Галина работала воспитателем в детском саду и сегодня, оставшись за заведующую, впервые пригласила Александра в гости к себе на работу. Когда он пришёл, дети гуляли после полдника и садик был пуст. Голубев с благоговейным трепетом, переступил порог детского учреждения. На стенах он увидел расклеенные детские рисунки, пахло кипячёным молоком с кухни и еще немного хлоркой. На полочках стояли поделки из пластилина. Всё, как и в его детстве, почти тридцать лет назад!
Он не спешил подниматься на второй этаж. Так здорово было испытывать ностальгическое чувство мелькнувшего и пропавшего где-то позади счастливого, беспроблемного детства. Если б не теперешняя подруга, ну, когда бы он попал ещё в этот замечательный и такой уютный детский мир? Там, в зоне, скучают очень, конечно, по женщинам. Но они там всё-таки есть. Пусть недоступные, в форме — врачи или контролёры. Но хотя бы визуально их можно наблюдать. А вот кого в зоне нет, так это именно детей. Сейчас, Голубев почувствовал, как не хватало ему все эти годы их общества. Даже просто поближе увидеть, поболтать и поиграть с ними. Уж без кого-кого, а без общества этих милых созданий, человек деградирует прежде всего.
- Ну, чего ты там застрял? — прервала его размышления вышедшая на лестницу Галина. — Поднимайся, — позвала она заговорщическим тоном. — Пока их нет, я тебя хоть покормлю.
Она провела его в группу, усадила за стол воспитателя, поставила перед ним тарелку с сырниками, политыми сметаной, и стакан с уже холодным, подёрнутым пенкой какао.
- Давай, наяривай, ты же говорил как-то, что сырники обожаешь. В зоне, небось, тушёнкой замучили?
Александр, молча сарказтически ухмыльнулся на последние слова подруги и с удовольствием принялся за детский полдник, ведь это было продолжением путешествия в детство. Вскоре послышались голоса детей, возвращающихся с улицы. Галина торопливо схватила пустую посуду, унося её, проворчала:
- Они ничего не должны видеть. Это такие проныры и ябедники!
Проныры и ябедники поднялись наверх и самостоятельно стали раздеваться. Воспитательница, приведшая детей, осталась со своей младшей группой внизу, а старшие вновь оказались под опекой Галины. Строго приказав детям заходить в группу и не шуметь, Галя, взяв за руку Александра, повела бойфренда показывать коллегам по работе: повару, к удивлению Голубева, парню — его примерно лет и воспитательнице младшей группы. Оставшись посплетничать с ними и покурить, Галина попросила Александра посидеть немного с детьми, на что тот с готовностью согласился. Поднявшись наверх, он был изумлён, какой шум могут производить два десятка четырёх, пятилетних ребятишек. Они хаотично бегали и сновали — туда сюда, толкали друг друга, кидались игрушками и беспричинно орали! Не привычный к такому крику на высоких тонах и визгу, Голубев решительно шагнул в группу и громко гаркнул:
- Харэ, пацаны! Завязываем бакланить! Тишина в бараке!
Изумлённые дети вмиг замолкли и остановились, вытаращив глаза на незнакомого дядьку, который в отсутствии воспитательницы нагонял на них жуть. Александр осторожно сел на детский стульчик и на полтона ниже предложил:
- Давай, братва, вставай в круг, знакомиться будем!
Дети, повинуясь, быстренько обступили его.
- Знаете, кто я?
- Знаем! — неожиданно ответил вертлявый с синяками и ссадинами мальчишка. — Вы ещё один жених Галины Дмитриевны.
- Как — ещё один? — сбитый несколько заявлением мальчугана, переспросил, Голубев. — А что, их у неё много?
- Во их было! — провёл по горлу вертлявый.
- Но вы самый красивый, — сообщила серьёзного вида высокаядевочка в очках.
- Ну, ладно, — махнул стеснительный, Голубев рукой. — Это всёк делу не относится. Короче, я — ваш новый смотрящий. Зовут меняАлександр, для вас — дядя Саша.
- Смотрящий? — хихикнул вертлявый. — А куда вы будетесмотреть?
- За порядком в вашем садике. За, — в смысле, справедливым порядком. Стоп! А почему она плачет? — заметил он только сейчас маленькую девочку, стоящую в углу ко всем спиной. Обхватив однойрукой голову, другой она вытирала шторкой глаза.
- Это вот он её ударил! — сдала вертлявого высокая девочка.
Строго глянув на драчуна, Голубев подошёл к малышке и, присев на корточки, участливо спросил:
- Что маленькая? Очень больно?
Девчушка обернулась, продолжая, беззвучно всхлипывать, и, доверчиво посмотрев на Голубева большущими, печальными глазами, пояснила сквозь слёзы:
- Он меня, пожарной машиной, по голове стукнул.
