Комедия в двух актах
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
- Степан — егерь охотхозяйства «Малое Задолбаевл». Ленивый деревенский мужик лет пятидесяти. Рыжий, На голове густой волос, носит бороду.
2.Марья — жена Степана. Ровесница мужу, выглядит старше. Ворчлива.
3.Адольф — двоюродный брат Степана, сорока пяти лет, хронический алкоголик. Худой, носит усы и чуб под знаменитого тезку.
4.Подлюкин — глава районной администрации. Крупный, солидный мужчина. Носит широкие бакенбарды, вида мрачного и строгого. Лет шестидесяти.
5.Зина — секретарша у Подлюкина. Легкомысленная, веселая, очень смешливая девица в очках.
6.Вареник — заместитель Подлюкина. Маленький, кругленький, неунывающий украинец. В украинской вышитой рубашке, с длинными вислыми усами и казачьим чубом, какой носили в Запорожской Сечи. Говорит с украинским акцентом. Лет пятидесяти.
7.Ганс — шестидесятилетний австрийский банкир. Худой, осваивающий русский язык. Носит очки. Очень обидчив.
8.Мамед, — личный шофер Падлюкина. Узбек лет тридцати, плохо говорит по-русски. В полосатом халате и тюбетейке.
9.Желчевич, — ответственный секретарь за СМИ в губернии.
10.Ель — областной прокурор. Лысеющий носастый брюнет с хорошо подвешенным языком, картавит. Со строгим лицом, в очках, строгом костюме, в галстуке и с большим портфелем.
11.Взяткик – старший следователь по особо важным делам. В строгом костюме и в черных очках.
12.Голос отца Адольфа – с хрипотцой.
Голос снежного человека – грубый, низкий.
Ремарка: Озвучивать оба голоса, может — один актер.
- Голос матери Адольфа – строгий.
Голос авиадиспетчера – более звонкий.
Ремарка: Озвучивать оба голоса может одна актриса.
Действие пьесы происходит в середине девяностых годов двадцатого века в одном из районов Российской глубинки. В егерской избушке охотхозяйства «Малое Задолбаево», в разгар зимы и в предверии выборов главы районной администрации.
АКТ ПЕРВЫЙ
Занавес поднимается
В бревенчатой избе егеря, с левой стороны торца длинного стола, расположенного вдоль сцены, сидит сам хозяин в подпоясанной деревенской рубашке-косоворотке навыпуск, в меховой безрукавке и подшитых валенках. На носу очки. За ухом карандаш. Он внимательно читает какую-то брошюру, лежащую перед ним, время от времени смачно плюя на палец и перелистывая страницы. В сенях слышен топот ног, сбивающих снег с валенок. Входит в избу Марья отряхивает веником остатки снега с валенок, снимает с себя телогрейку и теплый платок, под которым легкий. Одевает фартук.
Степан. (Не поднимая головы.) Метет?
Марья. На то и февраль, чтоб мести. Чтоб ему пусто было! Весь скелет ноет. (Охая, потирает поясницу.)
Степан. (Задумчиво.) Это хорошо. (Громко плюет на палец.)
Марья. (Моет руки под умывальником.)
Степан. (Задумчиво глядя в книгу, опять так смачно плюет на палец, что Морья даже оборачивается к нему.) К скотине ходила, что ль?
Марья. К скотине я ходила, когда ты еще дрых. А щас брательнику твому — Адольфу сюрприз заделала. Может, отучу ходить к нам кажный выходной.
Степан. (Все так же глядя в книгу, громко плюет на палец.) Это хорошо.
Марья. (В зал.) Этому Степе Ряхину все хорошо. Выдрыхся, заплевал всю книжку и хорошо ему. Кроме кроссвордов и гороскопов своих ничего знать не хочет. А на мне и скотина, и уборка, и охотнички еще его впридачу! (Идет к печи, раздраженно машет рукой).
Степан. (Потягиваясь, похлопывая нежно по страницам книги.) А хочешь, мать, всю выкладку на сегодняшний день тебе по гороскопу этому выдам?
Марья. Не верю я астрологам!
Степан. А кому же ты веришь?
Марья. (После паузы, устремив взгляд в потолок, с пафосом.) Ревматизму свому! За двое суток и дождь, и снег предсказывает. Ни разу еще не обманул!
Степан. Эх-э-эх! Женщина. Не понимаешь важности сей науки, а я тебе на собственном примере могу доказать, что звезды правду говорят. Вот, смотри, что сказано об Овнé. То есть, обо мне. Я же – Овéн, по Зодиаку.
