В следующей раз Магомет опять привёз с фронта машину, на этот раз «Ниву», покатавшись немного на ней на охоту в горы, он продал и её. И снова, оставив деньги матери на прокорм, отправился в окопы.
В третий раз он появился нескоро, зато на «Волге», которая будто вчера сошла с конвейера. «Армянин, наверное, был очень хозяйственным и бережливым», — посмеялся как-то он, хвастаясь перед земляками. Эти слова насторожили мать.
- Ты что же, сын?! Убил армянина? Хозяина этой машины? —спросила она Магомеда, с болью глядя в глаза.
- Не убил, не беспокойся. Конфисковал под дулом автомата,только и всего, — был его ответ. — И потом, на войне, как на войне. Знаешь, как наш генерал говорит? «Мы не людей убиваем. Мыуничтожаем противника».
Мать сникла и побледнела, до неё будто сейчас только дошло, что Магомет уже несколько лет убивает и убивает! Ведь и на войне все ведут себя по-разному. Кто-то избегает лишней жестокости, а кто воюет и с удовольствием, особенно если это приносит доход. И среди последних, кажется, оказался её сын!
- Больше никуда не поедешь! Тебе надо жениться! Меджнуну — восемнадцать, скоро и ему невесту надо будет искать, а тебе яуже нашла.
- Э, нет! — перебил мать Магомед. — В мои дела соваться ненадо! У меня, во-первых — контракт! Отгуляю отпуск и отправлюсьснова воевать. А во-вторых: подзаработаю деньжат и уеду в Россию.Женюсь на русской, они мне больше по душе. Они весёлые, бойкие,с ними не соскучишься. А Меджнуна я не держу ничем. Пусть хотьзавтра женится, если так невтерпёж. Я чихал, как и отец, на все этиидиотские предрассудки. Азербайджан — Европа, а не Азия! Мысветское государство, а не исламское! И точка на этом! Нервы больше мне не трепите. Они у меня надорваны.
Насчёт нервов Магомед не лукавил. Все домашние слышали, как он кричит по ночам. Его мучили кошмары, порождённые войной.
Однажды он ушёл на охоту и не вернулся. Ранним утром следующего дня к ним зашёл чабан-Али, которого всегда звали обязательно с приставкой — чабан, ибо он с детства и до седых волос пас отары овец. Больше ничего не умел и не хотел делать. Пастух сообщил, что нашёл Магомеда мёртвым в горах. Он был убит выстрелом в спину из охотничьего ружья. Местный милиционер из Заркавы после осмотра тела сказал, что, скорее всего, это самоубийство. Хоть это и была явная глупость или ложь, не оставлять же покойника не захороненным. Магомеда в тот же день закопали на мусульманском кладбище рядом с отцом. Обоих трудно было назвать истинными мусульманами, но вот для атеистов кладбища специального поблизости не имелось.
Чабан-Али, к тому же, имел ещё и репутацию деревенского дурачка, а потому, хотя ему и было за пятьдесят, он на равных дружил с Меджнуном. Вернее, только Меджнун из всей округи по доброте душевной дружил с ним. После похорон чабан-Али отозвал в сторону своего молодого друга и шепнул ему, что в день трагедии этот самый милиционер из Заргавы охотился там же, где и Магомед, вместе со своими братьями. Он — Али это видел. Наверное, у них вышел скандал с Магамедом и братья его убили, потому что эти наглецы из Заргавы запретили всем с недавних пор охотиться в их горах и даже пасти баранов не разрешают там никому, как будто горы сотворил не Аллах, а они сами.
- И что мне теперь делать? — спросил его побледневшийМеджнун.
- Как — что?! — вытаращил на него в этот момент очень дажевоинственные глаза чабан. — По закону гор ты должен отомстить забрата. Зуб за зуб и кровь за кровь! Если бы они убили моего брата, ябы обязательно пристрелил хотя бы одного из них. А может, и двух,чтобы не повадно было жать там, где не сеяли, и убивать ни за чтони про что правоверных. А тебе и раздумывать нечего. Семьи своей нет, детей нет, отар овечьих и табунов нет. Терять нечего. Заторужьё есть. Всё в руках джигита.
