Было утро выходного дня, около восьми часов. За окном еще серо. Но для прапорщика Василия Запихайло время это далеко не раннее. Двенадцать лет беспрерывной армейской службы, включая и два года срочной, выработали привычку вставать рано. Сейчас ему выходной был в тягость. На боевом дежурстве у пульта связи, глубоко под землей, было бы легче. Там была работа, которую он хорошо знал. Она требовала концентрации внимания, полной сосредоточенности и абсолютной отдачи. А это ему было сейчас позарез необходимо. Ибо сердце его стучало теперь с перебоями, мучила бессонница, и лезли в голову мрачные и злые мысли. Причина этому была веской: неделю назад от него ушла жена. И не ушла даже, а просто сбежала с зампомтехом. Уволившимся в запас — пузатым, лысоватым майоришкой в полтора раза старше его.
Сейчас Василий лежал на солдатской койке, потому, что всю их мебель и пожитки беглянка прихватила с собой и в тысячный раз прокручивал в голове все происшедшее, силясь понять психологию женщины. Но понять ее, видно, было выше его сил, и он в очередной раз, поднявшись во весь свой высоченный рост, направил огромные босые ступни к обшарпанному столу, подаренному соседями. Налил в кружку очередную порцию спирта, выпил не спеша и причмокивая, запил из чайника; положив на хлеб кусочек холодной тушенки, направился к окну.
Вид гарнизонного поселка был скучен и уныл. Черными пятнами на сером фоне проступали деревянные жилые и административные бараки. А за ними расплывались в тумане грязно-фиолетовые сопки. Низко над землей мчались напитанные влагой тяжелые облака. Во дворе гулял только ветер, мотая бельевыми веревками и давя на стекло. А по металлическому карнизу звонко барабанили тяжелые редкие капли. И это в начале ноября, когда в здешних краях должна вовсю свирепствовать зима. А эта странная оттепель держится уже неделю. Кое-где на сопках и в поселке дождь съел почти весь снег.
«Метаморфоза какая-то, — вспомнил прапорщик полюбившееся словечко. — Как Ольга сбежала, так и зиму с собой будто увезла… Вот стерва! — не выдержал Василий. – Ну, ладно бы с молодым, а то с пенсионером!.. Хотя дело понятное. Простой расчет. Квартира у него в Свердловске. Пристроится ее теперь штатский мужинек, где-нибудь завгаром, плюс пенсия офицерская. И будет она ему, материально обеспеченная рога наставлять и думает, заживет при этом счастливо и весело. А со мной, видите ли, скучно. Я ревнивый. Я жадный. Я ворчливый. Я этот… Как его? Бука! Так она обозвала меня в своей прощальной записке. И что это еще за «бука»? Ну, если я бука, то ты, Оленька, уж точно сука! Ведь года со мной не прожила! У меня и контракт в мае заканчивается, и не продлят уже. Офицеров, и то сокращают. Что ж я дома землякам-то скажу? Ведь какую свадьбу закатили! Какие расходы с матушкой понесли! И самое главное-то — вторая уже сбегает! Ё-мое! Что за бабы пошли?! Все, что ль, метаморфозки такие конченные?!»
Снова тяжело вздохнув, он решительно направился к столу. Выпив еще дозу и забыв закусить, уставился на грязную, с выцветшими обоями стену. Из ствола охотничьего ружья, висевшего на ней, выполз наглый, упитанный рыжий таракан. Вокруг ружья, на приличном расстоянии друг от друга по периметру бледного, огромного пятна на стене, торчали гвозди.
— Шкура! – зло, процедил сквозь зубы Василий. — Какая шкура! А?! И ту увезли молодожены! Мать вашу! А мне одних тараканов оставили! Какое имели право?! А?!
По контуру пятна на стене можно было догадаться, что на ней действительно висела порядочных размеров медвежья шкура.
— Я добыл! Я выделывал! — застучал себя в грудь охотник. — А они — как свою собственность! Теперь этот обалдуй, который, кроме стакана, в руках ничего держать не умеет, хвастать будет перед штатскими, какой он медвежатник! Эх! Она еще хлебнет с ним горя! Она еще не знает, какой это алкаш и баламут! И какой дурак — пьяный! Узнает, да поздно будет!
