Полную версию 3й книги скачать
ПРО ДОМОВОГО И ДВОРОВОГО, БАННИКА И ПОЛЁВУ
После того, как закончил Петр жуткую историю свою, про водяных, не долго тишина царила средь внимавшего ему, люду. Нарушил ее уже скоро Иван Арсеньич, и обратился он к своему приказчику, пристукнув даже от досады по столу:
— Вот, поди, ж-ка, Васька! Людей-то вон, мило дело послушать. Хочь в селе они проживают, хочь в городе, али даже в деревеньке какой захудалой. Однако ж везде всяки-разны истории приключаются. А нам с тобой, светлогорским, и поведать людям неча. Стыдобище, да и только!
— А, по-моему – ответил за приказчика расстрига Яков – так это вовсе и не плохо. Потому, как мы тута не веселыми байками друг друга тешим, а о нечисти, прости Господи, будь она трижды не ладна, толкуем. А коль, в вашем — Светлогорском событиев таких не случалося – так и — Слава Богу! Пронесло пока, стало быть.
— Ой, не скажи Яков – покачал несогласно головой Василий. – Я вот тута других послушал и историю вспомнил, что еще отцу мому евойная бабуля рассказывала, когда меня на свете еще и в помине не было. Отец же потом нам – сыновьям своим ее передал, уча уму-разуму. Однако ж мы не больно-то верили в сии предания. Это где-нибудь… еще бы ладно, а вот чтобы вот так вот рядом, на нашей земле такие страсти происходили?! Не-е, ни, Боже мой! Не верилось и всё! Вы, Иван Арсеньич, — повернулся приказчик к хозяину – всё ж таки не так давно в наших краях обосновалися, а посему может, и не знаете, что до того как храм у нас в деревне поставили и нарекли ее селом Светлогорским, она Икоткино прозывалася.
— Ну, то, что Икоткино, про то мне известно. – Откликнулся на это замечание купец. – А вот почему так несуразно? Не ведаю.
— Ну? Ежели захотите послушать, чýдную историю моей прабабушки, так узнаете.
— Еще как, хотим! – обрадовался Иван Арсеньевич, обводя компанию повеселевшим взглядом. – Особливо, конечно, если история эта не скучная и не хужее тех, что тута давеча рассказывали.
— Не-е-е – протянул, улыбаясь, приказчик, — эту скучной ни как не назовешь.
Василий не стал отягощать народ долгим ожиданием, отпил только кваску из кружки, обтер рот и аккуратную бородку и начал свой сказ довольно обычными словами:
— Хотите верьте, хотите нет, други мои, но бабку Глафиру, что мне прабабушкой приходится, земляки завсегда почитали, как истинную христианку. Врать бы она ни за что, про такое не стала. И я… как слыхал сам, так вот в точности сейчас и вам перескажу…
Случилося это в нашей деревне, когда ее и деревней трудно было назвать. Была-то она в те времена всего в четыре двора, и годов-то ей было не боле трех. Четыре молодые семьи из вольных снялися с родных, насиженных мест, и тронулись через леса, долы и горы в поисках лучшей земли. Шли и выбирали долго. И, наконец, чем-то горки здешние, лесом поросшие им приглянулися, и они остановились в семи верстах от села Вознесенского. Поставили четыре избы, баньки в каждом дворе, жилье для скотины, огороды распахали и стали потихоньку обживаться на новом месте, промышляя, как это водится в наших краях, охотой и рыбалкою. Детей не шибко много в деревеньке имелося на ту пору: не более четырех-пяти на один двор. И самым старшим, трем соседкам-подружкам, лет по четырнадцать тогда, только минуло, столько же и единственному пареньку — ихому ровеснику, стало быть – Карпию. Одна из девок и была моя будущая прабабка – Глафира. Выше всех своих сверстников и на лицо не красавица, надо прямо сказать, однако сызмальства смирная и послушная. Самой красивой средь них Ленка была – эта простушка и хохотушка. А вот Маринка, та с детства завистница и дурного норова девка. Хотя очень шустрая, что в работе, что на проказы. Дружок же их — Карпий, чудной был юноша. Девки его на бабий лад, Карпией звали. Так как сверстников ему в деревне не было, он с девчонками мотался: куды они, туды и он. И по ягоды, и за цветами, али травами какими, и вышивать не хуже их выучился и во все ихи игры играл. Они так привыкли к этой странной подружке своей, что нисколько Карпия ни в чем не стеснялися. Даже на речке купались голышом при нем! Да ему на них смотреть, кажется, вовсе и не интересно было. Тихий он был, молчун и себе на уме. Однако ж умным назвать его тоже было нельзя, ибо ничем он ума-то, как бы и не выказывал. Подружкам его о женихах уже мечтать время пришло, но никто из них Карпия, как мужа будущего не воспринимал. Больше того, когда впервые девчонки эти гадать решили на суженых, они по-привычке и его с собой позвали. А он и не отказался… как будто, так и надо. О гадании на Святки, о самом сбыточном, как всегда считалося, но и самом страшном, разговоры друзья стали вести, еще с лета. Так, как время было вдосталь, подготовились к сему — основательно. Два куска от старого разбитого зеркала, самое трудное было достать, однако ж и это смогли. Свечей тоже заготовили, баню под гадание Карпий свою предложил. И вроде бы все получиться должно было – Святки уж на дворе, и днем, еще засветло в баньке установили зеркала друг проть друга. И пару свечей меж них приспособили и, вот уж долгожданная ночь опустилась на округу, а четверо друзей всё не могли приступить к гаданию…
К этому месту повествования Василия, все кто слушал его, уже перенеслись в воображении своем, в то далекое время и ту самую затерянную средь тайги деревушку, где далеко за полночь собрались в нетопленной бане, четыре юных души. За тем, — к чему так влечет каждого человека, непреходящее любопытство – заранее узнать собственное будущее. Однако это любопытство у них всё больше тускнело теперь, убиваемое другим чувством, не менее сильным – страхом! Впрочем, прямо об этом ни кто из ребят сознаться не собирался, хотя именно только из-за страха, они уже долго спорили и припирались: кому первым перешагнуть порог предбанника, затеплить свечи меж зеркал и остаться один на один с неизвестностью. Она-то – неизвестность эта самая и пугала больше всего. Кто-то появится из коридора свечных огней?! А ну, как сам черт?! Существо любого из четверых трепетало сейчас так же, как огненный язычок у свечи, зажатой у каждого из них в руках…