Марья. (Гримасничая.) Сказал бы прямо – баран! А то, о-вé-е-н!
Степан. Не путай — кислое — с пресным, Марья! Баран – это баран. Он — туповат, все знают. А Овéн – животное умное, у нас не водится, я ж все-таки егерь, в зверях разбираюсь. Послушай вот, как со мной звездочеты в точку попали (Читает, водя пальцем по странице.) «У всех Овнóв, — при любом, цвете волос, на — солнце приобретается рыжеватый оттенок».
Марья. (Иронично.) Да ну?! Только оттенок?!
Степан. «У них, тоесть у Овнóв, крепкое рукопожатие. С лица, как правило, не сходит уверенная улыбка».
Марья. (Оборачивается, чтобы посмотреть на улыбку мужа. Тот сразу же нацепляет на физиономию глупую, обнажающую зубы, улыбку, смотрит в зал, и уже с ней продолжает читать дальше. Сложив руки на груди, она слушает с ироничной ухмылкой).
Степан. «Люди этого знака – оптимисты, они прямы, упорны и великодушны». Ты слышишь, Марья? Ну, всё ведь — правда! Истинная, правда! «Из них, из овнóв, выходят отличные полководцы и руководители силовых структур». (Радостно.) Ну, как с меня, прям, списали! Гм-гм… «Именно среди этого знака чаще всего встречаются импóтенты».
Марья.(Ухмыляясь) Кто-кто?
Степан. (С гордостью подняв палец.) Импóтенты!
Марья. А может – импотéнты?
Степан. Может и так надо читать? Я и в школе не шибко хорошо грамматику зубрил. (Задумчиво почесывая бороду, повторяет по слогам.) Им-пó-тенты?.. Знакомое словцо, в кроссворде недавно попадалось, запамятовал тока, что оно значит… (Снова, листает книгу, плюя на палец.) Так. Что там про нас дальше?
Марья. (Глядя на мужа, со вздохом крутит пальцем у виска. Многозначительно глядит в зал, а потом на мужа.) Скоро ты, Степа, от медовухи и гороскопов совсем свихнёшься. Как твой Адольф, голоса будешь слышать.
Степан. Дураком не ругай его! У Адольфа высшее образование. И хоть он и двоюродный, а все ж таки братом мне доводится. Мне обидно. И потом, он же наших внуков биологии с ботаникой учит. Раз учительствовать опять доверили, значит вылечился. На его месте может оказаться любой из нас. Водка нынче, какого качества? Того и гляди, на погост али в дурдом загремишь.
Марья. (Ехидно.) Сегодня-то у вас этот шанс будет. Кто там говоришь, охотиться на самогон приедет?
Степан. Глава администрации нашего района – Подлюкин Иван Петрович. Собственной персоной! С какими-то гостями. (Посмеиваясь.) Помнишь, как он в прошлом годе ружье в озере у бани под мостками утопил?
Марья. Это тот, что голый по нашим гусям пальбу открыл? Помню, конечно. Я в канаве тогда залегла, еле спаслася.
Степан. Да. Любитель он, по-пьяни, пострелять во все движимое и недвижимое. В тот раз обошлось, и ружье дорогущее со дна достали, и в гуся ни в одного не попал.
Марья. В этот раз чего не натворите!
Степан. Видишь, Марья, у каких больших людей крыша порой едет? А ты от нас с Гирькиным чего-то хочешь. Я кумекаю, все дело еще в закуси. Я ведь не ем почти что, когда пью-то… А при Адольфовой зарплате учительской, если по-хорошему захочешь выпить, то закуску уж не на что взять. Тем паче, он холостой, безпризору значит мужик. А сейчас еще в партию затащили. Последние копейки на взносы, небось, отдает. В больнице это он снюхался с профессором одним. Тот его в свою партию и сагитировал. У национал-зеленых этот профессор — за главного.
Марья. Чем только — наш дурак ему приглянулся?
Степан. Ну, он же парень грамотный и интеллигентный… когда не пьет.
Марья. А не пьет он только тогда, когда от белой горячки в дурдоме лечится! Да и черт с ним, с Адольфом твоим! В бане-то не угори, смотри, с охотничками своими! Ты ж будешь потом за все в ответе!.. Если сам выживешь, конечно.
Степан. Фильтруй базар, Марья! Накаркаешь ещё?!
