— Это всё он, я здесь ни при чём, — настырно поправила Валя.
— Хорошо, хорошо, — согласилась женщина. — Катенька проснётся — я ей так и скажу: «Вот, милая, смотри, с чем тебя поздравили Николы Угоднички. Ведь ты же, Никола, угодное Богу дело совершил — значит, пускай малый, но тоже уже Господу — Угодничек. А саночки я ей, Бог даст, на Старый Новый год справлю. Если зарплату, конечно, не задержат.
— Не надо! — Вдруг вырвалось у Вали. — Зачем деньги тратить? У меня есть санки, я ей и подарю. Я ведь большая уже, они мне без надобности. Может, сегодня за ними домой и съезжу.
— А разрешат тебе, моя дорогая, родители?
— Разрешат, — уверенно ответила Валя.
— Ну, тогда знаете, что я вам скажу? А приходите-ка часикам к двенадцати к нам в гости. И бабушку пригласите, давно я её не видела. Встретим Рождество, как полагается, с дорогими гостями. Катя с тобой, Николка, в шашечки поиграет, а тебе, Валя, она вышивки свои покажет. Рукоделием Катюша ручки свои тренирует. Ну, что ей сказать, как проснётся? Придёте?
— Придём, — твердо пообещал Никола.
— Не знаю, — опустив глаза и пожав плечами, ответила Валя…
В лифте Николка спросил сестру:
— А как ты думаешь, первое Катино письмо, ну, которое к Деду Морозу, к недобрым людям, что ль, попало?
— Конечно, — запросто ответила Валя, — плохих же — больше.
Но вскоре сама же убедилась, что была неправа. Выйдя на улицу и глянув вверх, она окликнула Николку и показала на верхушку высокого дерева. В его голой, но густой и колючей кроне, чуть проглядывая из-под налипшего снега, желтел ярким пятнышком острый носик самолетика.
— Ну, вот, — улыбаясь, проговорил Никола. — Он просто на дереве застрял. А люди тут и непричем… ты сейчас, Валя, домой поедешь за санками? Или потом как-нибудь? — поинтересовался он у сестры.
— Ни сейчас, ни потом, — буркнула та.