Лукерья. (В зал.) По-моему тоже.
Зина. Золото, к вашему сведению, не ржавеет!
Макар. Да я и не спорю про золото.
Василий. Фу! (Вытирает пот со лба.) Наконец-то она кончилась, метров пятнадцать будет.
Акоп. (С довольной улыбкой.) Чем длиньше, тем для нас лучше, я так понимаю, да? (Радостно и самодовольно.) Я нашел… я вас всех сделал счастливыми!
Василий. (Достает кожаный ошейник.) Что-то эта вещь мне напоминает. (Задумчиво.) И уж ее к драгметаллам никак не отнесешь.
Эрнст. Действительно. Как ее квалифицировать?
Зина и Евгения оттесняют Василия от сундука. Василий продолжает, с интересом, разглядывать последнюю вещицу, отходит ближе к краю сцены.
Зина. (Торопливо.) Давай, Жень, сама, а то эти мужики любят вечно резину тянуть.
Евгения. (Потирая руки.) Так, кажется, меха пошли. (Осторожно достает какую-то высохшую шкуру.) Интересно, соболь это, или бобер?
Зина. А, по-моему, шиншилла. (Передает ее Фене.)
феня. (Со вздохом сожаления.) Чья бы эта шкура ни была, товарный вид она потеряла.
Эрнст. Тогда, я ее в реестр не вношу.
Зина. Драгоценности доставай, хватит с мелочью-то возиться!
Евгения заглядывает в сундук почти с головой, потом вынимает голову и обводит всех безумным взглядом, снова смотрит в сундук и, с возгласом не то испуга, не то удивления, падает на руки родственников без чувств.
Зина. Нашатырю ей и отойдет! Такое бывает с непривычки. Брилиантов в жизни, ведь не видала, в деревне-то своей. (Запускает руку в ящик и извлекает, под испуганные крики родни… череп собаки! Тут же падает в обморок и сама. Передавая кость из рук в руки, за ней падают Жора и Баба Вера.)
Тимофей. (Командует Деду Демьяну.) Тащи воды! Всё ведро!
Л у к е р ь я. (Всплёскивая руками.) Ну, прям, как в триллерах Хичкока!
Макар играет с цепью, а Василий, прохаживающийся вдоль сцены, прикладывает так и эдак, ошейник к своей шее и бьет себя по лбу.
Василий. Еврика! Понял, что это!
В это время Дед Демьян отливает из ковша людей, находящихся в обмороке.
Василий. (Кричит всем.) Это, ошейник собачий! Ну, конечно же — ошейник!
Макар. (Вертя в руках цепь.) А это цепь, на которой собаки сидят. Она железная. Не золотая вовсе, а ржавая.
Евгения. И собачьи кости! Вот так сокровища!
Зина. (Вставая с пола, плаксиво.) Значит, вовсе это не клад?
Баба Вера. (Вставая и отряхиваясь.) Гроб собачий — вот это что.
Зина. Я чуть концы не отдала.
Жора. (Вставая.) Я тоже из-за вас чуть не помер с испугу. Хороши, нечего сказать! Обнадежили: «Клад нашли. Велосипед купишь! Иномарку!»
Феня. (Разочарованно.) А это всего лишь — ящик с останками, какой-то бедной, почившей собачёнки.)
Акоп. (Заглянув в ящик, беспомощно.) Клад — фикция?! Я пропал! Соседи закатят теперь пир! Ведь я маме послал уже телеграмму, что еду домой на «Мерседесе» строить новый дом. Какой позор?! Я не переживу. (Падает тоже в обморок.)
Дед Демьян спешит отливать Акопа.
Лукерья. Ну и поделом вам, жадюги! Из грязи в князи захотели! Ан – нет! Не вышло вот! (Демонстративно выходит вон.)
Евгения. (Глядя ей вслед.) Так, в – моих, ведь лучших бусах и ушла! Теперь их клещами у нее не выдерешь!
Эрнст. (Рвет список.) Пойду я, лучше с машиной покопаюсь.
