Слышатся шаги в сенях, дверь открывается и входит веселый и очень подвижный Вареник. На нем расстегнутый белый овчинный тулупчик, с каракулевым воротником, и казачья каракулевая папаха.
Вареник. (Громко и весело.) Здоровеньки булы! Щоб никогда у цей хати сало не переводилося! И горилка! Ха-ха! (Раправляет усы).
Степан. (Подбегая к Варенику.) Степан Ряхин – местный егерь. (Протягивает Варенику руку.)
Вареник. (Пожимая Степану руку.) Ныкыта Тарасович Варэник – зам. (Кивая в сторону Подлюкина.) нашего головы района. И ответственный секретарь на районных выборах за избрание Ивана Петровича на третий срок.
Степан помогает ему раздеться. На Варенике широкие голубые украинские шаровары, с большим «мобильником» за широким поясом, заправленные в сапоги, и вышитая рубашка. (Одет как запорожский казак)
Вареник. (Весело.) Прошу любыть и уважать! Горилкой с салом вугащать! Ха-ха-ха!
Открывается дверь, входят под ручку чепорный Ганс в строгом пальто с веселой Зиной в яркой куртке.
Ганс. Гутен таг. (Степан спешит встретить новых гостей.)
Зина. (Протягивая Степану руку для поцелуя. Тот, не зная, что делать с рукой, просто трясет ее на уровне лица. Жеманно.) Зина… бывшая балерина. Теперь секретарь-референт у Ивана Петровича. Я и за переводчика у него, и за многих и многих ещё…. (Кокетливо.) Обожаю диких, бородатых мужчин от пятидесяти.
Степан. Степан Ряхин – пастух… (Махая рукой) из – бывших. (Важно) Теперь, вот старший егерь «Задолбаевских» угодий. (Игриво.) Обожаю городских женщин… до пятидесяти.
Зина. (Игриво.) Какое у вас волевое лицо, Степан. Какая яркая борода! Я впервые на охоте! Это так романтично!
Сттепан. (Переводя взгляд на Ганса и протягивая ему руку. Важно.) Старший егерь — Степан Ряхин.
Ганс.(Не протягивая и не пожимая руку Степану) Ганс Христиан… Антресоль. Банкир из Австрия. А, что… бывает еще и младший егерь?
Степан. (Опуская руку, обиженно.) Да, бывает… это моя жена. Она сейчас в отъезде.
Степан помогает и им раздеться. У Ганса под пальто строгий костюм и белая рубашка с галстуком. У Зины, под курткой, розоватый брючный костюм, она в высоких сапогах. К Зине и Гансу подходит Подлюкин.
Подлюкин. Это и есть наш дорогой гость, о котором я тебе говорил, Степан. Тот самый банкир-иностранец.
Вареник. (Подойдя к ним) Иностранец-засранец. Ха-ха! (Подлюкин. оборачивается и что-то зло шипит на него.)
Ганс. (Обращаясь к Зине.) Зина… Зас… ранец? Это обидно?
Зина. (Беспечно.) Да кому как!? Мне вот нисколечко не обидно, что про вас так сказали. (Подлюкин сокрушенно качает головой и стучит себя по лбу. Спешит к Гансу с объяснениями.)
Подлюкин. Э-э… Герр Ганс Христианович. Засранец – у нас слово не обидное. Я бы, даже сказал, ласковое. У нас его и детям даже говорят.
Вареник. (Спешит исправиться.) Да-да, Ганс Антресолевич. И у нас на Полтавщини, виткуда я родом, направо и наливо усих подряд так обзывают. Никто не обидився вще.
Подлюкин. (Опять зло.) Может, гражданин Галушка даст начальнику своему слово сказать?!
Вареник. Ой, да, пожалуйста! Будь ласков! (Подходит к краю сцены и обидчиво, в зал.) Галушка-галушка, никак не запомныт, вще я Варэник. (Хлопая себя по животу.) Щё-то я исты сыльно захотив. Не отказався бы, вит шматка сала!