Марья. Ну ладно, овéн! (Ставит ухват к печке, снимает фартук.) Устала я с тобой тут препираться. Мне в гости к внукам пора ехать. Баню я натопила. Жрать твоим нахлебникам наготовила. Пироги, с рыбой и крольчатиной, на столе накрытые. Картошка с петушатиной в печке. Квас в сенях. (Подходит к окну и, увидев что-то, не оборачиваясь, протягивает к мужу руку.) А ну, дай-кось биноклю!
Степан. (Встает, снимает со стенки бинокль и идет к Марье, подавая его.) Кого увидала-то?
Марья. (Берет бинокль и глядя, в окно, наводит резкость… Ворчливо.) Ну, так и есть! Адольф Гирькин собственной персоной. Мчится во всем зеленом на лыжах к нам. Чтоб испортить весь уякенд. Ну, только не сегодня! (Поворачивается к Степану и отдает ему бинокль.) Ты уж тут сам, как-нибудь, с роднею шизанутой, а я по нормальным людям соскучилась. (Идет к двери, одевается.) В селе у детей заночую.
Степан. Когда, говоришь, приедешь-то? (Идет за ней.)
Марья. В воскресенье, к вечеру. (Одеваясь.) Про скотину, смотри, не забудь!
Степан. А то?! (Радостно потирая руки.) Поцелуй там малых, за меня. Скажи, дед медведя пока не завалил. Так, мол, глубоко топтыгин нынче зарывается, что впору с экскаватором его из берлоги доставать! Попозже шкуру им добуду, как обещал.
Марья. (Одевая пальто.) Это уж ты сам ври, медвежатник хренов! Курице башку не можешь оттяпать! Ты у нас только за столом смелый – когда перепьешь. (Берет сумки и открывает дверь.)
Степан. Покатай их на снегоходе-то!
Марья. (Выходя.) А то?!
Степан. Сама заведешь, что ль?
Марья. (Уже из-за двери.) А то?!
Степан. (Снова радостно потирая руки, в зал.) Вот теперь начинается настоящий уякенд! (Идет к холодильнику, достает графин с мутной жидкостью и радостно поднимает его над головой.) Вот это: «А то!» Охотнички-то поддатые уже приедут, егерю отставать негоже.
На улице слышен дикий рев мотора, а потом его удаляющийся звук.
Степан. (Ворчливо.) Вот, темнота! Не прогрела толком, а газует! Запорет вот движок… а я потом… жди… когда она его починит. (Идет к столу, ставит графин.)
Слышно, как кто-то стучит ногами в сенях, отряхивая снег. Степан достает два стакана, несет их к столу и ставит рядом с графином. Открывается дверь. Входит Адольф в офицерских сапогах, зеленой шинели (хаки), в зеленой кепке (с кокардой ввиде распластанной лягушки), на манер немецких, с опущенными вниз ушами. Его лицо (видны только глаза) полностью закутано зеленым шарфом, обмотанным вокруг головы и шеи. Он поднимает правую руку в зеленой перчатке, согнутую в локте и с открытой ладонью, и неразборчиво бубнит какое-то приветствие.
Степан. (Удивленно глядя на брата и, не разобрав, что он пробубнил в шарф.) Ты чаво это, Адольф?
Адольф. (Снимает зеленый рюкзак, с гремящими бутылками и ставит его у порога. Снимает шарф и перчатки. Снова поднимает руку — в приветствии и громко, и очень серьезно и пафосно, произносит.) Хао, брат! (Снимает кепку и шинель, под которой у него зеленый мундир, штаны под галифе, с портупеей и кобурой. На рукаве красная повязка с черными буквами «Н. З.» в белом груге)
Степан. (Все это время, с интересом оглядывая брата с ног до головы, подозрительно.) Что еще за «хава» такая, Адольф? (Подходит и с осторожностью трогает кобуру.)
Адольф. (Убирая вежливо руки брата от кобуры.) «Хао — это новое партийное приветствие, брат. (Поправляет портупею и галстук.) В тот раз, два комплекта повседневно-спортивных костюмов выдали, болотного цвета. Один-то я тебе еще подарил. А теперь вот гляди – выходной мундир пошили! Положено, лидеру районного отделения партии. (Подходит к зеркалу, поправляет чуб, налево, и усики.) Вчера только на пленуме назначили. Так что можешь поздравить, Степан! В моей партийной карьере национал-зеленых (показывая повязку на рукаве) наблюдается головокружительный рост!