Василий. (Бросив ошейник в сундук. Разочарованно, чуть не плача.) Счастье опять меня прокатило! Эх, не фортовый я мужик!.. Люди миллионы воруют, да еще в думе какой-нибудь после с почетом сидят. А я? За каждую скотинку добросовестно отсидел от звонка до звонка. Воровать бросил, думал, что хоть вот — тут сейчас повезет. (Зло, показывая кукиш.) Шиш тебе, Вася! На-ка, выкуси вот! Родился колхозником и помрешь в навозе!
феня. (Бежит успокаивать мужа.) Успокойся, Васечка! Ну, ведь жили же и без клада хорошо… детки наши – вот самый дорогой клад!
Евгения. А нам с Макаром опять тарахтеть на «Запоре» и продолжать смешить земляков…
Зина. (Напевает.) «Прощай Америка, в которой не был никогда…» (Со вздохом.) Всего сутки я и была-то счастливой…. и то, оказывается, лишь в призрачных грезах…
Жора. И я без колес остался…
Тимофей. (Резко). Заработаешь, сынок! Какие твои годы?! (Ко всем.) Может, хватит ныть?! Хлюпики! (Подходит к сундуку, быстро все складывает в него и, достав ключ из кармана, закрывает его на замок.)
Евгения. (Удивленно.) Папа?! У вас есть ключ от этого сундука?
Тимофей. Да. Отец Серафим сегодня дал. Он вспомнил, что сундук — тот самый, в котором он велел похоронить, деду нашему (кивает на деда Демьяна.) свою почившую суку — Дюймовочку. Со всеми ее пожитками. А — батя, не придумал лучшего, как на нашем огороде ее закопать.
Зина. А к попу, как графский сундук попал?
Тимофей. Графья Живоедовы были людьми набожными, и многие вещицы свои храму жертвовали. А в церкви все долго хранится, вот и сундук этот, лет двести, со слов попа, в подвале пылился. После революции наши мужики, по темноте своей, усадьбу графскую по камешку разнесли. Графья, из обиды, навсегда за границу и подались. (Хлопая по сундуку и обращаясь к Деду Демьяну.) Все, батя! Уноси на место эту дерьмовочку, где она и покоилась.
Баба Вера. Да он уж, видно, ночью пробовал это сделать.
Акоп. (Подбегая к сундуку.) Нет-нет. Я виноват! Я ввёл всех… нечаянно в заблуждение, я сундук и обязан вернуть на место! Хотя, виноват сначала, конечно, тот проклятый пионер! Еще в юности прочел я в газете, что один пионер приехал на каникулы к своей бабушке и, сразу взялся за лопату. Перерыл всю деревню и лес. Оказывается, начитался книжек про клады, и сам решил отыскать хоть один. Все над ним смеялись. А он, под конец каникул, возьми, да и найди клад! Правда, вскоре везунчик исчез бесследно, вместе со своим кладом. При Сталине ведь дело было. Ну, а я? Я заразился кладоискательством на всю жизнь. Стал профессиональным кладоискателем, а для посторонних был почвовед. Я уговорил всю родню, вбухать свои деньги в мои поиски будущих кладов. А клада — как не было, так и нет. До сих пор ни одного не нашел. Родня теперь ищет меня по всей России деньги взыскать. Найдут – убьют пожалуй. А я даже на металлоискатель не наскрёб — за всю карьеру… а вот на кости мне всегда везло… то, бивни моржа. То, позвоночник ящера вырою. Недавно, на Магадане, тушу мамонта, в одиночку откопал. И вот теперь… подлейшая, ничтожная собака! Снова осечка… снова прокол у Акопа. Ну, да — ладно. Я вечный неудачник и — по делом – мне! Верну в почву, эти… останки… туда, где они и покоились. (Берет ящик и выходит с ним из избы.)
