Вечером уже все знали о разговоре Веры Ивановны с соседом. Значит, все подтвердилось!.. Что у него и в самом деле есть горбунья, любящая выпить и украсть. И что теоретически она вполне может стать их новой, полноправной соседкой. Нет! Два горба для одной коммунальной квартиры слишком много! Теперь горбуна буквально возненавидели.
На следующий день после разговора Вера Ивановна опять обнаружила пропажу. У нее была любимая серебряная ложечка, доставшаяся в память еще от бабушки. Утром она забыла убрать ее с кухонного стола, а к вечеру ее уже не было. Чаша ее терпения лопнула. Да и боялась Вера Ивановна самосуда над горбуном. Такое бывает в коммуналках. Спешно собралась к участковому, хотя и очень не хотелось ей это делать и еще по одной причине.
Дело в том, что участковым у них стал с недавних пор бывший ее ученик, которого в школе, она терпеть не могла. Всегда неопрятный, не способный к учебе, хитрый и ленивый, как и положено двоечнику, он сидел на задней парте и, чтобы она выгоняла его с урока, специально мешал этот самый урок вести. А в старших классах он стал дружить с подобными себе, отнимать деньги у младших, и, наверное, это он обворовывал несколько раз учительскую, просто ни разу не был пойман. Она часто говорила ему, что по нему тюрьма плачет, а он благодаря своему отцу, сумел таки протиснуться в органы и вот теперь, поди ж ты, сам людей сажает.
Когда Вера Ивановна вошла в кабинет и поздоровалась с участковым по имени-отчеству, тот был — на седьмом небе.
«Вот тебе, на! И этой старой училке я наконец спонадобился! — подумал он. — Да, действительно, значит, я теперь «фигура». Это не в патрульно-постовой милиции карманы пьяным чистить. Тут, например можно написать рапорт о несоблюдении режима после возвращения из мест заключения на своего одноклассника, который в детстве не раз его бил и отправить его туда, откуда он только что вернулся. Или вот недавно бывшая подруга, которая не дождалась его из армии, подала заявление на мужа: мол, дерется. Мало тебе, дура, дождалась меня, сейчас была бы женой участкового — офицера. Хоть и младшего лейтенанта, а звучит-то лучше, чем твой шоферюга-дебошир. Теперь вот эта «училка», которую он в детстве так боялся и из-за которой его столько раз порол отец, заявилась к нему. Теперь-то у нее и голосок просящий, и взгляд заискивающий, не то, что на педсовете. Просит, чтоб я с их горбуном побеседовал без повестки, втихаря, чтобы никто ничего не знал. Нужен мне ваш — урод! Заявления письменного нет, — значит, и с моей стороны ничего не будет. Сами разбирайтесь, еще тебе я не помогал старая перечница».
На лице же у него были участие и внимание, он с деловым видом пообещал принять меры, побеседовать и повлиять на зарвавшегося соседа. Проводил старую учительницу до крыльца, по дороге они вспомнили немного школу, его класс и с вежливыми улыбками расстались…
И Анна Михайловна не сидела на месте. Теперь она решила покрепче взяться за соседей-мужиков, чтобы окончательно раздавить калеку. От баб толку мало, они будут долго тянуть резину, а ждать ей некогда. Выбор свой она остановила на Степане. Маша, жена Степана, сварила суп с курицей и оставила обед на плите, а сама убежала по магазинам. Степан, мужик здоровый, даже огромный, любил поесть. Эта «кастрюлька» ему на два раза. Он работал каменщиком на свежем воздухе, к еде относился с любовью и даже благоговением. После работы кто с мужиками троить, кто по бабам, а он — домой. Где еще поешь по-человечески? Хорошо и вкусно закусив, он становился добрым и ласковым, а голодный бывал раздражительным и злым, а порой и страшным. По этой причине жена его Маша постоянно торчала на кухне, особенно по выходным. Детей за десять лет совместной жизни они не нажили, и все свои женские и материнские чувства она тратила только на Степана.
