Дома женщины приготовили ему тёмнозеленого цвета костюм, отгладили белую рубашку, повязали розовый галстук и вручили целых три носовых платка. А на вечер и пиво в холодильнике припасли. Но, не дожидаясь праздничного застолья дома, Павел Александрович принял и этого пивка на грудь для пущей смелости. Эаспанцев заметил уже некоторую перемену в своих домочадцах. Он ещё не стал и кандидатом, а они уже перестали им командовать, зауважали чтоли? Никто сейчас даже пиво не посмел из них отобрать и уж тем более по физии врезать, даже не ворчали. Благодаря стараниям жены в Управление он понёс набитую дифицитной, копчёной колбасой и конфетами в коробках, а также армянским коньяком огромную хозяйственную сумку. Капитан встретил его там первым и, естественно, сразу проверил её содержимое. И уже втроём с Хамовым и Петром, в подсобном помещении, втихаря ото всех они произвели дегустацию коньяка. Приготовились, так сказать, к собранию по полной программе. На партсобрании Павел Александрович сидел уже довольно прилично захмелевшим. Больше того, его уже и слегка подташнивало от выпитого. Но он держался изо всех сил, ибо ставки были слишком высоки, решалась его судьба. Ударить в грязь лицом именно здесь и сейчас нельзя было никак! Он был полностью погружён в борьбу внутри себя, а потому спроси его, о чём шла речь на собрании, он ни в жизнь бы не ответил. Вернулся во внешний мир он только, когда Фаина Захаровна озвучила его фамилию. Пусть и неверной походкой, но Павел Александрович всё-таки преодолел расстояние до президиума, и это уже было в какой-то степени его победой над собственным организмом. И дальше всё пошло довольно не плохо. Он что-то отвечал по инерции на вопросы присутствующих, те понимающе кивали головой и по-доброму улыбались. Павел Александрович тоже всем улыбался, собравшиеся тут коммунисты ему казались сейчас замечательнейшими людьми. А им конечно же было наплевать на него, все ждали только того момента когда «ларчик» его, с колбаской и коньяком наконец-то раскроется.
И вот он – долгожданный наконец-то для всех финал, из-за стола поднялась собственной персоной — сама Фаина Захаровна!
- Ну, разреши мне тогда, наш дорогой товарищ — прохрипела она прокуренным голосом, — от имени коммунистов нашей партийной ячейки поздравить тебя, с первым, так сказать, шагом, на пути в нашу дорогую КПСС. Ипозволь дружески тебя обнять!
Она двинулась к нему, на ходу протягивая навстречу толстые, белые с растопыренными пальцами руки. Тучная, словно перекачанная резиновая баба с колыхающимися, необъятными прелестями, со вздёрнутой заячьей губой, обнажающей изрядно подпорченные зубы. Всё это очень, очень, не кстати напомнило без пяти минут кандидату в КПСС недавнее погружение. К горлу Заспанцева тутже подкатил предательский комок! Парторг уже настырно гнула его сопротивляющуюся голову к себе, в нос ударил запах пота, в перемежку с косметикой, он, как мог, упирался и морщился. Но её зубы всё-таки стукнули — об его! Он изо всех сил попробовал в последний раз внушить своему вышедшему из-под контроля организму, что это всего лишь Фаина Захаровна! Его будущий, партийный вождь! А вовсе никакая не утопленница, но — увы! Всё напрасно! Чуть успев оторваться от её тонкогубого рта, Заспанцев не сумел совладать с собой. И его вырвало прямо парторгу за пазуху! Когда до женщины дошло, что случилось, она с воплем: «Мама!» бросилась к столу и первым, что – попалось — под руку, стала с перекошенным лицом торопливо вытирать грудь. А попались ей именно листки с рекомендациями Заспанцеву. Павел Александрович, убегая от позора, успел испачкать ещё и пол в помещении. Сбегая по лестнице, он возмущённо думал: «Тоже мне, парторг?! Лезет целоваться, а прёт от неё, какой-то кислятиной! А люди виноватые потом!»
Вслед ему нёсся истерический визг пополам со слезами:
- Сволочь! Дрянь! Чмо! Новое платье! Ты мне заплатишь занего, проклятый алкоголик!.. Хамов — мерин рыжий! Ты за водку в партию всякую мразь, готов затащить! Мерзавец — этакий!..
Выйдя на улицу, Заспанцев прежде всего хорошо прочистил желудок, а потом долго гулял на свежем воздухе, размышляя о своей дальнейшей судьбе. И пришёл-таки к довольно логичному выводу, что объятия партии миновали его теперь, пожалуй, навсегда…