Павел Александрович оглянулся и увидел, ну, конечно же — его! Своего давнего соседа и однокашника, которого домашние, так часто ставят ему в пример. Самого беспардонного человека, пожалуй, во всем Пароходстве, капитана водолазного катера Хамова Игоря Сергеевича собственной персоной! Ведь только он мог вот так вот, без всякого якова, на всю улицу назвать человека, как ему заблагорассудится. Субъект этот был очень неудобный. Даже начальство его побаивалось, ибо он полностью оправдывал свою фамилию. Абсолютно, не соблюдая никакой субординации, Хамов мог ляпнуть, что угодно и кому угодно: хоть с глазу на глаз, хоть при свидетелях. Из положительных, у него было, пожалуй лишь одно качество, которое, правда, сразу бросалось в глаза. Он был очень аккуратен. Одет всегда — с иголочки, выглажен, чисто выбрит, обувь начищена. Он постоянно ходил в форме, только на работе фуражку капитанскую надевал на глаза, а в выходные, наоборот: носил на затылке, как дембель. Как и у дембеля, от избытка здоровья, наверное, у него всегда была грудь нараспашку, даже зимой. Он был крупный, плотный, с приличным, но упругим животиком, полнолиц и краснокож, волосом рыжий, с маленькими хитрыми серыми глазками в белёсых ресницах. Всегда был «себе на – уме» и точно знал во всём свою выгоду. Переспорить его было невозможно. И потому что уж больно упёрт был, и потому что побаивались его, ибо заехать мог, ежели с ним долго препирались. Особенно в пьяном виде. Так что, хорошо зная этого субъекта ещё со студенческой скамьи, Павел Александрович его побаивался. А потому с глупой улыбочкой засеменил сразу к Хамову и, ещё издали протягивая руку, стал оправдываться:
- Извини, Сергеич. Чё-то задумался и не заметил тебя.
Без энтузиазма пожимая руку Заспанцеву, Хамов с непроницаемым, как всегда, лицом пошутил, указывая на бидончик:
- За пивом, что ль, Саныч? Так киоск — в другой стороне.
- Да нет. Бабы за молоком послали, — продолжая глупо улыбаться, пояснил Павел Александрович.
- Кто послал? За, чем, говоришь, послали? — сморщившись,будто не расслышав, переспросил Хамов. — Бабы?! А ты кто? Мальчик на побегушках, что ль, у них? Или солидный мужчина? Которыйимеет право в свой выходной, пивка попить или водочки со старымидрузьями принять.
Пока Заспанцев прикидывал, что ответить на столь явный намёк, Хамов, глядя за его спину, вдруг всунул пальцы в рот и так свистнул, что тот аж присел. Оглянувшись, Павел Александрович увидел, что к ним спешит Петро — тридцатипятилетний водолаз с катера Хамова. Видно было, что он с похмелья, помят и не брит. Петро раскрыл было рот, но Хамов жестом дал понять, что и так ему всё ясно.
- Вижу-вижу, Петро, что ты не в форме. Я — тоже в расстроенных чувствах. Счас похмелимся у меня в гараже, и я вам открою,братцы, великую тайну.
И, не дав даже удивиться этому заявлению, он выставил вперёд огромную пятерню и скомандовал:
- Кидай на банк, у кого что!
Петро скромно положил трясущейся рукой мятый грязный рубль, оправдываясь хриплым голосом:
- Извини, Сергеич, у меня только «рваный», — и скромно доложил сверху ещё несколько монет.
Сергеич, помахав ладонью у своего носа, брезгливо спросил его:
- Ты где так напоролся? Мы ж на работе вчера почти не пили.
- У тестя на дне рождения. Я ж говорил вчера.
- Ну, давай-давай, чё там у тебя, Саныч? Не жмись, — обратился Хамов уже к Заспанцеву.
- У-у меня только червонец, — долго швыряя в кармане, жалобно проговорил тот.
- Ну и клади быстрей! Чё мы, червонцев не видали? Резину тянешь! Люди же болеют. Сам-то тоже с похмелья, я же вижу.
Чтоб показаться настоящим мужиком, Заспанцев утвердительно кивнул головой:
- Да, есть немного, — и положил десятку в необъятную ладонькапитана. — Только, Сергеич. Я ведь ещё должен, это…
- Если должен, — заткнул его капитан, — то долги для мужчины — святое. Их надо отдавать! — С этими словами он хлопнулсверху на десятку свой — новенький, хрустящий, но единственныйрубль, и, сунув весь банк в руки Петрухи, приказал: — Три пузыря потри шестьдесят две! А закуска у меня в гараже есть.
- И-и-и молока! — поспешил за рванувшим с места в карьерПетрухой Заспанцев.
Денег хватило и на водку, и на батон, но на два, вместо трёх, литра молока! Пока шли в гараж к Хамову, Заспанцев испереживался, как будет отчитываться дома: ведь, ясный пень, с Хамова денег не дождёшься. Получается, пить-то они сейчас будут за его счёт. А чтобы вернуть сдачу жене, придётся где-то занять. А где, он пока не знал.
