Ожидая Галину следующим вечером у садика, Александр думал о том, что неплохо было бы привести Виолетту в гости к себе домой. Вот бы мама обрадовалась! Однако для этого надо было заручиться разрешением мамы девочки. Значит придётся представиться ей, да ещё и суметь понравиться, то бишь, вызвать доверие. Встречи с бывшей артисткой Голубев робел. И неизвестно, когда бы решился на это, да случай помог, а вернее, беда. Выйдя из садика, Галина сразу огорошила его.
- А ну, колись давай, чем Виолеттку вчера накормил?! Матьзвонила утром, заболела девчонка. В садик не привели. Надо былотолько до дома проводить. А ты?! И меня подвёл! Заведующая называется?! Людям со стороны ребёнка доверила чужого!
Не дослушав подругу, Александр бросился к Виолеттке домой. Надо было узнать, как она? Да и повиниться перед её мамой. По пути он купил коробку конфет и, за неимением других, букетик полевых цветов. Постояв немного у лестницы, и собравшись с духом, он решительно поднялся по ступенькам и нажал на звонок.
- Открыто, — услышал он знакомый по пению под аккомпанемент гитары голос.
Голубев вошёл и, не успел ещё даже оглядеться, как к нему бросилась Виолеттка с радостным криком:
- Мама, мама! Смотрящий пришёл! Сам к нам пришёл!
Дома Виолетта была совсем другой, общительной и смелой. Она взяла за руку Александра и подвела к маме, сидящей на диване. Та, мило улыбаясь, смотрела невидящим взором куда-то мимо головы Голубева.
- Здравствуйте, — стеснительно произнёс Александр. — Это вам.
- Мама, возьми цветы, — подсказала девочка.
Женщина слегка протянула руку вперёд, Голубев вложил в неё букетик и, осторожно пожимая обеими руками её руку, представился:
- Александр. Александр Голубев.
- Нина. Очень приятно. Мне давно не дарили цветов. Особеннополевых. Спасибо. Надо же, Голубев? А я думала, Смотрящий — это вашафамилия.
- Нет, что вы? Смотрящий это. Это шутка.
Нине было лет тридцать, она была, пожалуй, даже красива. И напоминала чем-то Мэрилин Монро. Её незрячие глаза были с поволокой, однако веки этих печальных глаз были слегка припухшими, что выдавало в ней человека пьющего. Но запой, похоже — миновал. И сама хозяйка, и уютная квартирка её были в полном порядке.
- Я пришёл просто узнать, как здоровье Виолетты, — подаваядевочке конфеты, пояснил Голубев. — Кстати, ей можно конфеты?
- Присядьте сначала, — указала женщина на стул, приставленный к столу посреди комнаты.
Александр присел и продолжил тем же тревожным тоном:
- Я, видно, вчера — малость увлёкся. Накормил её, чем ни попадяи вот, говорят, заболела.
- А-а! — махнула беспечно рукой Нина. — Обыкновенное расстройство желудка. Вы здесь, может, и непричём совсем. Да и кобеду она уже выздоровела.
- Всё равно, извините. Я ведь с детьми. Гм-гм. — Александрзамялся, не сумев закончить фразу, но Нина выручила:
- Ничего, научитесь! У вас всё впереди. Вам, по голосу, нет ведьи тридцати, похоже.
- Мне тридцать три.
- Надо же? Ошиблась. Ну и ладно, — махнула она опять рукой. —Всё равно для мужчины это ещё не возраст. Спасибо вам за вчерашнее угощение, конфеты, цветы и… за Виолеттку!.. Приводите её домой, возитесь, вот, с ней. У вас горячие руки, Александр и, наверное,такое же горячее сердце. В отличие от её родного папеньки. У него-то руки всегда были, как у лягушки. И — душонка. Как у лягушонка.Когда у меня было здоровье, слава и деньги, он был при мне! И всётерпел и вроде бы прощал. Но как только стряслась беда, отомстилмне за всё сразу! И даже то, что он не появляется в жизни дочки, этоведь он продолжает мстить мне. Да! Чтоб было мне ещё больнее. И непонимает, чёртов плебей, что ребёнок тоже страдает!.. Но хватит о негодяях. Виолеттка взахлёб рассказывает мне о вас. Вы ведь первыймужчина, кто уделил ей столько внимания. А почему, кстати, у вастакая симпатия и интерес к детям? Почему именно к ней, например?
- Видите ли, — волнуясь, стал объясняться Голубев. — Честноскажу вам, хотя не хотел сознаваться в этом поначалу. Но, когдачестно, оно всегда лучше! Я, Нина, имею за плечами три судимости. Из-за этого, по понятным причинам, не успел заиметь ни семьи,ни собственных детей. Но время, видно, подошло. И берёт своё,что ли? Потянуло меня к ним, к этим маленьким человечкам. А кВиолетте вашей, если честно опять, то скажу — имя её расположило! Потому как в юности была у меня история с одной Виолеттой.Что-то навроде первой любви. Но мы расстались навсегда, даже неоткрывшись. Так сложились обстоятельства. А другой Виолетты,кроме дочери вашей, представляете, больше не повстречал. Нет! —спохватился Голубев. — Вы только поймите, Нина, меня правильно!Чувства у меня к вашей дочери чисто… чисто отеческие! Не подумайте, ради Бога, чего дурного! Сейчас ведь такое пишут и такое с экрана показывают. Как будто весь мир — одно сплошное болото.
- Нет-нет, не беспокойтесь, Александр, я, как ослепла, оченьхорошо стала разбираться в людях. Вам, конечно странным это покажется. Но тем не менее. Были глаза, а не видела, кто рядом сомной. А сейчас почему-то стала чувствовать людей на расстоянии.
После этой фразы женщина замолчала надолго, устремив свой невидящий взор куда-то в пространство. Во время этой паузы, Голубев решил, что для первого знакомства достаточно и пора закругляться. Ему пока было неловко в обществе слепой женщины и он скороговоркой поспешил выпалить о главном.
- Завтра выходной в садике и у меня появилась мысль, что неплохо было бы сводить Виолетту куда-нибудь. Например, на набережную. А потом. Потом я хотел привести её к нам домой. К своеймаме, а то скучает без внуков. Она бы очень ей порадовалась. С вашего разрешения, конечно. — И он замер в тревожноможидании, как перед очередным приговором.
- Виолетта сказала, что вы… новый жених Галины Дмитриевны? — задала вдруг неожиданный вопрос женщина.
- Жених — слишком круто сказано. Товарищ, друг — куда ещёни шло.
- Побольше бы таких друзей, как вы, Александр. Такие, как вы,не предают, я уверена. И я вам верю. Тем более, вам и Виолетткаповерила. Так что.
- Можно, значит, зайти завтра за ней? — не скрывая радости,спросил Голубев.
- Можно. Только не очень рано. Мне ведь её надо будет нарядить, раз пойдёт в гости.
Вечером Голубев по телефону очень удивил Галину тем, что завтра на набережную они пойдут не вдвоём, как собирались, а с Виолетткой.
- А с ней-то зачем?! — рассердилась подруга. — Нам что, вдвоёмплохо было бы?! Ты скоро, пожалуй, её к нам и в постель затащишь?!
- Слова фильтруй, бикса! — не выдержал Голубев и отключилаппарат.
«Люди на воле избалованы донельзя! — думал он в раздражении. — Могут ляпнуть, что угодно. За языком вообще не следят! Потому что тут всё дозволено и всё сходит с рук! И ещё вякают, что в зоне сплошная грязь! А мы, выходя оттуда, наблюдаем обратное. Это здесь грязь и полный бардак!..»
На следующий день ровно в двенадцать он с Виолеттой был уже на Волге. В последние годы набережная стала ещё красивее. Чтобы лучше было видно реку, Александр посадил Виолеттку на плечи. Они любовались голубой волжской гладью на свежем ветерке и Александр рассказывал девчушке, что в его детстве кораблей по реке ходило гораздо больше. И были это, в основном, рабочие лошадки: сухогрузы, нефтетанкеры и баржи с различными, хозяйственными грузами. И что его всегда удивляло, почему с одинаковым грузом суда шли навстречу друг другу. Ведь это означало, что корабли бесконечно перевозят с места, на место одно и то же. Что-то неумное было в этом. Потому та госсистема и рухнула, наверное? Теперь же по Волге сновали больше юркие и шумные гидроциклы и быстроходные дорогущие катера и яхты. И было их много, и было им вольготно на почти пустынной глади реки. И, если судить по их количеству и по количеству богатых особняков вдоль берегов Волги, создавалось впечатление, что все в этом городе состоятельны и живут в своё удовольствие. С каждым часом становилось всё жарче, мороженое и пиво не спасали их от зноя, и Александр предложил Виолетте искупаться. Девочка, понятное дело, была согласна на всё. Раздевшись недалеко от воды и сначала слегка искупав девчушку у берега, Голубев строго-настрого наказал ей не отходить от вещей, а сам с превеликим удовольствием с разбегу бухнулся в воду. Нырнул и покинул ненадолго этот шумный и пёстрый мир, а вынырнув, мощными махами поплыл к буйкам. По этому вольному плаванию в вольной могучей и родной реке он тоже очень скучал на зоне. У буйка Александр передохнул и, немного поглазев на мельтешащий, суетный пляж со стороны воды, обратно поплыл уже на спине и, не торопясь. На полпути к берегу к нему подплыл какой-то мужчина со странным вопросом:
- Парень, не твой ребёнок там кричит в истерике?
Голубев хотел уж сказать: «Конечно, нет», — но что-то остановило его, он перевернулся в воде и, глядя в сторону берега, прислушался. Александр даже не мог предположить, что манюсенькая Виолеттка могла так громко кричать! Но не это поразило его, а — то единственное слово, которое она повторяла вновь и вновь! Именно оно и подхлестнуло Голубева работать руками и ногами изо всех сил, ибо слово это было: «Папа!».
Сносимый течением, он вышел на берег чуть в стороне от того места, где, зайдя по колено в воду, стояла Виолетта и, ещё не видя его, продолжала звать сквозь рыдания:
- Папа! Папа!
Рядом с ней стояли сердобольные женщины и пробовали успокоить девчушку. Но она, не обращая на увещевания никакого внимания и отталкивая их руки от себя, с ужасом глядя на воду, продолжала звать:
- Папа! Папа! Папочка!
Запыхавшийся Голубев, наконец подбежал к ней и, подхватив девочку на руки, крепко обняв, стал успокаивать, повторяя только одно:
- Тут я, тут! Успокойся! Я тут, тут уже!
Виолетта, обняв его за шею, вздрагивая от слёз, еле проговорила:
- Я ду-думала. Ты-ты утонул.
- Вы так, папаша, дочку заикой сделаете! — строго выговорилаему толстая, пожилая женщина. Но Голубев не обиделся, он улыбался. Улыбался от счастья! Его впервые назвали папой! И то, что сделал эточужой ребёнок, было даже приятнее вдвойне.
- Ну и папаши пошли?! Ему как с гуся вода! Смотрите, он ещё и улыбается! — продолжала выговаривать толстуха.
- Да он просто пьяный! — вторила ей другая. — И как такимдетей доверяют?! И куда мать-то смотрит?
«Плетите, что хотите, — думал Александр, — ничего и никто не способен испортить мне сегодня настроение».
Виолетта успокоилась, они оделись и поднялись наверх. Там верный себе Голубев со свойственной ему прямотой спросил девочку:
- Скажи, а почему ты папой меня назвала?
И тут же услышал такой же прямой и бесхитростный ответ:
- Ну, ведь папы же покупают ребёнкам бананы, мороженое иводят на набережную? — И при этом она так доверчиво посмотрела Голубеву в глаза, что он не посмел, конечно, ни в чём её разубеждать:
- Да-да, девочка моя. Ты права. Всё правильно.