Кто-то, наверное, доложил милиционеру, что чабан-Али о чём-то горячо шептался с Меджнуном. И милиционер прикатил с братьями к дому Меджнуна, под предлогом посмотреть машину Магомеда. Осмотрев её, они предложили неплохую цену за «Волгу». Меджнун резким тоном отказал им. Братьям это не понравилось. И милиционер попробовал поставить юнца на место неожиданным вопросом:
- А есть ли у тебя документы на этот автомобиль?
И, видя, как парень растерялся, успокоил его, что, если нет — он поможет сделать их, причём задаром, зная, какое горе в его семье. На этом они распрощались.
Меджнун ходил сам не свой дня три кряду, а тут ещё этот чабан-Али, то и дело попадался ему на глаза, вопросительно посматривая в его сторону: «Что, мол, джигит? Тонка кишка отомстить за брата?». Неожиданно наведался к ним и мулла. Он прошёл в дом, был разговорчив, улыбчив, не отказался и от чая, а оставшись наедине с Меджнуном, похвалил его покойного брата, что был тот хорошим смелым воином, защищал интересы Азербайджана с оружием в руках и умер, как и подобает воину, от пули.
- Но ведь он сам убил себя. А это грех! — перебил невежливомуллу Меджнун.
- А ты сам? Разве веришь в его самоубийство? — прямо глядя вглаза парню, спросил старик.
- Нет, конечно! Разве в спину стреляются?!
- Ты прав, мальчик — похлопал по плечу Меджнуна мулла. —Магомед погиб от шальной пули.
- От шальной?!
- Конечно. Никто ведь специально, не стал бы убивать твоегобрата. Просто, наверное, там был ещё какой-нибудь охотник. Какрусские говорят? Пуля — дура!
- Там было несколько охотников.
- Вот как? Несколько? А откуда ты знаешь это?
Меджнуну ничего не оставалось делать, как признаться, что рассказал ему об этом чабан-Али.
- Нашёл, кому верить, сынок — закряхтел в старческом смехе аксакал. — Унего не все дома. Об этом знают даже в Баку. Но, если всё и так, какрассказал тебе этот дурак, что теперь поделать? Кто ты, а кто они?Я знаю этот род, у них много мужчин. Молодых, сильных и смелыхмужчин.
- А что бы вы посоветовали делать мне, уважаемыймулла?
- Я бы простил неосторожного человека, пуля которого угодила в твоего брата. Тем более, никто никогда не узнает уже, из чьегоружья она была выпущена. А мстить не по адресу — это грех вдвойне. Наказавший невиновного приравнивается к обычному убийце.И ему не наследовать рая, который обещан нам Всевышним черезпророка Мухамеда.
- Значит мстить мне никому не нужно? — вздыхая облегченнои улыбаясь, спросил Меджнун.
- Конечно, нет. И только этим ты угодишь Аллаху, сынок.
- Спасибо, уважаемый мулла! Вы сняли с моей души огромныйкамень, — чуть не со слезами на глазах поблагодарил старика миролюбивый Меджнун.
- Это, конечно, хорошо, что ты слушаешь старшего, тем болеемуллу. Однако я знаю вас, молодых: сегодня вы одно говорите, а завтра делаете по-другому.
- Нет-нет, что вы?! Как можно?! Я даю вам слово, что поступлю,как вы мне сказали и не иначе! — горячо заверил муллу Меджнун.
- Смотри, парень, — погрозил пальцем старик на прощание. —Ты теперь единственный мужчина в доме и должен думать о материи сёстрах. Мы, азербайджанцы, мирные люди, мы не турки-месхетинцы какие-нибудь, которые из мести вырезают весь род врага,даже и грудных детей не жалея. И не чеченцы, которые рожденыбудто для того только, чтобы побыстрее погибнуть, да побольше людей ещё с собой прихватить. И имя у тебя совсем не кровожадное.
Проводив муллу, Меджнун не мог утаить от матери их разговор и выложил всё слово в слово. Мудрая женщина не стала говорить сыну, что мулла тоже является родственником убийц-охотников, а, напротив, похвалила мудрость муллы и сына за то, что он его послушал.
Чабана-Али на следующий день Меджнун увидел на улице с синяками и перебинтованной рукой, и тот на этот раз не поздоровался с молодым приятелем и даже не посмотрел в его сторону.