Зина. А как же всё-таки это?! (Показывает фуражку.)
Подлюкин. Опять ты поперек начальника?! А ну-ка, дай сюда! (Берет у нее фуражку и, подбросив, пинает ногой.)
Зина. (По-детски, топнув ногой, сквозь слезы.) Дурак! (Бежит поднимать ее.)
Подлюкин. Пережрались тут, понимаешь! Про субординацию позабыли! И когда я вас пить научу? (Выпивает очередную дозу и, заплетающимся языком.) Всем спать! (И, уже тише.) Всем спать, я сказал… спать…. (Обмякая телом и роняя голову на грудь.) Спа-а-а-ть… (Вдруг падает на пол и, всхрапнув, забывается мертвецки пьяным сном.)
Ганс. Я никогда не видел, даже в Австрия, столь ясное и четкое привидений, да еще с матфактами. Всё в России не так, как в цивилизованный мир. (Берется за виски) Мне дурно… я сойду с ума… я должен побыть один… (Встает.) Я должен все обдумать. В Австрия всегда сначала думают. (Пошатываясь, уходит в спаленку.)
Зина, икнув, роняет голову на фуражку и тоже засыпает за столом.
Вареник. Так… уси дрыхнут… понымаишь. А свит опять мэнэ вырубаты? (Посмотрев в сторону Мамеда, идет пошатываясь, сначала к нему. Оглядывая его с ног до головы.) Вот, возиатчына с агрэссивного подбрушья! Ты ж нас усих спалышь дотла – терарыст из пустыны! (Вынимает у Мамеда изо рта трубку, пару раз смачно плюет в нее, как бы гася, и вставляет ему в рот снова. Идет к выключателю и выключает свет.)
Занавес опускается.
Конец первого акта.
АКТ ВТОРОЙ
Занавес поднимается.
Декорации те же. На сцене темно. Слышен голос Вареника.
Вареник. Вуже вутро, чи шо? (Щелкает выключатель. Вспыхивает свет. Вареник стоит около выключателя. На краю сцены лежат в обнимку Степан и Зина. У босых ног Степана, на его валенках, подложенных под голову, спит Подлюкин. На лавке, у печи, спит Мамед. На лавке слева – Ганс, Вареник идет к окну и, глядя в него, громко) У-у-у?! Темнотяка вще какая?!
Зина. (Осторожно, чтобы не разбудить Степена, снимает со своей груди его руку, садится на полу и застегивает кофточку. Глядя на Степана, нежно произносит.) А говорил, что импотент. (В зал, со вздохом.) Хотя… может, мне это всё приснилось? (Ласково треплет бороду Степана.) А может… и нет? А? Рыжик?..
Вареник. (Глядя на часы.) По часам вуже пора вставать друзи мои! (С пафосом.) Господа! Товарыщы΄! Як жеж я лублю вутро! (Оборачиваясь и видя, что Зина встала и направляется к умывальнику.) Знаешь, Зына, за чéго я так кохаю вутро? (Уверенно мотая головой.) Нэ… Нэ знаешь!.. А кохаю я вутро, Зына, за то, ще вутром я… похмэляюся…. (Идет к столу, благоговейно произносит.) И завтрикаю… (Глянув на стол, растерянно.) А?! А куды ж уся закуська подывалыся?!
Подлюкин. (Садится на полу и держится за виски. На его голове фуражка Адольфа, но он этого не замечает.) Чего ты орешь спозаранку, Никита?! Будь ты проклят!
Вареник. Да точно помню, ще сало вустывалуся и холодэц растаевши був? А ночью усё укто-то споров! Ни трохи ничёго не воставыл! Даже рыжики подмил!
Подлюкин. (Садясь за стол.) Тебе бы только пожрать! Медовуха-то есть?
Вареник. Нэ, медовуху-то я допыв. Ночью така жажда була!
Подлюкин. Буди Степку, пусть найдет! А то уволю!
Вареник. Его?
Подлюкин. Обоих вас! Если не подохну, раньше!
Вареник. (Подходит к Степану и ногой пихает его.) Вставай, Стэпан! Начальство трэба похмеляты! (Уже тише.) Это в наших с тобой интэрэсах.
Степан садится и протирает глаза.
Зина. (Подходит к Степану, треплет за голову.) Ему трудно прийти в себя, он всю ночь… трудился. Вставай, Рыжик, нам без тебя скучно.
Степан. (Глядя изумленно на Зину.) Так ты не приснилась?! (Уже улыбаясь.) Ну, ты и даешь, балерина?!
Подлюкин. Медовуху тащи, Стёпа! Плохо мне!
Степан. (Бодро.) Это мы мигом! (Быстро надевает валенки и бежит в сени, напевая: «Плохо мне, плохо…»)
Ганс. (Проснувшись, громко стонет с лавки.) А-а-а… о-о-о….
Вареник. Ты че, Антресолич?! И тэби плохо?
Ганс. (Садится, держась за виски.) О! Майн гот! Убейте лучше меня… голова… желудок… о-о-о… а-а-а… что это?.. Со мной такого… никогда еще….
Подлюкин. Это… русская охота. Ганс Христианович….
Вареник. (Бодро жуя и хрустя луком.) Може цыбульки пожуешь, Антресолич?
Ганс. (Машет руками.) Найн-найн!
Степан. (Входит с блюдом и четвертью, радостно.) А вот, капустка квашеная и медовушечка! Может рыжиков, Ганс?
Ганс зажимает рот и со стоном выбегает из дома. Степан понимающе глядит ему вслед.
