделаешь? Давай деньги…
За отцом Ларисы всегда тянулся шлейф из проблем и бед для дочери. Ларисе пришлось весь следующий день просидеть на улице в ожидании Максима, чтобы тот не встретился с отцом. Весь день она ломала голову над тем, куда бы деть отца. И как же ей теперь жить дальше? Максим появился только после обеда.
– Лари, я заходить не буду, спешу, – сначала обрадовал он ее. Но потом тут же огорошил следующим сообщением. – Завтра-послезавтра мы заедем с мамой к тебе. Она хочет познакомиться, а заодно и жилплощадь твою посмотреть.
– Когда? Точно скажи, Макс, время и день?
– Не знаю. Лари. Или завтра в субботу, или в воскресенье. Скорее всего с утра. Все, я помчался, надо маман куда-то подбросить.
Лара сбегала к Томке за деньгами. План у нее созрел. На два ближайшие дня его хватало. А дальше? «Будет день – будет пища».
– Пап, у меня к тебе просьба. Вот четвертак, я дарю его тебе безвозмездно. А ты на завтра и послезавтра пропадаешь из квартиры и лучше куда-нибудь подальше.
– Никак с парнишей каким покувыркаться решила?
– Да, угадал. Со здоровым таким грузином, которому что не так, сразу в морду!
– О?! Нашла, тоже мне?! Его бы, бычару, в зону с такими замашками, там быстро бы в стойло поставили.
– Короче, согласен?
– Конечно. На просьбы я отзывчивый, ты же знаешь.
Почти всю ночь Лара намывала и драила квартиру. Даже подъездную лестницу вымыла вне очереди. Накрасилась, надела мамины сережки, оба колечка и кулон на цепочке, чтобы выглядеть эффектнее, и села на лавочке у подъезда ожидать гостей. Бабье лето было теплым, все ходили еще легко одетые, и в одной кофточке было не холодно. На свете ведь нет занятия хуже, чем догонять и ждать. Ждать-ждать, не зная точно дня и часа встречи. Суббота показалась ей бесконечно длинной, но прошла она впустую. Уснула Лариса поздно, зато проснулась рано. Ведь сказал же Макс, что утром приедут. Снова ожидание, и снова прошел день впустую. Наступил вечер. То, что вообще не приедут, у Лары и в мыслях не было. Ведь мать Макса женщина серьезная и занятая. Конечно, ей проще было бы встретиться с Ларой именно в выходные. Лара уже сидела, как на иголках, ожидая их вот-вот. Но вдруг ей в голову пришла роковая мысль. А ведь угостить-то гостей нечем. Не картошкой же. И что надо хотя бы торт к чаю взять. Она бегом бросилась в ближайший магазин, еле успела до закрытия купить торт и напрямки темным двориком, мимо гаражей, домой. Тут-то около гаражей и вырос перед ней здоровенный парень. Лицо его в темноте плохо было видно. Но заметен был недобрый блеск глаз и оскал ехидной улыбки.
– Стоять, Зорька! – пахнуло от него перегаром. – На сладкое потянуло?! – Он неожиданно сорвал с нее цепочку, и тут же Лара почувствовала, что сзади ее схватил за волосы второй.
– Возьми у нее торт, – скомандовал задний. – А ты, бикса, если в гаражики с нами не хочешь, в темпе сама снимай колечки и сережки. И молча, сука, а то бритвой по личику!
Бритва действительно повисла у нее над лицом. Не помня себя, Лара сняла украшения и, почувствовав, что волосы отпустили, бросилась бежать. У подъезда она только увидела, что торт снова у нее в руках. Когда они его всучили обратно, она не заметила. «В милицию бежать?! Бесполезно! Ищи ветра в поле. Да и что могут эти менты? Только карманы пьяным выворачивать». Она зашла к бабе Наде.
– Баб Надь, ко мне никто не приезжал?
– Нет.
– Если Максим приедет, скажи, я два дня, как дура, у подъезда прождала его ожидаючи. И что высидела?! – Неожиданно она расплакалась и, больше ничего не сказав, вышла снова на улицу.