Открывается дверь, входит Мамед в голубом, в черную полоску, азиатском халате, перепоясанным платком, на голове у него тюбетейка, в руках – три ружья в чехлах.
Мамед. (Со среднеазиатским акцентом.) Дядя Ваня-ака. Куда ружо прыслонит?
Подлюкин. К стеночке, вон, поставь куда-нибудь. (К Степану.) Это Мамед. Мы служили с его отцом в Средней Азии. Там, щас, жизнь тяжелая. Он и написал, чтоб сына у себя пристроил. Чтоб калым заработать на невесту смог. Ну, я взял его пока своим шофером. Водит, конечно, неважно, джигит, и по-русски еще не очень… но ничего, научим.
Вареник. Если захочет. А не захоче – заставимо! Як в армии! Ха-ха-ха!
Мамед. (Поставив ружья, к Падлюкину.) Дядя Ваня-ака…. канияк из машина тащит?
Подлюкин. (Машет рукой.) Да ну, его! Коньяк на работе надоел! (Беря графин в руки.) У нас чё тут, Степа, насчет спиртного?
Степан. Как всегда. Самогонка на меду. Ведро нагнал. Уже пробовал – медовуха отличная!
Вареник. (Потирая ладони.) У-у, це дило!
Ганс. (К Зине.) Медовуха? Это обидно?
Вареник. Хэ?! Обыдно?! Такой обыды, в бильшой бы посуды, да почаще, б! Так, Иван Пытровыч? Ха-ха-ха! (Оглядывается на Подлюкина и задорно хохочет.)
Подлюкин. Садитесь, Герр Христианович, за наш охотничий столик. На охоте у нас все равны, никакой субординации. Откушаем сейчас, что Бог послал. Пища тут всегда простая, не повседневная, конечно, но и в ней свой смак есть. (Жестом призывает к столу Степана.) Давай, Стёпа, накрывай. Зина тебе поможет.
Степан. Это мы мигом! (Дает Зине какие-то указания. Они хлопочат, накрывая на стол.)
Гости, тем временем, рассаживаются. Стол стоит параллельно сцене. С левого его торца будет сидеть Степан. Далее, слева направо, лицом к залу: Ганс, Зина, Подлюкин, Вареник и с правого торца стола, — Мамед.
Подлюкин. Стаканчиков поболе надо, Степа!
Мамед. Дядя Ваня-ака, минэ стаканчик ни нада савсэм.
Степан. Эт, почему же, Мамед?
Мамед. Нилизя! Папа ни разрешал.
Подлюкин. Молодец, джигит, одобряю! Толк из тебя будет! Настаивать не станем.
Вареник. Добре-добре, хлопец, я тыж «за». Кому-то надо быть тверезым. Пожар там, или чи шо похужее? Кто-то должен: тила виносыты, спасать дюжэ пьяних, имущества. (Ганс настороженно и раскрыв рот, смотрит на — Вареника.)
Подлюкин. (Перебивая Вареника.) Типун тебе на язык! Не слушайте его, Ганс Христианович! Тут же не алкоголики собрались. Степенные люди. Какой еще там пожар?! У нас ведь в России неписаный закон. Пить не умеешь – не быть тебе никогда на руководящей работе. Будешь вечный — работяга. А умеешь пить – есть шанс выйти в люди. Так что, уж мы-то, эти тесты на профпригодность давно прошли.
Ганс. Я понял. Третьего варианта, тоесть – вообще не пить, в — Россия нету.
Вареник. (Не слушая Подлюкина, нюхает из графина и наливает себе в стакан немного медовухи.) А ну-ка, спытаемо, такая, як у нас на Полтавщини, медовуха, чи ни? (Выпивает, оттопырив мизинец на стакане. Вытирая усы, довольно крякает.) О-о-о! Гарный спотыкач, як ву нас! Ну, можэ, токо трохи послабии.