Тимофей. Унынье – тяжкий грех, дети мои! Вы и так ведь богачи! Руки, ноги есть! Головы на месте! И досталось вам это богатство от Бога задаром, а вы не цените этого. Что за времена настали?! Вся страна мечтает найти только чемодан с деньгами, или в лотерейку выиграть, чтобы рай на земле заполучить. Богу сверху все видно, он знает, кому что дать. А излишества еще никому на пользу не пошли. Ты дышишь? Вот, и радуйся! А появилась мечта? Трудись – и достигнешь ее. Забивать башку химерами, глупо и неблагодарно. Если только скулить и не ценить то, чем обладаешь, то, как говорит отец Серафим: «У того и что имеет заберется и другому отдастся». С ума чуть не посходили от клада этого! Стыдно должно быть! (Все замерли, опустив головы, будто провинившиеся, и, на некоторое время, установилась полная тишина.)
Вскоре с улицы послышались милицейская сирена, лай собак. Какие-то отрывистые военные команды.
Дед Демьян. (Выглянув в окно. Громко в панике.) Дерьмовоз! Дерьмовоз! (В ужасе бежит за печку прятаться.)
Василий. (Выглянув в окно, в испуге сообщает.) Какой дерьмовоз?! Ментовоз это! Автобус с омоновцами! Предал кто-то!
Е в г е н и я. Ясный пень – Юлька их и вызвала! Обещала ведь всем про клад донести!
Лукерья. (Вбегает в избу запыхавшаяся.) Всё! Хана носатому!
Баба Вера. Почему?
Лукерья. Я его омоновцам тока счас с потрохами сдала!
Т и м о ф е й. Как это?
Лукерья. Они остановились около меня на бронетранспортере и еще автобус. Пьяные все и злые! «Где – говорят – дом, в котором сундук с сокровищами прячут?» Ну, я им и сказала: утёк, мол, с этим сундуком ворюга и аферист кавказской национальности в сторону новой шоссейки. Они выскочили из автобуса и побегли его догонять. А броневик наперерез подался.
Евгения. Так он же зарыть хотел сундук там, где тот и был.
Лукерья. Если б?! Я же проследила! Он его на плечо и задами, задами. Через кладбище, как и в прошлый раз.
Зина. Жадность его подвела.
Феня. Хорошо, нас еще пронесло.
На улице послышались ружейные выстрелы и автоматные очереди.
Л у к е р ь я. (Хватаясь за сердце). Так это ж брательник мой, поди с омоновцами перестрелку затеял. Вот – дурак! (Выбегает вон из избы, слышны её вопли, стрельба прекращается).
Жора. (Оглядываясь на окно.) Я так думаю, теперь. Ни к чему человеку богатство. Ему от него одни неприятности.
Василий. (Наливая в стакан.) Согласен с тобой, Жорка. Если честно, я давно заметил, что заработанная водка куда слаще — краденой. Всё, что легко присвоил и теряешь также легко и быстро.
Баба Вера. Вот именно. Жили и без кладов неплохо. Как вон отец сказал? От излишеств человеку действительно только вред. Особливо нашему. Ведь он к ним, не привыкший. Давайте-ка к столу, время обедать, а мы не завтракали толком.
Все подходят к столу усаживаются, чокаются рюмками. Тимофей хватает гармошку, играет веселый частушечный наигрыш. Из-за стола выходит Евгенья и, приплясывая, запевает веселую частушку:
А мы жили — не тужили!
Кладов не искали!
Век тянули, как могли!
О — малóм мечтали.
Все, прихлопывая, подхватывают:
Припев: Опа-Опа! О — малом мечтали!
Опа-Опа! О — малом мечтали!
Пьем, поем и слез не льём.
Русские мы люди!
А кто хочет нам беды
Хрен тому на блюде!!!
Припев: Опа-Опа! Хрен тому на блюде!
Опа-Опа! Хрен тому на блюде!
Бедность вовсе не порок
И тяжкая работа!
Нет богатства, ну и что ж?..
И ну, его в болото!
Припев: Опа-опа! И ну, его в болото!
Опа-опа! И ну, его в болото!