Тезка. Вот-вот! Слово «повесть» звучит куда лучше, чем исповедь. И, действительно, надо поспешать, а то не успеем до дождя, он может всё нам испортить. (Сверкают в небе зарницы. И где-то далеко слышны раскаты грома. Тезка нервно ерзает, оглядываясь на звуки грозы.)
Виктор. Начну с главного. Я, тезка, выбрал этот остров для собственной казни — потому…, что именно здесь, как я считаю, и началось мое… нравственное падение и… падение – во-об-ще! Тут я совершил свою первую мерзость. (Делает глоток из бутылки). Как следует из той надписи (Кивает на дуб) нас было трое друзей: Пинк, Бит и я – Блэк. Для всего нашего поколения, рок был настоящей религией. У каждого была своя любимая группа, свой – кумир! У Сереги – Пинк Флойд. (Кивая на дуб.) Пинк – это он. Серега был романтичен и имел тонкий вкус, сам играл не плохо на гитаре. Леха – получил кликуху – Бит. Он не обладал вообще каким-либо вкусом и, по-моему, напрочь был лишен слуха, а потому вообще ничего не понимал в музыке и, наверное, выбрал себе Битлов только за то, что их все любили. Беспроигрышный вариант, так сказать. Я же ценил во всём оригинальность. И хотя, были же нормальные группы такие как: «Лед Зеплин», «Дип пёрпл», «Криденс», так нет, я выбрал для себя «Блэк саббот», «Черный шабош» в переводе. И получил соответственно прозвище: Блэк, то бишь – Черный. А по честному, мне музыка их не нравилась. Угрюмые басы, заунывные мелодии, кладбищенские тексты. Иногда, правда, в их нытье врывался вихрем и забойный, «металл», но от него тоже веяло безысходностью. Эта группа никому не нравилась из моих знакомых, вот я на них и поставил. И вполне возможно с выбора кумиров и своего прозвища, полученного благодаря этим музыкантам, и стал потихоньку чернеть… своей душонкой, прежде всего. Кроме музыки нас — троих друзей объединял футбол. Стадиона рядом не было, и мы играли во дворе на этакой шишке, замаскированным землей и дерном — бомбоубежищем. Если кто-то пинал мяч не расчетливо, он укатывался черт-те знает куда! И мы долго препирались: из-за кого ушел мяч, кто его коснулся последним, и кому следовало бежать за ним. Когда не было Сереги, мы порой и игру-то прекращали из-за споров. А Сергей по доброте душевной, без всяких лишних слов бегал за мячом: и за себя, и, как говорится: «за того парня». И не считал это какой-то обузой или унижением. Он не был ни трусом, ни шестеркой. Он был сильнее любого из своих сверстников, наверное, во всём районе! Просто он любил футбол, наверное, больше других, да и душу имел, пожалуй, более добрую, чем остальные…. Леха же был меньше всех ростом в нашей компании. А тогда, пожалуй, даже и слабее нас с Серегой физически. Но характер у него был сильный. Это был кремень! Именно он верховодил нашей тройкой. Это меня раздражало. Ведь я в глубине души считал себя умнее их обоих, но теперь-то понимаю…, что был всего-навсего хитрее и коварнее, а вовсе не умней. Да еще, может… не может! А точно: трусливее, мелочнее, мстительней! И — гаже!
Тезка. Не слишком ли очерняешь себя, дорогой Блэк, а их…
Виктор. (Перебивая.) Ни в коей мере! Сам скоро убедишься в этом. Когда поближе узнаешь своего тезку. Может, еще и пистолет попросишь, чтоб самому меня прикончить. Но это удовольствие… я припас для себя! (Отпивает из бутылки и вытирает губы). Так вернемся же к моему прошлому. Этот остров открыл для нас Серега. А для него – его отец: он был у него рыбак. И вот, закончив седьмой класс, на майские праздники мы впервые втроем приплыли сюда на надувной лодке серёгиного отца, с одной удочкой на троих и полным рюкзаком вина. То ли Рубина, то ли Вермута, а может того и другого? Естественно, об алкоголе и собственных силах насчет него мы имели тогда смутное представление. Развели костер. Хотя, нет! Первым делом мы, конечно же, огласили округу нашей любимой музыкой, без которой — тогда и дышать-то не могли. У нас был с собой портативный, ленточный магнитофон с подходящим названием: «Весна». Потом, естественно, выпили по стакану вина, затем уже запалили костерок. Потом пили еще и еще, метали нож в этот самый дуб, боролись. Потом еще пили, пели и плясали под гитару и маг, куражились и, окосев окончательно, решили вдруг порыбачить. Кстати, я оказался самым пьяным. Серега-то был здоровяк, а Леха занимался спортом и потому пил мало: берёг себя для кубков и медалей. Мы отплыли, опять же втроем на одной лодке. Что там получилось, я не помню. Но судно у нас перевернулось и если бы не Серега с Лёхой, я бы точно утонул в ледяной воде…. Кое-как обсушившись, и немного протрезвев, я и нацарапал в знак благодарности эту надпись на дубе.