Она просто вспомнила сейчас слова бабы Нади. «На рупь украл, на сто потерял». Вот и она сейчас потеряла не только краденые украшения, но и дорогую память – мамины сережки. Страшно захотелось напиться. Макс все равно уже, видно, не приедет, и она решила пойти к своей единственной подруге – Томке. Но не успела отойти от подъезда, как услышала за спиной знакомый голос. Это пьяный папаша, командуя целой ватагой алкашей, тащил их домой. Она вспомнила, как два дня вылизывала квартиру и представила во что они ее сейчас превратят. Бесполезные ожидания, бесценные потери, непреходящее зло на отца – все это сорвало Ларису с места и бросило навстречу пьяной компании.
– Эй! Куда это вы всей кодлой?! Не к нам ли домой?! А?! Ты что, дурень старый, про договор наш забыл?! Тебе напомнить?!
– Лара, не дерзи при друзьях! И потом, я ж выполнил просьбу. У тебя были гости. Теперь у меня. Щас выпьем и разбежимся. На улице ж нельзя. Кругом мусора.
– Какие мусора?! Один только сброд, как вы, шастает! Мусора!.. А ну, пошли вон все! Давай по домам, пьянь несчастная!
– Че она орет на нас?! – не выдержал кто-то из мужиков. – Командор, заткни рот своей соплячке!
– Что?! Это кто мне заткнет рот?! – не на шутку разошлась Лариса. – Ты что ль, заткнешь?! Или он?! А вы знаете вообще, кто он, командор-то ваш?
– Лара, не надо, Лара? Остынь, доча.
– Да он! Он же – петух! Его опустили в зоне! А он скрывает от вас! И вы пьете еще с ним! Тогда сами вы кто после этого?!
– Что-что-что-что?! – обступили ее отца мужики. – Это правда? Хм? Молчит. Смотри. Покраснел, как девушка. Ему стыдно, что потерял свою невинность. Ха-ха. А ну-ка, дай сюда вино.
– Это мое.
– Чего?!
Лара услышала первый удар. Потом второй. Потом беспорядочные, хаотичные, поспешные удары. Каждому хотелось приложиться. Отец не издавал ни звука, не стонал, как будто зная, что получает справедливое возмездие.
– Дайте ему посильнее! Как надоел он мне?! Мразь!
Она плюнула в сторону матерящихся и толкающихся мужиков и пошла быстрей и решительным шагом к Томке, ругая про себя всех подряд. «И отец – мразь! И все, все – мрази! И эти гоп-стопники – мразь! И Максим со своей маман – тоже мразь! И Томкина мать, которая сейчас начнет снова коситься – тоже мразь!»
Но дверь открыла сама Томка. Увидев размазанную от слез тушь на лице у Лары, она молча и побыстрее провела ее к себе и так же молча поставила на стол бутылку вина.
– Под твой торт пойдет?
– Пойдет-пойдет, – зло процедила сквозь зубы Лариса. Она просто поняла сейчас, как будет втайне рада Томка ее бедам. «И ты, Томочка дорогая, – подумала она про себя, – тоже – мразь!» Вслух же спросила:
– У тебя вина много?
– Хватит. Бутылок пять, марочные и разные.
– Тогда наливай…
Никогда Лара не была такой пьяной и злой. Сколько они выпили с Томой, она не помнила. Помнила, что, в конце концов, в прах разругалась с подругой. И кажется, опять из-за Лехи. Ну и черт с нею! А то больно счастливая стала в последнее время! Ларису покачивало и мутило. Но она знала, что именно теперешняя злость доведет ее до дома. Ах, вот если бы сейчас попались ей те два молодца с бритвой. Да она бы их кастрировала их же страшилкой, мрази!.. Все мужики – мрази!
Неожиданно у подъезда она наткнулась на бабу Надю.
– Ларочка, что это с тобой?
– Не твое дело!
– Ба?! Да кто напоил тебя так?!