- Пожарной машиной?! — возмутился Голубев так откровенно,что девочка в испуге от него отшатнулась. — Сейчас и мы его тогда!Таким же методом! — Одним движением он подхватил девочку наруки и, усадив на свой стул и встав рядом, испепеляя твёрдым мужским взглядом бедного вертлявого, от которого тот тут же заплакал,играя желваками, спросил:
- Так ты её пожарной машиной?!
- Она пла-пласмас-с-с-ывая, — оправдывался, заикаясь, мальчишка.
- Ну, так и я тебя сейчас этой пластмассовой! Как, братва?!Справедливо это будет?! — обвёл он детей испытывающим взглядом. Все примолкли и нахохлились, как воробышки, озадаченныепроисходящим.
- Не надо его бить, — вдруг пропищала в полной тишине, забывпро собственную боль, пострадавшая девчушка. — Он больше не будет.
- Ты слышал?! — строго спросил смотрящий уже вовсю ревущего и размазывающего по лицу слёзы и сопли мальчугана. — Тыизбил это слабое, беззащитное создание! А она спасла твою башку!Ладно. Наказанье твоё переносится до следующего раза! Как только я услышу, что ты обидел слабого… Я так скажу, пацаны, я вполнепонимаю вас. Сам был таким. Подраться порой охота. Но, коль так,ты и выбери достойного противника, и бейся с ним! Выясняй, ктосильнее! Но, опять же, по-честному! Как тебя, кстати, зовут, избиватель девчонок?
- Слава.
- Слава, — повторил за ним с горечью, Голубев. — Такое имяносишь! Тебе его всю жизнь отрабатывать надо будет. Ты вообщедолжен с более сильными воевать! Вон вызвал бы на бой того толстяка!.. Гм-гм. Извини, парень. А тебя как зовут?
- Ваня. – Без обиды, охотно назвался толстяк.
- Во! Как у Поддубного у тебя имя! Ты, кстати, этого русскогобогатыря мне даже чем-то напоминаешь. Сразу видно, кушаешь тыхорошо. Хотя лишний вес мужчине тоже ни к чему.
- А он добавки всё время просит, — влезла в разговор ещё однаиз девочек.
- А на полднике сегодня, сырники у Галины Дмитриевны просил, —подсказал быстро успокоившийся Славка.
- А я их просто люблю, — пробурчал Ваня.
- Ну и молодец! — похвалил Александр. — Я их тоже люблю.
- А она не дала, — пожаловался Ваня. — Сказала, нет, а я видел,были!
Сообразив, чьи сырники он съел недавно, Голубев покраснел от стыда.
- А повар ворует наши продукты, — пожаловалась высокая девочка.
- А ты откуда знаешь? — насторожился Голубев.
- Бабушка говорит. Она с собакой гуляет, когда у нас тихий час.И каждый день он в это время бежит домой с полными сумками.А вечером к нему заведующая приезжает домой на машине и однусумку забирает себе.
- Вот крысы! — вырвалось у Голубева. — У детей воруют!
Ребят же сравнение их повара и заведующей со столь неприятным зверьком очень рассмешило.
Тут вошла Галина.
- О?! Да у вас весело?! Не скучно с дядей Сашей?
- Н-е-ет! — хором ответили дети.
- Дуй, Сашка, на улицу,— обратилась она уже к Голубеву. — Тамподожди меня. А то родители скоро начнут приходить, нежелательно тебе здесь находиться.
Александру пришлось часа два гулять вокруг садика, пока Галина, наконец, не вышла. И вышла не одна, за руку она держала ту самую девчушку с печальными глазами.
- Вот! — проворчала она, указывая на ребёнка – ту самую девочку, которая плакала у шторки. — Придётся намвести это сокровище до дома. Нас её мамочка уже заколебала. Какзапой — чихала на своё чадо! Не приходит за ней — и всё! А нам ведьза эти разводы по домам, не платят!
- А что, далеко живёт? — сочувственно глянув на девочку, спросил Александр.
- Хоть с этим повезло. Два квартала от садика.
Голубев взял девочку за другую руку и они втроём двинулись со скоростью, с какой мог идти ребёнок.
- А ты любишь детей? — вдруг задал подруге неожиданныйвопрос Александр.
- А за чё их любить-то? — не стесняясь, девочки, отвечала Галина. — Орут, носятся, как бешеные! Я, наверное, своих не завелаещё и потому, что на работе надоели. Да по такой жизни не я одна,вообще бабы рожать побросали в стране. Мы из двух групп: старшейи средней, одну и то не сумели полную сколотить.
- А что не бросишь тогда работу, которая не по душе?