Тезка. (Подкладывая дрова в огонь.) С изрядно потертым девизом?
Виктор. Другого я не знал. Да, по-моему, лучшего ничего до сих пор – этого мушкетёрского девиза и не придумали…
Тезка. Мушкетерского? Ошибаешься. Его до Дюма облюбовали уже масоны.
Виктор. Надо же? Не знал… однако вернёмся в мою юность… с какими бы дурными зачатками я уже не был, однако, в дружбу нашу…, кажется, тогда верил искренне. И наивно предполагал, что мы будем дружить… всю нашу жизнь. Вообще-то Серега с Лехой, кажется, так и остались друзьями… до самой смерти. Однако буду излагать все по порядку. (Отпивает из бутылки.) Приезжать сюда на майские праздники у нас стало традицией. Были мы тут и на другой год. И на следующий. До поры до времени только втроем. Наша дружба крепла. Мы стали друг для друга буквально братьями. Я мог прийти к Сереге или Лехе и просидеть весь вечер не проронив, ни слова. Просто слушая за компанию музыку. Этого было достаточно для общения. Впечатление же было: будто наговорились вдоволь… (Вздыхая.) Но вот, когда мы закончили девятый класс, Серега имел неосторожность взять с собой сюда свою девушку. И этим нарушил нашу мужскую гармонию. Лехе в то время было не до девчонок: он серьезно занимался боксом, повышал разряд. Я же время от времени встречался с девицами, но мне они были интересны только в плане секса, которого я и жаждал, и еще побаивался одновременно. Но попадались мне — такие же — трусихи, как и я: к таким я быстро терял интерес. Я был, что называется: в поиске. Ведь мужчиной хотелось стать побыстрее. Я почему-то страшно переживал, что Леха или Серега опередят меня в этом вопросе. Ведь тогда я бы от зависти, наверное — сдох!
Тезка. (Иронично.) И чувство зависти тебе было уже — не чуждо?
Вктор. (Вставая и прохаживаясь взад-вперед.) Какой там чуждо?! Я буквально соткан из зависти! Я завидовал Сереге, что у него есть отец, который учит его водить машину и рыбачить. Я всегда завидовал Лехе, что у него есть брат, который, хотя и частенько садился в тюрьму, но из-за него Леху уважали взрослые пацаны и здоровались с ним одним за руку. И еще завидовал им обоим потому, что они жили в изолированных квартирах и, у каждого из них была своя комната, где стояли их маги и, где стены были обклеены фотографиями любимых рок музыкантов. Они могли там спокойно уединяться, слушать музыку с друзьями. А что было у меня?! Мать-одиночка! Худая, болезненная, не красивая, фанатично религиозная женщина, которая — напрочь не умела улыбаться. У меня даже отчима никогда не было! Ни братьев, ни сестер, ни родни. Жили бедно. Магнитофон?! Да какой там магнитофон! «Нота» — всего лишь магнитофонная приставка! Появилась, наверное, у последнего в классе. Да — в добавок ещё и жили мы с ней в коммуналке! Папочка оттяпал свою долю от квартиры при разводе, когда мне не было и года. Он был страшным бабником и поэтому не брезговал и замужними женщинами. И пострадал от этого порока сполна. Какой-то ревнивец потом пристрелил его из ружья, как блудного кобеля! В женском вопросе, наверное, я пошел в него. Когда я увидел девчонку Сереги…, я понял, что всё, что было до этого… это вовсе никакая не зависть, а так… завистёнка. И ни то чтобы я влюбился в его Лизоньку с первого взгляда. Вот во что, во что, а в любовь-то я тогда точно не верил.
Тезка. А сейчас?
Виктор. (Садится на пенек, задумчиво глядя на костер.) Сейчас я думаю…, что это я просто любить не умел, может, именно — поэтому и меня полюбить так никто и не смог… а другие? Другие, по-моему, все-таки любить умеют. (Со стоном поглаживая область желудка.)
Тезка. Что? Гастрит?
Виктор. (Махая рукой.) А, какая теперь разница….
Тезка. Так ты эту Лизу значит, просто восхотел физически? Так?