– Не твое дело, говорю!
– Лара, я ведь что жду-то тебя? Приезжал твой Максим с мамой. Они долго с отцом твоим беседовали. А когда вышли, мама видно ругала Максима сильно. Тут я им и слова твои передала в точности, как ты велела. Я думала, это важно, вот и дождалась тебя.
Лара от услышанного потеряла дар речи. А потом разразилась ругательством.
– Вот мразь! Что он наболтал им?! И они – мрази! Приехали, когда их не ждет никто! Ну мрази, ну и мрази! Все мрази!
Она еле поднялась до своей квартиры. Крестясь и сокрушаясь, пошла к себе и баба Надя.
– Где ты?! Иди сюда, мразь! Я хочу тебя видеть! – крикнула Лара из прихожки. К ней подошел Чапа и, сонно потягиваясь, завилял хвостом.
– Пошел вон, тварь! Я не тебя звала.
Чапа быстро все уловил и побежал прятаться под софу. В последнее время ему частенько доставалось от хозяйки. Лару продолжало мутить, и мучила икота.
«И зачем я курила, дура?» Прежде чем отправиться к унитазу, она хотела разобраться с отцом. Но его нигде не было. «Ушел. Напакостил и слинял, трусливая скотина! Отомстил?! Значит, зуб за зуб?!» Зайдя в ванную, она неожиданно нашла его. Он мирно дремал в наполненной ванне, а рядом на стиральной машине стояла огромная бутылка рома, коробка конфет, сигареты и пепельница с рюмкой.
«Ну, ром-то с конфетами, это от мамани Максима гостинец, – догадалась Лара. – Конечно, после такого угощения выложил все! Что знал и не знал, что было и не было! Сволочь! Лежит, балдеет и, наверное, графом себя видит? А унитаз толком и не смыл опять! Скотина!»
Она напрягла зрение, приглядываясь к отцу, потому что все в ее глазах плыло.
– Вот пьянь, а?! Толком и избить не сумели. Один маленький синячок под глазом. Что он ему? Храпит, и даже слюну пустил от удовольствия… Вот же гад, а? Голый, а носки и не подумал снять.
Действительно, зеленые, драные, с черными грязными пятнами носки были выставлены вместе со ступнями из ванны будто напоказ. Размокшая и распаренная вонь от них заполняла тесное помещение. Комок подступил к горлу Ларисы, но зло взяло верх над брезгливостью. И она бросилась к нему.
– Сволочь! Мразь! На! Пей свою грязную жижу! – Она надавила на его голову и окунула ее в воду. Отец очнулся, заскользил в ванной как уж, вырвался и, ничего еще не соображая, впился Ларисе в руку остатками своих гнилых зубов. Ларе стало не так больно, как противно. Она схватила другой рукой бутылку с машинки и ударила изо всех сил его по голове. Вторая рука тут же освободилась, и Лара, впившись с остервененьем ему в лицо и лысину ногтями, стала топить его уже послушную голову все глубже и глубже. Но рука соскользнула с лица и с силой надавила на мягкий, рыхлый животик. И выдавила из него огромный пузырь, который выплыл изо рта отца и развернулся прямо перед лицом Ларисы, обдав ее запахом перегара, курева и другой нестерпимой вонью. Зажимая рот, Лара бросилась на кухню и едва успела открыть окно. Ее страшно стало драть. Все внутренности, казалось, хотели вырваться наружу из ее чрева. Вонь от отца продолжала стоять перед ней и, казалось, что теперь никогда не покинет. Рвало ее долго, до боли в голове и животе. Наконец, сев на табурет и немного отдышавшись, она почему-то вспомнила о золотой печатке. Это теперь единственное, что осталось у нее из ценных вещей. «А осталось ли?» – вдруг пронзила страшная мысль. Держась за живот. Лара бросилась к шифоньеру. Шаря рукой за бельем по всем полкам, ничего не находила. «Тварь ползучая! Неужели нашел?!» – ругала она отца. Все белье полетело на пол, но печатки Лара так и не нашла. «Убью ведь, гад, за нее! Убью!»