С ним-то и решила провернуть свою злую шутку Анна Михайловна. Она быстренько достала курицу из Машиной кастрюли — и к себе. Отодрала мясо, как могла, с горячей птицы, косточки — на газету, и вниз — к подъезду. Выбрала момент, когда никого там не было, положила косточки на видное место. К ним, как нельзя, кстати, подошел кот горбуна. Первая часть замысла удалась полностью. Потирая руки, Анна Михайловна побежала наверх.
Скоро пришел Степан и первым делом на кухню, к кастрюле, открыл крышку, в нос ударил запах наваристого бульона, он закрыл глаза, сглотнул слюну, предвкушая вкусный, сытный ужин. Побежал переодеваться, умываться, по телику должны были скоро хоккей показывать.
Через несколько минут он снова был у кастрюли, хлеб, чесночок уже в комнате на столе, уже объявляют состав команд. Он налил суп в солидную эмалированную миску, провел половником по дну в поисках мяса, потом провел еще раз, потом еще и еще… А мяса-то и нет!..
На лице у мужчины застыла странная улыбка. Было уже не до хоккея. «Что за черт?! — проговорил он. — А куда же она мясо дела? Что это за баланда? Я что, на мясо не наработал, пашу на износ, без выходных, сверхурочно, не пью, а меня не кормят?!»
Он швырнул половник в мойку. Машина ярости в нем начала набирать обороты.
Анна Михайловна выдержала паузу ровно столько, сколько нужно было. Когда вошла на кухню, Степан стоял, держа руки в карманах, и даже голову не повернул в ее сторону.
- Степа, — позвала Анна Михайловна. Но Степан будто не слышал. — Ты че такой злой? — продолжала приставать назойливая соседка. — Сегодня праздник, а ты такой сердитый.
- Чихал я на твой праздник!
- И выпить за него не хочешь?
- А какой праздник? — вдруг сразу заинтересовался Степан.
- А ты не знаешь? — Нет.
- Ну, выпьем, тогда скажу.
Она принесла запечатанную бутылку водки, открыть которую сама мечтала весь день, но выдержала до вечера ради дела. Поставила на стол, нарезанный соленый огурец в блюдце, сама открыла бутылку и налила ему полный стакан, а себе — рюмочку.
Стакан в ручище Степана смотрелся, как стопка, шевельнул рукой — и пуст! Проглотив водку, мужчина с удовольствием захрустел огурцом. Некоторые крупные люди быстро хмелеют. Именно к таким, Степан и относился. Водка быстро зажгла в пустом желудке и так же быстро добралась до его головушки.
- Так какой праздник, говоришь? — думая о постном супе, спросил по инерции Степан.
- День русской балалайки, — не моргнув глазом, ответила Анна Михайловна. Она считала Степана мужиком здоровущим, но неумным. Такой богатырь, хорошо зарабатывающий, видный, а женился на бабе старше себя на десять лет. Кто он, как не дурак!
- Странно, а у нас на работе ребята ничего о празднике не говорили сегодня.
- Да ладно, — махнула рукой Анна Михайловна. — Давай быстренько допьем, а то Маша придет и скажет еще, что я спаиваю тебя.
— Я ей скажу! — показал кулачище, уже хмелеющий Степан. Таким же неуловимым движением он расправился со второй порцией водки, сгреб пятерней все колечки огуроцов в рот. И с суровым видом, глядя куда-то вдаль, спросил:
- Слушай, а куда моя баба смоталась?
- Да рядом куда-то, в магазин, что ли…
Тут же скрипнула коридорная дверь, Анна Михайловна, гремя посудой, быстренько все убрала в стол.
В кухню с полными сумками вошла Маша.
— Сто лет жить будешь, мы как раз тебя вспоминали, — расплылась в масляной улыбке Анна Михайловна.