Однако сам понимал, что их отношения всё больше принимают какую-то необратимость и глубину. И ему в ответ девочке, тоже хотелось назвать её доченькой… но что-то сдерживало, пока…
- Смотри-ка, они и в самом деле здесь! — прервала ход его мыслей Галина, неизвестно как появившаяся прямо перед ними. — А яуж думала, ты кралю себе новую завёл. А меня отшил просто, такимобразом. Пришла проверить, а они и впрямь, оказывается, тольковдвоём. И никто им больше не нужен. Ну, прям, — сладкая парочка, да и только!
- Почему вдвоём? Теперь с тобой, — расплылся в довольнойулыбке, Голубев. — Очень хорошо, что ты пришла. Втроём-то веселей. Давайте зайдём в «Бриз», я вас угощу чем-нибудь вкусненькими расскажу историю, про себя и про это кафе, ибо сыграло оно в жизни моей роковую роль.
В кафе они плотно и вкусно покушали, и Галина услышала рассказ о первом сроке своего друга. Реакцию её на это откровение, Голубев услышал, когда они подходили уже к его дому.
- Ты извини, конечно, меня, Сашка. Но вас послушать, так вывсе, или ни за что, или, прямо, за подвиги героические сидите.
Александр даже остановился от такого заявления. Но ответ, в сущности, на это у него давно был заготовлен. Ведь в зоне время было обо всём передумать.
- От сумы и от тюрьмы, как говориться, — начал он с поговорки пространнуюречь. — Люди, которых петух в задницу не клевал, очень упрощённопо этому поводу думают. Сидел человек — значит, сволочь. Хоть разсидел, хоть десять! Без разницы, по какой статье. Хоть уж и вышел давно — всё равно сволочь. А те, кто по воле шастает, по-вашему, ангелы? Взять хотя бы вашего повара с заведующей. Воруют у детей! А о себе, небось, думают, что они — порядочные люди. И другие о них так думают, потому что они ведь не сидят! Да?! А прокурор, который ест ворованных у детей кур, он кто после этого? По мне так они хуже крыс! Хотя и не сидят и вряд ли когда сядут. Да, на зоне и отморозков полно. Но приходят-то они откуда? С воли приходят, отсюда! И некоторые ходят, и будут ходить рядом с вами, и будут жить бок, о бок. Даже маньяки и серийные убийцы! И они тоже могут так никогда и не сесть!.. А там есть люди, перед которыми всем бы не мешало шапку снять! Сидят и оклеветанные, и взявшие чужую вину. И за правду! А за неё во все времена сажали. Они плюнули в лицо обстоятельствам, перешагнули через комфорт и спокойную жизнь, не разменивая своё достоинство и совесть. Но тебе, биксе, этого не понять! Какой с вас, баб, спрос?! А мужчина должен отвечать перед собой постоянно, мужчина он или тот, кто под нарами спит и у параши ест. Не важно, на воле он или в зоне. Ведь себя-то не обманешь. Можно даже здесь быть и мэром, и пэром а, по сути, хотя и в переносном смысле, но всё равно передастом! Так хотя бы при вас, дамах, их обзовём.
- Смотри, как ты умеешь красиво говорить, а я и не знала.
- В зоне много умных людей, Галя. В основном, это чужие мысли, но я с ними солидарен.
- Ты меня второй раз биксой назвал. Это что, по-вашему, сукаозначает?
- Что ты?! — улыбнулся по-доброму, но с лукавой искоркой вглазах, Голубев. — По фене это — любимая, значит.
- Не верю!
- Ну, сядешь когда-нибудь, сама удостоверишься.
- Да типун — тебе на язык! — набросилась со смехом и кулачкамина Александра Галина.
Дверь родная была уже рядом, за ней, Голубев и спасся от разбуянившейся подружки.