Степан. В последний раз, Адольф, ты вроде без усов был. И чуб вроде на другую сторону носил. Кого-то ты напоминать стал. А кого, не припомню.
Адольф. Партия постановила сменить имидж. Скоро, брат, я с головой ухожу в большую политику! (Вдруг срывается на крик, визгливо.) А твоя жена! Твоя Марья Ивановна!.. (Со слезами в голосе.) Меня сейчас чуть не задавила! Глупая женщина! Ведь могла этим весь ход мировой истории нарушить… за что она меня так не любит, Степа? (Достает носовой платок из кобуры и подносит к глазам.)
Степан. (Подходя к столу.) Не знаю. Но тебя, Адольф, почему-то, все женщины не любят. (Наливает из графина в стаканы, по половинке.) Да и ты их… по моему — тоже.
Адольф. (Убирая платок в кабуру.) Это точно, брат. Наверное, потому, что дамы ничего не понимают в политике. (Пафосное.) И потому, что политика!.. Теперь – единственная, моя любимая женщина! И у нее я, кажется… пользуюсь успехом!
Степан. А у меня медовуха – любимая женщина! (Берет стакан.) Давай, брат, выпьем за наших любимых!
Адольф. (С жалким видом отводя взгляд от стаканов.) Я не пью теперь, ты же знаешь. Тем более, сейчас я должен быть примером для рядовых партийцев. Ведь профессор Кикиморов утвердил именно мою кандидатуру на выборы главы районной администрации, от партии национал-зеленых.
Степан. (Пьет и закашливается. Удивленно.) Те-е-бя?! На выборы?! Главы нашего района?!
Адольф. (С досадой). Ну, вот и ты, тоже удивляешься, как и все товарищи по партии. А профессор Кикиморов еще в больнице сумел разглядеть во мне скрытые способности перспективного политика с большой буквы. Он и остальных на пленуме сумел всё-таки убедить. (Радостно.) На выборы мне еще лучше костюм обещали пошить! Цвета морской капусты.
Степан. (Возмущенно.) Какой костюм, Адольф?! (Хватает и второй стакан в волнении и выпивает. Опять занюхав рукавом, с чувством). Какая капуста?! Не слушай ты свою кикимору! Слушай, чё старший брат тебе скажет! Ну, куды тебя понесло с больной-то головой?! С кем тягаться на выборáх собрался?! Подлюкин свою кормушку никому не отдаст. Он же — бывший секретарь райкома! Он всегда у власти при любой власти! Его знает весь район. Он с самим губернатором водку пьет! А ты под ногами у него путаться?!.. Телевизор, что ль, не смотришь?! Кругом мафия правит! Киллерá! Иди вон, лучше, махни медовушечки, закуси рыжиками и забудь всех этих кикиморов зеленых. И костюмы им… цвета плесени все возверни! (Цепляет вилкой гриб и жует, ожидая ответа от Адольфа.)
Адольф. (После паузы.) Во-первых, повторюсь, брат, алкоголь я… пока не употребляю, пью еще таблетки. Заканчиваю курс лечения. Таблетки иностранные, реакция с нашим Самогоном может быть непредсказуемая. Во-вторых, ты знаешь костюмы и фауна — моя слабость, не считая политики. И я их ни за что не верну! А, в-третьих, профессор Кикиморов сказал, что электорат соскучился уже по свежему лицу. А когда он узнал, что мне известно место обитания снежного человека, я стал единственным, на кого он поставил из нашей партии на этих выборах. Ведь программа нашей партии – это «ноу-хау» в мировой политике! Мы призваны защищать интересы растений, зверей и даже снежных человеков, обитающих в границах нашего государства. Профессор Кикиморов считает, что именно флора и фауна есть национальное достояние. А вовсе не народ. Мы вовремя поняли, что в нашей стране сберегать народ – всё равно бесполезно. Поэтому мы первые в России переключились на защиту зеленого мира, так сказать… «грин-писа»…
Степан. (Перебивая с сарказмом.) Но тогда голосовать… за тебя будут только снежные человеки. И агитировать ты их поедешь на заброшенный хутор? Да?
Адольф. Напрасно иронизируешь, брат. Ты же вроде поверил мне, что именно там я действительно обнаружил гигантский след правой ноги Биг Фута у порога развалившейся бани? Так вот хочу тебе сделать ещё одно сенсационное заявление: он в бане этой, похоже и живет… по сей день!