- Да ты чё?! — искренне удивилась Галина. — Где её найти-тосейчас по душе? За эту-то держимся руками и ногами. У неё и плюсы свои есть. Питание вон, хотя бы бесплатное. Мы и этому рады, незнай как.
- Особенно доволен ваш повар, наверное? — с нехорошей улыбкой произнёс Александр. — Король кухни! Здоровый мужик, а кашку варит.
- Да какой он мужик? — махнула презрительно рукой Галина. — Ни рыба, ни мясо! Сколько лет знаю, ни одной подружки унего не было. Заведующей нашей родственничек. Жадный — донельзя! Всё по счету выдаёт. С утра наводит справки, сколько ребятишекв группе, сколько детей не привели. Редкий раз лишний пирожокили сырник передаст.
- Вот именно, — с невозмутимым видом пошутил Голубев. —Передаст он и в детском садике передаст! — дождавшись, пока Галина вдоволь насмеялась, он с тем же невозмутимым видом продолжил. — Кстати, о сырниках. А почему ты на полдник Ванюхе сырник не дала на добавку? Пацан просил же. Это ведь их все продукты.
- Ну, а чем бы я тогда тебя угощала?
- Не делай так больше, Галь, — попросил Голубев. — Не обижайся, но они ведь у меня поперёк горла теперь стоят.
- Хорошо, больше ничего не получишь, — всё-таки обиделасьГалина. — А толстого этого, если хочешь знать, сама мамаша его,просила не перекармливать! Я ж говорю: ябедники они все и сплетники! А что они ещё тебе интересно сообщили?
- Больше для тебя ничего интересного.
- Ну, ладненько, хоть так. Вот мы и пришли, — сообщила Галина, останавливаясь у деревянной двухэтажной развалюхи.
- Теперь сама-то доберёшься? — спросила она у девочки.
Та кивнула головой, поднялась по наружной деревянной лестнице наверх, помахала рукой и толкнула дверь, из которой донеслось довольно приличное женское пение под гитару. Галина взяла под руку Голубева и они пошли обратно.
- Поёт наша артисточка! — кивнула назад Галина. — Слепая, аподи ж ты, не унывает.
- Как — слепая?! — вытаращил глаза поражённый страшнойновостью Голубев.
- Вот так. Пела в оперетте. Были: слава, цветы, муж. Своя машина. Квартира шикарная. Ну, вот, не повезло, попала в автоаварию. Травма головы и как следствие — слепота. Муж бросил её смаленьким ребёнком. Старые друзья и поклонники забыли. Работылюбимой лишилась. Квартиру разменяла. Остались вино и гитара.А больше ей ничего и не надо теперь. Любовников, правда, куча! Вэтом она себе не отказывает. Надо отдать должное артистке, за собой бабёнка следит. Как только краситься ухитряется, непонятно. Иготовит сама, и убирается. Так-то у неё чистенько, пока не в запое.Поначалу, говорят, жить не хотела, как ослепла. Пыталась покончить с собой несколько раз. Да вот безрезультатно почему-то. Артистка она во всём артистка.
- Бедная девочка, — вздохнул с сожалением Голубев, — уж кому тяжелее всего, так это ей.
- Да, девочка хорошая у неё. Не слышно, не видно. Послушная,самостоятельная, хотя и самая младшенькая в моей группе. Не повезло Виолеттке, конечно. С самого начала жизни не повезло.
- Подожди! — вдруг остановился Голубев. — Кто Виолеттка? Оком ты?!
- Я о девочке, которую мы сейчас проводили, а ты о ком подумал?
- Да о ней, о ней! Я просто не мог подумать, что она. Виолетта! Что её Виолеттой зовут. Понимаешь? Имя это для меня очень дорого! Нет, ты так не въедешь. Давай я тебе расскажу о моей первой любви.
Ну, а какая женщина откажется услышать историю о любви? Галина слушала её с раскрытым ртом. В конце же повествования Голубев поинтересовался у подруги:
- Не читала ли ты случайно «Маленького принца»? Я сколько раз за эту книгу нибрался, так и не одолел до конца.
- Нет. «Принц и нищий» читала, а «Маленького принца» —нет, — призналась Галина. — Я тоже ведь далеко не книголюб. Ноя тебе и без книг, как женщина, тайну её открою. Виолетта эта твояне от мира сего. Ни одна нормальная: что девушка, что женщина,никогда не откажется от удовольствия, чтобы ей в любви признались. А она не дала тебе сделать этого только из жалости к тебе.Ведь она уезжала. А ты бы признался и мучился не солоно хлебавши. И по юной глупости своей думал, что великая трагедия стряслась! Любовь укатила навеки! Расстраивался, убивался, других быдолго не замечал. На хорошую девчонку ты просто нарвался. Уменя не так было. Тоже — глупая, внушила себе, что в классе одногополюбила! Призналась ему, как дура! Так он, подлец, сполна моеюлюбовью попользовался. Приручил, как собачку, и измывался надомной, как хотел. Скотина!.. Потом я поняла, конечно, что вовсе ине любовь это была. Короче, Саня! У меня о первой любви совсемдругие впечатления. И имя его — Ваня! Я до сих Вань ненавижу! Может. Может, поэтому я сырники лучше выкину, чем добавку этомутолстому дам! Все Вани теперь для меня, большие и маленькие, какты ни скажешь — до единого, передасты! И ничего с собой поделатьне могу.
