— От болезни он умер, мама. За два дня до меня схоронили. В коммуналке. В хрущевке дядя Гена всю жизнь прожил. И никакой он не коммерсант. Чернобылец. Он был очень больной и одинокий человек. Инвалид. Родные покинули его. Сам разъезжал на такой же вот коляске. Соседи рассказывали, как заболел, пить поначалу начал. Потом Библию заимел — уверовал. Успокоился вроде. А когда, якобы новых родственников нашёл, — нас то есть, — ожил, повеселел. «Цель в жизни, — говорил, — появилась. Хочешь – не хочешь, а четыре года теперь протянуть надо». Не то что пить – есть почти перестал, чтобы за три месяца денег скопить да нам послать. А бинокль любимой вещью его был, через него он в окно на стадион смотрел. Наблюдал, как другие бегают, да прыгают. Он ведь и спортсменом был когда-то. Чувствовал, что умрёт скоро. И очень переживал, что не дотянет до весны, что слово до конца сдержать не сможет…
Алексей схватил бинокль и быстро подошёл к окну. Он беспорядочно крутил его настройку то в одну, то в другую сторону, но всё равно через мокрые линзы, ничего не было видно…