Тут его мысли прервал стук в дверь. Армейская интуиция подсказала опасность. И он, схватив бутылку со спиртом, опрометью бросился к порогу, всунул ее сначала в сапог, накрыл портянкой, спирт-то казенный, и только потом открыл. Как оказалось, конспирация была не лишней. Ибо заявился к нему, нежданно-негаданно, сам командир части!
— Здорово, Василий! — перешагнув порог, протянул с улыбкой руку гость.
Полковник был плотным, абсолютно седым, с лиловым лицом и плутоватыми, слегка мутными, голубыми глазами.
- Отдыхаешь?
- Ага, товарищ полковник, — стараясь не дышать в сторону командира, ответил Василий.
- Ну, прости, что побеспокоил в выходной. Дело, брат, неотложное — государственной важности! — уже с озабоченным лицом проговорил командир части. — Ты ведь знаешь? К нам скоро комиссия из Москвы прибыть должна.
- Так точно, знаю.
- А чтоб все было чики-чики, что нужно? Ну-ка, ответь, ты ведь не зеленый боец.
- Нужно встретить, как полагается. Ну и… проводить тоже соответственно, на уровне.
- Правильно, молодец. Угодить — одним словом. А угодить на этот раз будет легко, — с довольной улыбкой полковник похлопал по плечу Василия. — Им шкура медвежья нужна, Вася! Только и всего. А мне разведка донесла, что ее им пока в нашем округе не предоставили. Так что нам и карты в руки! Есть повод отличиться! — Почему-то радостно рассмеялся матёрый вояка.
- Так, где ж ее взять-то, товарищ полковник? — искренне удивился Запихайло.
Смех и радость вмиг будто сдернули с лица командира части.
- А у тебя разве ж нет? – закрутил он головой, оглядывая растерянно абсолютно пустую комнату. — А мне говорили, докладывали…
- Была, да сплыла. Пока на дежурстве был… Увезли… Эти…
- От, баламут! А?! И здесь нагадить успел! — ударил со злостью кулаком в ладонь полковник. — Слушай, Василий. А давай я его посажу. Он, оказывается, с документацией намухлевал. И движков на складе не хватает. А?
- Да нет, что вы, не надо.
- Ну, а раз не надо, дуй тогда на охоту. Ты ж у нас лучший медвежатник. Каждую зиму по десятку наверное, их заваливаешь.
- Что вы, товарищ полковник? За всю службу всего десять и взял.
- Ладно, не скромничай, Василий. Вот, держи пока аванс.
И на глазах у изумленного хозяина командир части бережно достал из своего необъятного портфеля и поставил на стол трехлитровую банку спирта.
— Ну, че замер-то, прапорщик? Команды «Смирно!» не было. Я такой же мужик, как и ты. Все мы тут на точке из одного котелка едим и с одной фляжки пьем. Так-то, сынок, налей-ка по чарочке, я тебе кое-что сказать должен.
Взяв кружку и глядя в глаза Василия, полковник проникновенно произнес:
- Вот сколько тебе годков сейчас, Вася?
- Тридцать.
- А когда мне было столько же, от меня уже три жены сбежало. Вся карьера в тар-тара-ры из-за них! Всю службу по точкам да северам мыкаюсь. И ничего, сейчас на шестой женат. И, как видишь, живой. Знаю, знаю, как ты переживаешь сейчас. Но не вини себя, Вася. Не от нас они бегут — а от условий нашей жизни. И их тоже винить нельзя. Ну, какой с баб спрос? Мы хоть выпьем, нам и — полегчало. А им каково? Так что — нос не вешай! Мы люди казенные: нанялись — продались. А вот бери-ка лучше ружье да иди, погуляй по воле. И мозги проветришь, и пользу нашей части принесешь. А пять дней, я думаю, тебе на медведя хватит. Ну, ни пуха! — поднял он кружку.
- К черту! — по инерции продолжил Василий.
- Да? Ну, тогда я пошел к своей шестой. — С этими словами полковник выпил свои неразбавленные сто граммов и, понюхав хлеб и аппетитно захрустев четвертинкой лука, решительно направился к выходу.
Василий в растерянности засеменил за высоким гостем.
— Товарищ полковник, товарищ полковник? А-а-а-а погода? Повернувшись в дверях, полковник уже властно произнес: