— Не то слово! — согласился брат, тоже с удовольствием жуя экзотический фрукт. — Со спинкой! Кате такие и надо. И лёгкие к тому же!
— Ну, раз так, садись, Толстый! Испытаем их на деле.
Николке такое два раза предлагать не нужно было. Не успел он толком усесться, как санки дёрнулись и понеслись по улице.
«Худая, а сильная сеструха у меня!» — с гордостью подумал Никола, видя, как обгоняют они одного за другим плетущихся пешеходов. А Валя всё везла и везла брата, без устали и с довольно приличной скоростью, как заправский «рикша» по многолюдному тротуару, ни разу никого так и не задев санками.
Но вот она перешла на шаг. Никола подумал, что сестра наконец-то устала, но, оказалось, дело в другом. Валя вдруг совсем бросила веревочку, отошла в сторонку, ссутулилась ещё больше, и плечи её почему-то стали вздрагивать.
«Не может быть!» — подумал Никола. Но как только убедился, что Валя действительно плачет, кинулся к сестре и, поглаживая по спине варежкой, стал успокаивать её:
— Валя, ты плачешь? Не надо плакать. Зачем? Нам же ведь так повезло с санками! И праздник притом…
— Я плохая, Никола, — всхлипывая, проговорила Валя. — Я дрянная девчонка, негодница! Бабушка права.
— Какая же ты негодница и плохая, если и санки, и котёнка помогла раздобыть?! Наоборот, ты самая настоящая угодница теперь! — уговаривал брат. — Плохие такое про себя ни в жисть не скажут. И уж тем более плакать из-за этого не будут. А ты вот плачешь, хотя и в первый раз, но…
— Дурачок ты, Никола, — повернулась зарёванным лицом к брату Валя. — Я каждый день, может, плачу. Вернее, каждый вечер, под одеялом, чтоб никто не видел и не знал! Потому что я уродина — и внешне уродина, и душой уродина! Я никого не люблю! Если б мне этот самолётик первой в руки попал, я бы, наверное, выбросила его и всё! А ты вот другой — ты целую проблему из-за письма этого раздул!
— Я-то, может, проблему и раздул, а решила её — ты. Я без тебя ничего бы не смог. А красивыми все не могут быть, все разные, я вон толстый, например.
— Все равно! Не со мной, вон, котёнок спать улегся, а я из-за этого уже на него обиделась! И на тебя, и даже на Катю. А на санки, думаешь, мне не жалко было деньги тратить? Ещё как!
— Однако ж потратила, — не сдавался Никола. — И если хочешь знать, я всегда любил тебя и скучал по тебе. И ни на какую другую сестру тебя не променяю. И я знал, что ты все равно добрая, просто притворяешься не такой. И ещё могу сказать… только верь мне, пожалуйста. Вот ты плачешь, а глаза у тебя почему-то стали красивые. Не знаю, почему, но красивые. — Пожал он простодушно плечами.
— Правда? — вытирая слёзы и уже улыбаясь, спросила сестра.