Подлюкин. Давай-ка, Галушка, пока ты трезвый, звякни Окочуренко насчет машины на завтра, и лучше, уже к обеду. «Джип» — то наш заметет, поди, по-крышу за ночь.
Вареник послушно достает из-за пояса «сотовый», ещё с антеной и набирает номер. Степан и Зина, заставив стол яствами, тоже садятся, весело переговриваясь. Подлюкин властно цыкает на них, кивая на Вареника, чтобы не мешали тому звонить.
Вареник. Здоровеньки буллы! Дочкá? Алё! Дочкá! Мни бы батю твоёго послухать! Как какого? А это – три тыщи два нуля?! Да?! Ну, так ясно, какого. Чи, може, дедушка вин тыби? Начальник районной милиции у вас живэ? Живэ. Ну, так вот его! А-а-а! Це ты и исть? Извыни, землячок, не узнав по голосу. Богатым будышь. Да-да, як наш губернатор. Хотилось бы? У-у, то-то! Сам мычтаю… Ха-ха! И ты будышь! Якысь твои рокы?!
Подлюкин. (Скривив недовольную гримасу.) Ты о деле, о деле говори! Мать твою, украинку!..
Вареник. Прохор Федорыч, я по дилу звоню. Иван Пытровыч вилэли за нами завтра, к обиду, ваш «УАЗик» прислаты. Да, тот самый, в которум вы трупы возыти. «Таблитку-труповоз», да. Мы тут, в «Задолбаиви» застрялы. Да, на вохоти. Кого застрылилы? Да, пока, никóго. Тильки ж силы…. Да ни завидуй, успиишь завтра и ты… наохотыться до чёртиков. Ха-ха-ха!
Подлюкин. Все!.. Затыкай фонтан. Жрать всем охота!
Вареник. Усё, Окочуренко! Затыкаимы фантаны, пора нам жрать медовуху. Ха-ха! (Засовывает телефон за пояс и потирает радостно руки, глядя на заставленный блюдами стол.)
Подлюкин. (К Степану.) Ну, хозяин, объясни дорогому, заграничному гостю, что вы с Марьей Ивановной наварганили тут съедобного?..
Степан. Так все съедобно, как всегда, Иван Петрович. (Встает и, показывая на блюда поочередно, поясняет) Это – пирог с зайчатиной. Там – утка дикая, с картошечкой тушеная. Клюковка мороженая, капустка квашеная, рыжики маринованные. Ганс Христианович, рыжики — вам рекомендую, — закуска классная, мною сто раз испытанная. Вон, еще, пирожок с нашей вкусной рыбкой — вьюн. Ну, там, голубцы в сметане. (Машет рукой.) Они так, для общего количества блюд просто поставлены. Их есть не обязательно, они с того раза еще остались. Запивайте квасом и морсом. Кушайте, пейте, отдыхайте, гости дорогие! (Пока он говорил, все разливали спиртное по стаканам.)
Вареник. А сало? Як жеж биз сала?
Степан. Да вон оно, за холодцом, перед Мамедом.
Подлюкин. (Встает с полным стаканом, стучит вилкой по графину.) У всех налито? Прошу, тогда, помянуть первой рюмкой нашего незабвенного и, так не во время ушедшего из жизни, Гадюкина Нила Федоровича. Пусть земля будет ему пухом. Аминь! То бишь, салют! (Все выпивают. Садятся.)
Вареник. (Закусывая.) Вот у нас зимля на Полтавщины, от це — пух! А чирвы в нэй?! Усь с мой бильший палиц!
Зина. (Обидчиво и брезгливо.) Ну, может, хватит за столом про червей травить, Никита Тарасович?..
Вареник. Чистно слово! От — таки!
Подлюкин. Ты о выборáх что-нибудь умное скажи, Никита! А не о плотоядных. Узнал, что это за деятель из национал-зеленых решил тягаться со мной на выборáх? Власть решил, над районом, у меня узурпировать! (к Степану.) Кстати, Степан, он с ваших мест. Не родственник тебе, часом, этот учитель ботаники?