Но, после первой же рюмки, давно не пивший Заспанцев, сразу захмелел, а потому махнул на всё рукой, уговорив себя тем, что именно сейчас он справляет с друзьями, как и положено, свой юбилей. Стол мужикам заменил багажник новенькой «шестёрки», на который хозяин постелил сначала одеяло, а сверху положил — лист фанеры. В гараже под потолком, висели крупные, лоснящиеся жиром, вяленые карпы. Одного, самого мелкого, Хамов снял и порезал на куски. Рыба была вкусная и малосолёная, не хватало к ней хлеба, а потому капитан бесцеремонно принялся резать батон Заспанцева, отчего тот опять только прикусил губу.
Когда выпили по второй, мало-помалу приходящий в себя Пётр напомнил капитану:
- Кэп, ты обещал про какую-то тайну там чё-то рассказать.
Хамов, усевшись на единственную табуретку в гараже, обвёл товарищей внимательным взглядом снизу и заговорщически произнёс:
- У нашего механика, Петруха, у Семёна Василича — рак!
- Как?! — вытаращил глаза водолаз. — Он же просто на бюлетне.
- Вот так. Все очень не просто Петро. Семен Василича в больничку уже определили. Пошёл вчера я к начальству, чтоб дали временнокого-нибудь, мол, задыхаюсь без механика. А мне Фаина Захаровна шепнула. Скоро, мол, тебе нового дадут. А я ей: «Мне нового ненадо, меня Василич устраивает вполне». А она говорит: «Жене егозвонили из больницы, не язва у него, оказывается, а рак. Метастазы ужепошли. Короче, выпишут на днях домой помирать. Родня уже хлопочет о похоронах».
- Д-а-а, — протянул удивлённо Петро. — Классный мужик был.
- Не был, а жив пока ещё, — поправил Хамов.
- И кого ж к нам в механики сватают теперь, Сергеич?
- А вот это чудо, — кивнул капитан на Заспанцева, которыйчуть не подавился рыбой.
- Меня?! — вперился Павел Александрович в глаза Хамова, пытаясь понять: шутит тот или нет?
- Тебя-тебя. Петро, наливай, — скомандовал кэп. — Водки море,чё кроить-то?
Когда Пётр налил, Хамов произнёс тост:
- Давайте, други, выпьем за то, чтобы наш, старенький «ЭРВЭКА-шестьсот шестьдесят шесть» до конца навигации доходил без поломок. Аэто зависеть будет от кого?
- От механика, — подсказал Петро.
- Правильно! — назидательно поднял палец вверх Хамов. —При Василиче наш кормилец бегал, как молодой олень! И я тебесразу заявляю, Засранцев! Будешь пахать у меня на судне, как папаКарло! — И, оттопырив от рюмки мизинец с золотой печаткой, медленно потянул водку, причмокивая, но не морщась.
Его примеру последовал и Петро, а Заспанцев, обалдевший от новости, панически пытался придумать самоотвод.
- Пей-пей, Ссаныч. В понедельник уже выходишь на мой «ЭРВЭКА» — продолжал пугать своего будущего механика кэп. — Естественно, ты будешь в курсе всех наших дел, а потому предупреждаюсразу! Обо всём, что на катере происходит, — молчок! Узнаю, что оттебя какая-то утечка информации на берег прошла, уволю с такойхарактеристикой, что ни в шкипера, ни даже в матросы не возьмут!Я слово своё держу! Ты знаешь! Понял?!
- Понял, — робко отозвался Саныч.
- Ну, ежели понял, наливай!
Видя, что приказание его выполняют, Хамов продолжил:
- Ко мне на танкер пришла как-то одна повариха работать с замечательной характеристикой. Такой, ну, прям, хоть в космонавтыили в ЦК сразу принимай. Симпатичная, телом сбитая, но на передок слабовата. Я её буквально через пару дней оприходовал. По нескольку раз в день её в своей каюте и так и эдак, ну, вы понимаете. Потом заметил, что она, оказывается, и к первому помощнику за тем же самым бегает.
Я его вызвал. А мы с ним — друзья. Ругаться особо не стали из-за бабы, а мирно порешили её делить и дальше. Чё она, жена, что ли? Но ей я строго-настрого наказал, что, если замечу, что, кроме нас двоих, она ещё кого-то на судне обслуживать станет — спишу на берег! И, что вы думаете, эта неугоманная? Вскоре выясняется, что она и с боцманом уже близко познакомилась, и с матросами спит. Списал, как и обещал! Моё слово — олово! Плакала, правда, в ногах валялась. На жалость пробить хотела. Кого?! Дуреха?! В характеристике чистую правду написал: «Разлагала моральный облик младшего плавсостава команды». Вот так вот, Засранцев. Чё пригорюнился-то? Петро, дай-ка сигаретку.