А в «Фокусе», кроме комедий, ничего не ставили, потому как чем же ещё можно было заманить сюда зрителя, как не сатирой и не дешевизной билетов? Изредка, правда, зал наполнялся и благодаря приказу, когда какому-нибудь военачальнику или директору учебного заведения хотелось вдруг отмыть немного денег. Фокусман шёл любому зрителю навстречу, лишь бы не упустить выгоды. Но как он, ни старался, аншлага в их театре ещё не было. Не было до сегодняшнего вечера. Благодаря природной фокусманской пронырливости и нахальству, а также глубоко законспирированным связям, он пронюхал, что большая группа финских бизнесменов собирается совершить культурно-деловой вояж по России в формате международного фестиваля финноугорских народов. Помимо экскурсий по музеям и предприятиям Санкт-Петербурга, они должны были ещё посетить где-то на периферии мордовский народный театр. Вот поэтому-то — тоже, а не только для отдыха Яков Абрамович и оказался в Финляндии. Фокусман сумел убедить тамошних деловых людей, всегда стремящихся к рациональности, что вовсе незачем им отправляться из столицы в далёкую провинцию, когда его театр под названием «Фокус» является самым мордовским! Самым — народным! И самым продвинутым театром в Питере! Бизнесмены сочли его предложение вполне разумным, и после некоторых раздумий и сомнений из-за очень завышенной цены на билеты, почти не уступающей в этом плане и Большому, всё-таки согласились. И вот они в «Фокусе»! И им, конечно, хватило и беглого взгляда, чтобы понять, что их надули, но, чтобы сохранить лицо, горячие финские парни решили досидеть до конца спектакля, несмотря ни на канализационное амбре, ни на обшарпанные скрипучие сиденья, ни на незнание русского, хотя, собственно, мордовский они бы тоже вряд ли поняли. К концу первого действия многие из них позёвывали, а некоторые уже и подрёмывали, с посапыванием даже и похрапыванием.
Никудышкин прекрасно видел плебейское отношение так называемых «новых русских» к их пусть и бездарной, но всё-таки работе. Он ни сном, ни духом не ведал, что в зале одни иностранцы. Хотя и это мало что бы изменило, он ведь страстно ненавидел всех преуспевающих людей, независимо от национальности. Любой успех, деньги и удачу у кого бы то ни было! Лишённый сам всего этого счастливого набора, Никудышкин ненавидел баловней судьбы, даже если всего они добились собственным трудом. Свою же бедность он оправдывал как собственный выбор и закономерный результат беззаветного служения искусству, а раньше ещё и КПСС. Сегодня на сцене «Фокуса» искусством не пахло вообще. Из всей когорты артистов игра шла, как ни странно, пожалуй, только у жены и дочери Фокусмана. Глава семейства мог бы гордиться ими, если бы не побоялся присутствовать здесь и если бы не узнал, конечно, истинной причины столь естественной их игры. Зато весь театр её знал. По пьесе Гоголя и жена Городничего, и дочь — обе увлеклись Хлестаковым. По иронии судьбы и по жизни обе Фокусманши симпатизировали Альберту Омлетову, молодому красавцу атлетического телосложения, пришедшему в «Фокус» из цирка, где он работал с лошадьми, а здесь моментально стал ведущим артистом в амплуа любовника.
Сегодня Хлестакова играл как раз он. Великовозрастная мамаша, подпавшая под его чары, то и дело выписывала своему предмету обожания какие-то странные премии, а дочка выдавала ему деньги из кассы даже тогда, когда для других — та была якобы абсолютно пустой. И театр, и, наверное, сам Омлетов понимали, что раз он берёт премии, то должна быть, в конце концов, и взаимность с его стороны, то бишь – какая-то любовная развязка. Но Омлетов оставался в этом плане неприступен и продолжал оттягивать свою расплату с Фокусманшами. И как окажется позже, на то у него были очень веские причины.