Александр оказался прав — при появлении маленькой гостьи, других его мама, просто не стала замечать. Тем более, с Галиной она уже была знакома. Всё внимание её было отдано ребёнку. Всевозможные сладости, что были в доме, тут же оказались перед малышкой. И игрушки, и книжки, с которыми ещё сын её играл. Всё было отдано в полное распоряжение Виолетты. Потом она и погуляла с ней, и на качелях покатала во дворе. Виолетта сразу стала называть маму Александра бабушкой. Своей у неё, ведь — не было. А после гуляния на свежем воздухе ещё и поспать маленькая гостья успела. Хозяйка в это время и сама ходила на цыпочках, и парочку молодую заставила говорить только шёпотом. Она несколько раз подходила любоваться на спящее дитя, а потом, не выдержав, прошла на кухню к сыну с подругой, которые мирно потягивали пивко в дыму сигарет, и огорошила их прямым вопросом:
- Ну, а вы-то когда родите мне внуков? Совесть у вас есть?Сколько можно дружить? Мужик с бабой сходятся не для того, чтобтока пиво с рыбой пить и дымом на пару чадить!
Ни Галина, ни Александр не готовы были ответить на это ничего вразумительного.
- Галя, — умоляюще обратилась к подруге сына немолодаяженщина. — Я знаю, что тебя тревожит. Ты об том не думай. Саняхороший. Он у меня правильный, слишком прямой, конечно, ноочень добрый. Хотя, понимаю, трудно в это поверить, коль не разсидел.
- Ну, хватит, мам! Это уже перебор, — не выдержал Александр.
- Дай сказать матери, ничего не перебор, — строго прервалаженщина сына и продолжила: — Вот чужую девчушку пригласил вдом, водил её по набережным. Угощал, играл с ней. С чего бы это? Ас того, что пожалел несчастненькую. Потому что сердце доброе. Я-тознаю! Да, вот что хотела сказать тебе, Саня, пока не забыла. Она именя бабушкой называет, и тебя — папой. Это неправильно, сынок.Я давеча ещё об том подумала, хотя мне это и приятно, однако ненадо её всё-таки нам так близко привечать.
- Это почему? — удивился Александр
- Дитя-то ведь всё за чистую монету принимает. Я вот — бабка,ты — папка — к примеру. А ведь у нас на неё никаких прав нету. Уедутони с матерью куда, или просто не станет мамка с тобой дочку своюотпускать. Или женишься, а жена твоя против таких гостей будет.Она, я гляжу, привыкла за три дня к тебе, а отвыкать, ой, как долгои тяжело придётся. К хорошему-то быстро люди привыкают.
Но договорить женщине не дала Виолеттка. Незаметно появившись в дверях с заспанным плаксивым личиком, она хриплым спросонья голоском категорично заявила:
- Я к маме хочу.
Через несколько минут, Голубев с Галиной и Виолеттой выходили из подъезда. А навстречу им. Муренина! Подурневшая от забот и неудач в личной жизни, всё такая же худая, но ещё и с сигаретой в зубах и, похоже, под хмельком.
- О! Голубев девочку удочерил! А чё на стороне-то? В родномдоме полно безотцовщины! У меня одной только трое.
- А Виолетта среди них есть? — с простоватой улыбкой спросилГолубев, проходя мимо, не на шутку озадачив соседку.
- Ах, ну, да! Конечно! — крикнула ему вслед бывшая одноклассница, покрутив пальцем у виска. — Знамо дело, что вы по Виолеттам тока западаете!
И вошла в подъезд, не переставая ворчать и бубнить что-то под нос.