Теперь Голубева смеяться черёд пришёл.
Весь следующий день Александр думал о превратностях человеческой судьбы. Вот он, так долго ждал свою вторую Виолетту и, когда, наконец, встретил, оказалась ею просто несчастная девчушка, которой и четырёх-то лет наверное нет. Но в то же время эта маленькая девочка затеплила какой-то тихий и уютный огонёк в его душе, от которого ему было и приятно, и тепло, но и тревожно, почему-то. Сегодня вечером Голубев спешил в садик уже не к Галине, а к Виолеттке! И он осознавал это вполне! И это вполне его устраивало! Он очень хотел пообщаться с девчушкой поближе. Сделать ей что-то приятное! И очень мечтал, чтобы за ней никто не пришёл и сегодня, чтоб он вновь ощутил её маленькую беззащитную ручонку, в своей большой и сильной руке. Какое-то незнакомое, доброе, мощное и очень ответственное чувство росло теперь в его душе. И он догадывался, что это чувство — отеческое! Странно было лишь одно, что появление первых ростков этого чувства обязано чужому ребёнку.
Снова пришлось долго ждать ему Галину, зато опять она вышла, на его счастье, вместе с Виолетткой.
- Послушай, Саш, — попросила его подруга с озабоченным лицом. — Зашиваюсь! Я же за заведующую теперь отдуваюсь. Может, отведёшь её, пока я отчётность заканчиваю? Помнишь ведь, куда?
- Конечно! — с радостью согласился Голубев.
Он протянул Виолетте руку, и та с готовностью приняла её. Они тронулись уж, было, в путь, как Галина окликнула парочку, и, подойдя к ним, заглянув пристально в глаза Голубева, негромко спросила:
- Скажи-ка честно, друг мой ситный. Ты, часом, с нашим поваром не проводил никакой воспитательной беседы?
- Нет, а что? – запросто соврал Голубев.
- Да просто во время тихого часа он обычно домой мотается —живёт рядом. А сегодня чё-то вернулся бледный и злой, и заявление об увольнении накатал. Я ж за всё в садике отвечаю, пока она в отпуске.Если он уйдёт, садик встанет! Где на такие копейки я повара к намнайду?
- А я здесь причём? — пожал безразлично плечами Голубев и обратился тут же к девочке: — Пошли, Виолетта, у нас своих проблем хватает!
- Ты учти, Саня, — крикнула вслед Галина, — заведующая такэто не оставит. У неё муж — прокурор.
- А мне не привыкать! Я дружбу с легавыми никогда и не водил. Кстати, он не лысый? Мне на лысых что-то везёт.
- Так, значит, всё-таки ты — проворчала Галина, глядя наудаляющуюся парочку. — Так я и думала.
Отойдя на приличное расстояние, Голубев спросил Виолетту:
- Ну, как? Не обижают тебя больше мальчишки?
- Нет, — опустив глазки, кротко ответила девочка.
- Вот и хорошо. Значит беседы мои помогают. Глядишь, и кушать вы скоро будете лучше. А знаешь, Виолетт? Давай не пойдемсразу домой, а немного погуляем.
- Давай! — не раздумывая и бодро, ответила девочка.
Такой ответ означал полный кредит доверия Александру. И он был бесконечно благодарен за него. Первым делом, он купил Виолетте самое большое мороженое. Потом разных чипсов и орешков, затем бананов и газировки. И буквально заставил девочку все эти разнообразные вкусности хотя бы попробовать. А остальное в пакете он донёс ей до дома, наказав угостить и маму. Но перед этим они посидели в скверике и немного побеседовали. Голубев боялся, что мама девочки будет переживать. Но и за то короткое время, пока они общались, Виолетта абсолютно раскрепостилась с ним и даже позабавила. Когда здоровенный кобель, подняв ногу, справлял нужду на газон прямо перед ними и Голубев шуганул его, Виолетта заступилась, пояснив, что пёсик просто травку поливает.
«Надо же? — размышлял Голубев по дороге домой. — Насколько всё-таки чистыми люди приходят в этот мир, и, что потом дальнейшая жизнь творит со всеми нами».