Одноактная пьеса
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
- Виктор — мужчина сорока лет, среднего роста, худощавый, бледный в фирменном охотничьем костюме и болотных сапогах.
- Тезка — мужчина лет шестидесяти, высокий, сутулый в длинном до пят плаще с накинутым капюшоном. Очень смуглый, с темной бородой, лица его из-под капюшона почни не видно.
- Ангел, в белом одеянии юноша с золотым поясом и такими же лентами, скрещенными на груди, идущими от пояса к плечам. Он светловолос, красив, с приятным голосом.
Действие пьесы происходит в конце девяностых годов ХХ века в России на лоне природы.
Посреди сцены островок суши, окруженный паводковой водой. На заднем плане острова возвышается дуб. Под ним валяется спиленный пенек. Между дубом и краем сцены лежит охапка хвороста приготовленного для костра. Позади дуба черный силуэт леса стоящего в воде. Сумерки, вот-вот стемнеет и поднимется из-за леса полная, яркая луна. Край неба уже освещается ею, другой край затянут тучами. Хор лягушек то смолкает, то снова оглашает окрестности. Иногда слышен свист крыльев и кряканье пролетающих уток. Когда совсем стемнеет, будет слышен и крик филина.
Раздается плеск воды от пробирающегося вброд по мелководью к острову человека. Сбоку сцены появляется Виктор, он тащит на веревке за собой надувную, яркую, импортную лодку. Всё на нем дорогое, добротное. Из лодки торчит удочка-телескопичка. Он доходит до острова затаскивает на него до половины лодку, бросает веревку и поворачивается к дубу.
Занавес поднимается
Виктор. (Вытирает пот со лба с тяжелым, усталым вздохом.) Фу-у-у! Кажется, добрался, наконец!.. Еле нашел наш остров. (Подходит к дубу и слегка нагнувшись, обтерев ладонью ствол, что-то рассматривает на нем. Разгибаясь удовлетворенно.) Точно он! Дуб тот самый! Надпись моя даже сохранилась. (Оглядываясь по сторонам удивленно). Почти весь островок затопило. Надо же и кусты превратились в деревья! (Смотрит в сторону леса за дубом). И были они всегда на суше. Такого паводка вроде не бывло ещё никогда. Хотя может и был, ведь мы посещали сей островок всего-то три раза. А последний… так страшно и подумать! Двадцать пять лет назад! (Чихает). П-чи! Точно двадцать пять.
Тезка. (С дуба.) Будьте здоровы!
Виктор. (Машинально.) Спасибо. (Поднимает голову вверх. Раздраженно.) Черт! Кто здесь?!
Тезка. Я! Извините.
Виктор. (Нервно шагая по острову туда-сюда, с досадой.) Проклятье! Так мечталось побыть одному! В кои-то веки выбрался в столь… дорогое мне место! И на тебе!.. Что вы делаете на нашем острове?!
Тезка. (Слезая с обратной стороны дерева.) Извините еще раз. Но я… (Выходит из-за дерева с рюкзаком в руке и бросая его под дуб.) Ничего не знал о ваших планах.
Виктор. И кто вы такой?! Какой дьявол вас вообще занес в такое время и именно сюда?! Ведь до ближайшего берега теперь не меньше километра.
Тезка. (Подходя к лодке Виктора.) Ну? Если вы рыбак, то я почти ваш коллега – охотник. А охота, как говориться: «Пуще неволи». И вы — правы, пожалуй, в такую глухомань только – дьвол и мог занести! А вот вас-то самого, как сюда занесло? Неужели рабацская страсть? Но, что можно выудить сейчас в такой мутной воде? (Трогает слегка, торчащую из лодки Виктора удочку).
Виктор. (С вызовом.) А я, знаете ли, большой специалист по ловле рыбки в мутной водице.
Тезка. (Иронично.) Да?
Виктор. Да. А вы вот, что за охотник? Сезон весенней охоты, насколько я знаю, уже закрыт. И где же ваше ружье? И с дерева? Разве удобно стрелять?
Тезка. Стрелять может и неудобно. А вот остановить мгновение, запечатлевать факты на все времена. (Показывает руками, будто держит фотоаппарат.) Чик! И птичка… вылетела! Другая… улетела — прочь, но — тем не менее, сумела угодить в вечность, а не упала замертво!
Виктор. Так вы фотоохотник?
Тезка. (Задумчиво.) М-м-да. Вполне можно и так меня назвать. Но это не увлечение, как у вас, а моя работа, а может даже и миссия, ведь этим я занимаюсь, всю свою жизнь. Меня привез сюда знакомый егерь на моторке, уже под вечер. Полдня пришлось ждать, пока он проспится. А завтра утром обещал забрать, если будет в состоянии конечно. Однако… можно вас спросить: почему вы этот пяточок суши называете «вашим»?
Виктор (Решительно подходит к дубу и указывая пальцем на надпись). Вот прочтите!
Тезка. (Подходит, нагибается и вглядываясь.) Я ничего не могу разобрать.
Виктор. (Раздраженно.) Что ж? Я вам прочту! (Читает, водя пальцем по дереву.) Пинк плюс Бит, плюс Блэк, знаменатель (Чертит в воздухе черту.), то бишь — равняется: дружба на веки. Точка. Один за всех и все за одного! Восклицательный знак. Одна тысяча девятьсот семьдесят первый год. Это лично я вырезал перочинным ножом, когда мне было… было… четырнадцать лет! Блэк, кстати, мое школьное прозвище.
Тезка. (Иронично.) У-у-у? Как давно оказывается, вы застолбили эту территорию. Я вам очень завидую! Ведь, когда сойдет вода… ваш островок расширится… ну, прямо боюсь даже предположить, до каких пределов! А землица-то сейчас дорогая. И природа тут у вас такая замечательная! Зверья и птиц навалом: даже бобры есть…! Давеча наблюдал и селезней. Подсели к моим резиновым чучелам, коих я раскидал для приманки. Так представляете? Эти щеголи «о двух крылах» пытались приударить за моими суррогатными самками! И так хорохорились и эдак! И даже драку из-за них затеяли. (Презрительно.) Вот — дурачьё пернатое….
Виктор. Ну, коль для людей сейчас штампуют резиновых самок, что уж тогда спрашивать с птиц?
Тезка. Вообще-то, вы правы. Человечество деградирует на глазах! Пожалуй, что и хуже, и глупее животных становятся люди.
Виктор. Похоже, ни животных, ни людей вы не любите.
Тезка. А за что их любить?! Особенно последних. «Кто жил и мыслил, тот не может в душе не презирать людей» — А.С. Пушкин. Я, знаете ли, столько живу уже на свете, что слово: «любовь» вызывает у меня или смех, или раздражение.