По дороге к дому Виолетты Александр с Галиной обсуждали тему, поднятую его мамой. Галина, естественно, была за то, чтобы с Виолеттой тесную дружбу прекращать, а Александр был против такой точки зрения, на что уставшая спорить с ним Галина, с горяча выпалила, что ему тогда лучше всего жениться на матери Виолетты, и тогда все проблемы отойдут сами собой. Странно, но такая довольно простая и лежащая, вроде, на поверхности мысль самому Голубеву не приходила в голову. Он даже сразу и не нашёлся, что ответить, настолько она была неожиданно отрезвляющей, словно ушат ледяной воды. И всё же, если навскидку, то она, конечно, была абсолютно для него неприемлемой. Ведь, что ни говори, но на такой подвиг он готов пока не был. И неизвестно, что бы Голубев в конце концов ответил Галине, если бы не милицейская машина, перегородившая впереди им тротуар. Всё его внимание вдруг привлекла к себе теперь только она. Александр, как лягушонок к змее, шёл к милицейскому автомобилю. Хотя и чувствовал, что от него веет каким-то мертвенным холодом, какой-то непонятной тревогой. И, больше того, неминуемой опасностью, но не бежать ведь от автомобиля? Не переходить же из-за глупого предчувствия на другую сторону дороги? И если это, в конце концов, судьба, так, тем более, от неё не уйти! Когда поравнялись с машиной, Александр увидел зажатых между углом деревянного дома и милицейским автомобилем троих среднеазиатской внешности детей — узбеков или таджиков. Старшему на вид было не более пятнадцати, но так как он был долговяз, пухлый лейтенант позволял себе время от времени бить паренька дубинкой. То по рукам, то по ногам, что-то требуя от него. Но не это даже возмутило Голубева до глубины души, а то, что двое других: девочка и мальчик лет шести или семи, совсем ещё крохи с выпученными от ужаса глазами глядели на молодую овчарку. Которая прыгала на них с басистым лаем, и только поводок в сантиметрах удерживал её от них. Травить собакой детей, похоже, доставляло патологическое удовольствие молодому кинологу-сержанту. Он то и дело шептал собаке:
- Куси! Куси!
Увидев рядом людей, маленькие азиаты стали кричать наперебой на своём языке, прося, видимо, помощи от прохожих. Особенно они, конечно, надеялись, что за них заступится сердобольная женщина. Но Галина, сделав вид, что ничего особенного не происходит, стала обходить машину. Голубев же, отпустив руку Виолетты, сказал отрывисто подруге:
- Идите одни, я догоню.
- Тебе что?! Больше всех надо?! — возмутилась Галина, догадавшись о его намерениях, и в приказном тоне прошипела: — А ну, марш с нами!
- Командовать у себя в садике будешь! — строго ответил ей Голубев и решительно направился к сержанту.
- Эй, собачатник! А ну, уйми своего кабысдоха! А то я сам егоуспокою!
Милиционеры одновременно оглянулись с улыбочками нашкодивших школьников, смеривая намётанным взглядом, что это за птица такая вмешивается в их делишки.
- А ты что уставился, лейтенант?! Я не с тобой разговариваю, а ссержантом. Ты вон сладил с пацаном, ну, вот и радуйся, продолжайдальше в том же духе. За это, наверное, тебе звание офицера и присвоили? Вам за это лычки и звёздочки вешают?
- А где ты видишь детей? — сквозь зубы ответил лейтенант. —Это — чурки.
- Да? Чурки? А по-моему, они пока ещё дети. И сержантик твойсобакой их травит. Сам дурак, так и собаку дурой делает. Она ведьне разберёт потом, где наши, а где чурок дети. Будет рвать всех безразбора.
- А ты знаешь, что бывает за оскорбление при исполнении?..
- Не волнуйся, лейтенант, я это знаю гораздо лучше, чем тебепредставляется, — улыбнулся совсем по-простецки Голубев.
- А ну-ка проверь у него документы! — приказал лейтенант, поняв, что ничего особенного из себя этот субъект не представляет.
- Проверить их, господа, не получится, я — местный и не ношуих с собой.
- Да? Тогда сидай в машину! И поживей, до выяснения личности!
- Что вы пристали к нему?! — вмешалась, наконец, Галина. —Он трезвый, живёт рядом. Мы скоро дома уже будем.
- Во-первых, не мы к вам первые пристали, — подошёл к нимвплотную покрасневший от злости лейтенант. — А во-вторых, он нетакой уж трезвый. От него спиртным за версту тянет! Кстати, как иот вас, извините, мадам! — Он открыл дверцу и слегка подтолкнулГолубева.
- Кстати, лейтенант, — нашёлся Голубев, — от тебя тоже не квасом разит. И собака ваша бухая, похоже, в доску, раз на детей кидается.
Пока они пререкались, азиатов и след простыл и, по крайней мере, это Голубева радовало.