Виктор. (Горячо с чувством.) Именно так! Просто физически. Только было это очень сильное влечение! Да, ее и нельзя было не захотеть! Прошло много лет, я много повидал разных девушек и женщин, но… другой такой не встречал. Не попадались больше, даже рядом некого поставить с ней! Спросил бы кто меня до того: о какой бы я девушке мечтал. Я бы ни за что не ответил, потому, что не знал. А когда увидел ее: понял сразу, что лучше такой, как она и быть просто не может. Я тут же заболел ею! Мне нравилось в ней все! И фас, и профиль, и нежный голосок! Ее скромность и женственность, пластика! Осанка, рост, фигурка! Маленькая ручка, ножка, аккуратненькая, девичья грудка и чистые пречистые глаза. Но главное! Она была еще и очень — особенной…. Серега иногда обнимал ее, очевидно просто забываясь, потому как она просила его этого при нас не делать. Так вот: от простого его прикосновения у нее замирало сердце, и она начинала учащенно дышать, как рыбка, ловя воздух. Какая чувственность?! А когда я подглядел, как они целовались…, то был вообще шокирован! Руки Лизоньки беспомощно повисли, головка безвольно откинулась назад, она, казалось, вот-вот лишится чувств, грудь ее часто-часто вздымалась, ротик приоткрыт, Лиза была в этот момент столь доступна, не зашишена. Это так возбуждало! Но, зная, очевидно, эту свою природную слабость, она еле слышно ворковало что-то о пощаде.
Тезка. И что же, Серега?
Виктор. Серега?.. Я же говорю: он был очень добрым малым. Конечно же, и он хотел ее до безумия! Но он уступал ее мольбам. Уверен, они познали бы друг друга только после свадьбы.
Тезка. По-моему, он просто дурак!
Виктор. Тогда я тоже так подумал. Но скорее от злости и зависти. Ночью они спали в палатке. А мы с Лехой у костра. Всю ночь мне снилось, как я обладаю этой девушкой. Я просыпался несколько раз, курил одну за другой, ходил по острову кругами, пытаясь успокоиться, отвлечься от мыслей об этой девчонке. Внушал себе, что девушка друга — табу! Запретный плод. Но… ничего не помогало. Грязные помыслы взяли верх! И когда утром ребята позвали меня на рыбалку, я отказался, сославшись на головную боль. Они знали, что я любитель поспать и уговаривать не стали. Поплыли вдвоем на одной из лодок. У нас на этот раз их было две. Сначала рыбачили рядом, потом уплыли куда-то. Я же хотя только этого вроде бы и ждал, однако… сомневался до самого конца…, что все-таки решусь на такое! (Вскакивая на ноги и шагая взад вперёд у костра.) Я ничего не соображал! Мозг будто заклинило! Будто неведомая сила буквально за шиворот поволокла меня в палатку! Я набросился на спящую Лизоньку, целовал, лапал и раздевал ее одновременно! Она же… и мне… не смогла долго сопротивляться…. Так я стал мужчиной… и насильником одновременно. (Садится и жадно пьет из бутылки.)
Тезка (Ехидно.) Ну и как Лизонька? Девственницей хоть оказалась?
Виктор. Да, но честно сказать, полного удовлетворения я не получил. Чтобы насытится этой девчонкой, наверное, надо было повторить это раз десять подряд.
Тезка. Что так хороша?
Виктор. Тогда мне так казалось по крайне мере и продолжает… казаться до сих пор…. Ведь произошло все так быстро. Я, естественно, тут же убрался из палатки вон! Я был страшно напуган.
Тезка. Конечно. Она ведь в милицию могла заявить.
Виктор. И это тоже. Но больше всего я боялся друзей. Я боялся посмотреть в глаза… Сереге… (Прикладывается опять к бутылке.)
Тезка. (Нетерпеливо.) Ну и?
Виктор. Я хотел, уж было рвать когти с этого острова, благо лодка вторая была под рукой. Но Лиза оказалась благородной и великодушной. Приведя себя в порядок, она вышла из палатки и властным тоном, как слуге приказала: «Отвези меня сейчас же на берег!» На лице ее было презренье и брезгливость. Так смотрят… не на змею, нет! Змею все-таки побаиваются. Она смотрела на меня, как… на мерзкую жабу. Благодаря своим высоким человеческим качествам она никому не рассказала, что между нами произошло. Пока плыли, я скулил о прощении. Больше от страха, конечно, чем от угрызения совести. А она, казалось, даже не дышала. Настолько ей было противно со мной в одной лодке.
Тезка. И что же друзья?