Степан. (Испуганно.) Не-не! Нет у меня таких родственников наглых! Может он из приезжих или из этих… из беженцевв?
Подлюкин. Скорей всего. Из местных бы такого дурака не нашлось, чтоб супротив Подлюкина идти! Он все карты мне спутал, покоя меня лишил! Ночи теперь не сплю из-за него! А вдруг проголосуют за этого выскочку? У нас же народ – дурак! Все может отчебучить! Ох, попался бы он мне в темном лесе! Пристрелил бы его, как собаку!
Ганс. (Испуганно смотрит на Подлюкина, разинув рот.)
Подлюкин. (Раздраженно.) Ну, чего уставились, Ганс Христианович?! Вы в тарелку свою вон лучше зырьте! (В зал, уже тише.) Нервов уже не хватает! Тоже надоел, и его б пристрелил как собаку!….
Ганс. (К Зине.) Зина, «зырь-те» – не обидно?
Зина. Да ладно вам! Скоро еще не такое услышите. Пейте больше, чтоб не обидно было.
Вареник. А по мни, так нихай живэ ций — зелэний, Иван Пытровыч! Наше ж дило правое! Мы и побэдымо! И давайтэ, забудымо, про вти прокляты выборá! Мы ж на вохоти? Чи ни на вохоти? На вохоти балакать, тильки об охоти обязани!
Подлюкин. Согласен, хохол! Наливай!
Степан. (Жуя.) Ганс! А у вас в Австрии кенгуру водятся?
Ганс. Найн. Вы путать с Австралия, Степан! В Австрия кенгуру нет.
Зина. Я знаю, у вас водятся утконосы. Они вкусные? Да, Ганс Христианович?
Ганс. Найн, Зина, это тоже в Австраля. Я там бывал. Но их не есть. У нас лес очень похож на — ваш, только еще есть горы. Альпы. Думаю, наша фауна похожа на вашу.
Степан. Э, нет, дорогой Фриц! (Уже несколько захмелев.) Вот тут ты ошибаешься. У нас никакие фауны в лесе не водятся. Уж я-то знаю.
Ганс. Я не Фриц, я Ганс. (Смеясь и грозя шутливо пальцем.) Вы, русские, очень хитрицы! Вы говорит, что и секс у вас нет. А размножаетесь! Ха-ха…. И раз вы охотитесь, значит, есть и Фауна.
Подлюкин. Бросьте вы спорить, лучше наливайте и поехали, как говаривал наш первый космонавт. (Все наливают, чокаются и пьют.)
Степан. (С нехорошей улыбкой.) Грибочками, грибочками закусывайте, Ганс (Вполголоса, в зал) Фашистович. Мы – белорусы, генетически фрицов не перевариваем!
Ганс. А сами, что не кушаете свой гриб?
Степан. Я, когда пью, почти не закусываю… а что, и медведи в ваших Альпах скажешь есть?
Ганс. (Уже тоже хмелея) В Альпы все есть.
Подлюкин. Ну, чё пристал к гостю?
Степан. А чё он умничает тут?! Фауна, мауна! Я егерь, и знаю на сто процентов, чё у нас есть… а вот в ихних драных Альпах — нет!
Ганс. В Альпы есть — всё! Зина. (Поворачивается к Зине.) «Дра-ные» – обидно?
Степан. (Настойчиво.) А вот и нет. Я знаю, у вас точно такого зверя, как у нас, нет!
Ганс. (Посмеиваясь.) Может, у вас водится мамонт, Степан?
Степан. Погоди вот маленько. Я еще тверезый. Тайну выдавать не имею права. Вот напьюсь… я тебе тогда расскажу… (Грозя пальцем) я тебе всё выскажу…
Подлюкин. Уймись, Степан!
Ганс. Я заинтригован.
Зина. А я! Я прямо сейчас могу сказать, чего в Австрии нет!