Она снова бросилась в ванную… Из воды почему-то торчали только ноги и одна рука. А голова находилась под водой.
– Эй! Ты че там, ныряешь, что ли? – глупо спросила она.
Страх сковал ее разум и тело. Боком, будто подкрадываясь, приблизилась она к ванной. Сначала осторожно дотронулась до синей от татуировок руки, потом покачала ее. А затем ожесточенно стала дергать изо всех сил.
– Эй! Пап! Ты че?!
Но в ответ были слышны только гулкие удары безжизненной головы о чугун ванны.
– Мама! – заорала Лариса и бросилась вон. Но тут же снова вбежала обратно. Схватила отца под мышки и с трудом усадив, стала бить по щекам, болтающуюся из стороны в сторону мертвую голову.
– Папа, ты умер? Да? Ну, скажи, папа, ты умер?! – не верила она своим глазам.
У нее текли нервные слезы, и била такая же дрожь. Наконец, поняв, что привести в чувство его уже невозможно, она присела на унитаз, пытаясь понять, что произошло. В ванной ее не было довольно долго. За это время он мог захлебнуться не один раз. «Так может, он сам?» – мелькнула искрой глупенькая мысль, но тут же погасла. На темени зияла страшная рана от удара бутылкой, был виден даже бело-розовый осколок кости. И что-то темное выпирало из раны. «Мозги?» – Лара со страшным воплем бросилась на улицу. То, что свершилось, доходило до сознания медленно и постепенно… И, может быть, теперь и всей жизни не хватит, чтоб осознать до конца все происшедшее?..
Лариса отошла подальше от подъезда и опасливо посмотрела на свои окна. В них горел свет. «А что, если он сейчас потухнет?» – почему-то пришла странная мысль. Она закрыла глаза от страха. «Если потухнет, то, значит, его потушил мертвец?!» Она прикрыла глаза еще и руками. А может, он подошел к окну?! Или еще хуже, спрятался, и будет ждать ее, чтобы отомстить?! Тело бил озноб, и зубы стучали. Ей хотелось кричать, рвать на себе волосы. Протестовать против того, что случилось… Но… Но это ничего бы не изменило. Погода сменилась, дул пронизывающий холодный ветер, он гнал рваные облака по небу, то закрывая, то открывая яркий и абсолютно круглый лик луны. Ларисе было очень холодно. Да и стоять истуканом до бесконечности было все равно невозможно. Она медленно открыла глаза. Свет в окнах продолжал гореть. В них никого, естественно, не было.
«Значит мертвец на месте, и все так, как должно быть». Эта мысль даже несколько успокоила ее. Мертвец – это ее отец… Отец мертвый. Она никак не могла к этому привыкнуть. Собственно, она и хотела с давних пор, чтоб он поскорее стал мертвым. Но то, что она убьет его сама? Убить самой человека?! Да какой он, собственно, человек?! Так себе, вечный зэк, алкаш, пахучий, неприятный субъект. Да, но ведь отвечать-то придется как за человека!.. Ее посадят. Обязательно посадят в тюрьму! В это гиблое место, откуда не вылазил он. Теперь посадят ее?! Ей и в голову никогда не приходило, что она окажется в тюрьме! И вот теперь бездонная, зловонная и хищная тюремная пасть разверзлась, чтобы проглотить ее! Ее! Такую молодую! Такую красивую, стройную, привлекательную! Которая должна была выйти замуж и как все рожать и воспитывать детей. А ей вместо этого?! И вся жизнь теперь изуродована?! «Не хочу… Не хочу! Не надо! Не бу-ду! – Последнее вообще звучало глухо. – Нельзя стоять на месте. Надо сопротивляться. Надо что-то делать. Иначе действительно – тюрьма! Мне должны помочь! Должен же мне кто-нибудь помочь?! Тетя?! Нет – глупости! Томка? Макс? Баба Надя? Нет, нет! Не то!.. Боже!.. Мне, оказывается, совершенно некому помочь! И все потому… Потому, что я сирота…»
Она присела на корточки и заплакала горючими слезами от безвыходности, от бессилия и жалости к себе.
«Мама, мама. Ну почему тебя нет рядом? Мамочка, мне некому без тебя помочь… Отец убил тебя… А теперь вот и сам умер, и из-за него меня посадят в тюрьму… Мама… Мамочка… Леха! – вдруг молнией пронзила ее мысль. – Ну, конечно. Леха! Больше некому, если не он, то никто! Как хорошо, что есть на свете Леха. Леха, который любит ее!»
Она бросилась к нему домой. Дверь Ларисе открыла заспанная Лешина мама.
– Лешу можно?
– Ларочка?! Час ночи! Что стряслось? С папой, что ли, плохо?!
– Мне Леша нужен. Срочно. Он потом сам все объяснит.
Через пару минут вышел Алексей, в брюках и рубашке. Дверь за собой он предусмотрительно прикрыл.
– Что, Лара? Что случилось?
Лариса пала перед ним на колени, обняла его ноги и заплакала.
– Леша, милый, помоги мне, пожалуйста. Только ты. Больше никто мне не поможет. Не бросай меня, миленький Лешечка, не бросай. Мне очень плохо. Очень.
Он поднял ее и повел на улицу, успокаивая.
– Лара, милая, перестань плакать. Не брошу я тебя. Разве могу я тебе не помочь? Расскажи, в чем дело. Все по порядку.
– Пойдем ко мне, – перестала плакать Лариса. – Все увидишь сам… И… Бросишь меня! Да-да! Я знаю! Ты возненавидишь меня! – И снова разрыдалась.
– Да успокойся ты, наконец. – Он обнял ее за плечи и сам повел домой…
Из ванной Алексей вышел бледный.
– Кто его?.. Так?
– Я…
– Нет, – поспешно прервал ее Алексей. – Не может быть! Ведь за это…
– Я, Лешик. Я. Нечаянно. – Опустив голову и шмыгая носом, словно провинившаяся школьница, подтвердила Лариса. – Ты хотел сказать, Леша, что за это меня посадят?
– Нет-нет! Что ты?! У меня и в мыслях этого не было. Этого просто нельзя допустить. Безвыходных положений не бывает. Нам просто… Просто надо что-то придумать. Ему уже не поможешь. Надо выручать тебя.
С появлением Алексея у Ларисы будто гора спала с плеч. Как будто теперь весь груз проблем она переложила на него. Она теперь даже ни о чем и не пыталась думать. В голове было абсолютно пусто. Она только смотрела на Алексея, как он ходит по комнате взад и вперед, кусая губы и напряженно думая. А она просто ждала его решений и его указаний.
– Кажется, я знаю, что надо делать, – проговорил он, наконец. – Значит, так… Дорога каждая минута. Сейчас ты мне поможешь вытащить его из ванной. Положим его в комнате на пол. Ты оденешь его вплоть до сапог. И положи в карманы все его документы. Это обязательно. А я за это время подгоню своего «Ижа» к подъезду. Посадим его в люльку и увезем за город. Недалеко в леске я знаю несколько небольших озер. Это скорее даже лужи, но глубокие. Там и притопим тело. Зима на носу. Лед, снег, никто его там не обнаружит. А всем скажешь, что ушел вчера из дома и не вернулся. Куда ушел, не сказал. Ведь пропадал же он целый год недавно. Ну, как план? Мне кажется, лучше мы все равно ничего не придумаем.
– Да-да, – обрадованно закивала Лариса. – План хороший. Я бы ни за что не додумалась. Молодец, Лешенька!
У Ларисы зажглась надежда в глазах. Она готова была теперь на все, лишь бы не тюрьма. Лишь бы жить, как все люди живут.
– Главное, чтоб помех никаких не было. Ну, если согласна, тогда вперед, за дело…
Все получилось как нельзя лучше. Отец оказался очень легким. Загрузили они его в мотоцикл быстро и безо всякого труда. Одели ему шлем, и он смотрелся, как задремавший, не совсем трезвый пассажир. Никто их не встретил у дома, никто не остановил в пути. Предусмотрительный Леха прихватил даже круглую железяку из гаража, которую привязал к телу для груза. Чтоб затащить труп под кусты, росшие над берегом, Лехе пришлось лезть в ледяную воду круглого, словно воронка, лесного озера. В четвертом часу утра они были уже у своего дома.
– Ну вот, – глядя на небо, проговорил Леха. – И дождик как раз вовремя. Я сейчас, Лара, мотоцикл поставлю и к тебе. Ты не против?
– Нет-нет. Обязательно, Леш. Мне одной страшно…
Всего через несколько минут они оба уже лежали в постели, на широкой, уютной софе. Ей одной действительно было бы страшновато и холодно. Но главное, она очень хотела отблагодарить Леху за его помощь. Больше того, за свое спасение. Он ведь спас ее от тюрьмы. А чем еще может отблагодарить мужчину молодая женщина, как не своей лаской? А когда ее еще и очень желают, то это для нее совсем и нетрудно. Она вела себя в постели уже совсем не так, как в тот первый раз. Теперь она знала, что нужно делать и как нужно ласкать, чтобы мужчина почувствовал, что женщина ему действительно очень благодарна. Насытившись любовью и обняв Ларису, уставший и счастливый Алексей уснул. Лариса же спать не могла. Нет, не об отце, убийстве или тюрьме были ее думы. Эти вопросы уже не волновали ее. Она считала их решенными, благодаря Лехе и, опять же, Его Величеству Случаю. Все обошлось, и концы ушли в воду. Теперь она никого и ничего не боялась. Она вдруг почувствовала в себе такую уверенность, что если бы весь город сейчас обступил ее, и все жители его в один голос стали бы обвинять ее в убийстве, она бы отвертелась, отказалась, не моргнув глазом. Ей казалось, что теперь никто на свете не сможет доказать ее вину. Еще совсем недавно, когда они ехали с Лехой обратно, и она, обнимая его за талию сзади, проливала благодарные слезы на его спину, чистосердечно считала, что готова теперь даже выйти за него замуж. Но когда все устроилось и улеглось, когда она успокоилась и пришла в себя, подумала: «А причем, собственно, здесь Леха? Ну помог, ну рисковал из-за меня. Так ведь потому, что просто любит». Она из-за Паши-Кнута тоже на все, что угодно, пошла бы. Но ведь у нее-то чувств к нему нет. Тем более она с ним за все с лихвой сейчас рассчиталась. А то, что у нее к нему ничего нет, так именно сейчас она в этом еще раз убедилась. Даже с глупым Максом ей было куда приятнее, чем с невзрачным Лехой. Нет, именно сейчас, когда отец ее сгинул навсегда и нужно продолжать борьбу. Томка права. Нельзя упускать этого бобренка. Хотя бы из-за того, чтоб та же Томка всю жизнь умирала от зависти…
С этой мыслью Лара уснула. А разбудила их обоих… Томка!
– Вон они ведь как?! Прихерились, голубки. Да оба голые, да в обнимочку! Вон ведь любовь-то у них какая! А я-то, дура, с утра пораньше бутылку несу подруге. Похмелить ее, за вчерашнее извиниться. Сука ты, Лариса! А не подруга! Воспользовалась мужской слабостью. Со всеми сразу, что ль, хочешь спать? И папеньку ведь куда-то сплавила ради этого?! Ну, погоди! Макса по крайней мере ты больше не увидишь, я об этом позабочусь! А ты, Леха, тоже хорош гусь! Два года ждала его, как дура, жила почти у него дома, письма писала… А он?! – Расплакавшись вдруг, она выбежала вон, с силой хлопнув дверью…
– Ты что ж, Леш? Дверь не закрыл, что ли?
– Забыл, наверное.
– И Чапа загулял где-то, подлец. Ну и ладно, – махнула беззаботно рукой Лариса.