Подлюкин. Зинка, беги за ним! Гляди, чтоб австрияк концы не отдал! Отвечай потом за него! (Зина послушно выбегает за Гансюм.) Давай, Степан, всё сюда, не тяни!
Степан ставит всё на стол. Вареник разливает по стаканам.
Вареник. Предлагаю выпыты….
Подлюкин. (Не слушая, хватает стакан и опрокидывает его в себя. Наливает еще и отправляет туда же. Степан и Вареник, глядя на него, выпивают молча. Потом все лезут руками в блюдо за капустой и, некоторое время, жуют и молчат. Наконец, Подлюкин начинает «мычать» мотив «Стеньки Разина».) Му-гу-у… му-гу-гу-у-гу…
Вареник. Прижылася, значит! (С удовольствием подхватывает) «на простор рычной волны… выплывають распысные…»
Степан. (Заглушая их.) Стеньки Ря-хи-на челны!..
Подлюкин. Ничего! (Бьет в отчаянии по столу. Степан и Вареник переводят взгляд на Падлюкина.) Ни-че-го!.. Не помню, что было вчера….
Вареник. (Посмеиваясь.) А-а… це писня нам знакома. Ха-ха!
Подлюкин. (Передразивая.) Писня-мисня… сам-то, что можешь вспомнить, кроме: «чи було сало, чи, ни було сало»?
Вареник. Уси!.. Уси, до того момента, як в цию хату приихалы! Ха-ха-ха!
Подлюкин. То-то и оно. (Наливает по стаканам.)
Вареник. А зачем нам помныты, щё буво вчира, Пытровыч? Вэдь вчира буво тоже, что и позавчира, тильки в другой хати и утрошки другой компании! Ха-ха-ха! А если хочешь успомниты вчирашне, надо и сегодня так же нажраться! Ха-ха-ха!
Подлюкин. (Добродушно смеясь.) Это точно! Такова видно наша доля! (Чокаются и пьют.)
Входит Ганс, ведомый под руку Зиной, бледный и стонущий.
Зина. Дела плохи у Гансика, братцы.
Вареник. Щас мы его выличимо. (Идет к Гансу с полным стаканом медовухи.) Примы лекарства, Гер Ганс.
Ганс. (Машет руками.) Найн! Найн! Я буду сразу капут! Капут!
Вареник. Зинка, помогы!
Подлюкин. Крути! Держи австрияка! (Степан бежит на помощь Зине. Они вдвоем заламывают Гансу руки. Вареник одной рукой упирается ему в лоб, а другой вливает содержимое стакана в его рот.)
Вареник. (Идя к столу с пустым стаканом.) И усих дилов! (Ганс садится на пол, безвольно свесив голову. Плачущим голосом.) Это насилие над личность… нарушение права человек….
Подлюкин. Ты, Ганс, не первый, кого мы спасаем. Еще спасибо скажешь. (Все, кроме Ганса, садятся за стол. Подлюкин, оборачиваясь в сторону Мамеда.) Мамед! Хорош дрыхнуть! Айда к нам капусту рубать!
Мамед. (Садясь на лавку и с удивлением глядя на свой, почему-то выросший за ночь, живот.) Спасиба, дядя Ваня-ака, я, пачему-то, сытый такой, как будто целый казан плова один заглотал.
Вареник. Теперь ясно, кто усё со стола ночью подмил!
Подлюкин. Так, что ль, Мамед? По ночам жируешь, как ондатра? Ха-ха!
Мамед. (Не слушая, благоговейно.) Мая сон глядел, дядя Ваня-ака. Про родина. Всюду мак… мак… мак!.. Потом на той позвали… Такой веселый той был! Дутар – соловей поет. Бубен – нежно гремит. Такой пилов! М-м-м! (Целует пальцы.) Пальци скушать можно била! Потом снылась, дына продавал.
Вареник. И много продал?
Мамед. Один. (Показывает указательный палец.)
Степан. Только одну дыню? За всю ночь?!
Мамед. (Хитро.) Тор-го-вал-ся….
Вареник. Ну, а сало все ж таки ты зьил?
Мамед. (Цокает языком, качая головой.) Моя думать нада. Вспымынат… (Встает, берет с собой почему-то чайник и выходит из дома.)
Степан. Да… Восток – дело тонкое….
Ганс. (Сидя на полу, напевает немецкую песенку.) «Ты, мой милый Андерсон, Андерсон, Андерсон… Ты, мой милый Андерсон, Андерсон, Андерсон…» (Все устремляют свои взоры на него.)
Степан.( В зал) О?! И фашист ожил.
Подлюкин. Тащите его за стол! (Степан и Вареник встают и ведут Ганса под руки к столу. Все садятся.) Ну, как лекарство, Ганс?
Ганс. (Пьяно улыбаясь.) Гут-гут. Зер гут. Данкешен. Данкешен, ду-ру-зия!
Вареник. (Бьет Ганса по плечу.) Наш чиловик! В Охотсоюз принымаемо! Ха-ха!
Степан. Только хочу, мужики, предупредить… из своего опыта. Ежели два дня пороть медовуху, можно обезножить.
Зина. Как это?!
Вареник. Да на хрена нам эти ногы?! Нас суды прывызлы, нас отсуда и увызуть.
Подлюкин. Тоже верно! Плевать на ноги!
Степан. (К Гансу.) Ну? Так, сказать тебе, Гансик, кого в ваших драных Альпах нету?!..
Ганс. В Альпы все есть!
Подлюкин. А ну-ка, Степан, скажи иностранцу! Чтоб знал наших!
Степан. Нету у них… Снежных человеков!
Вареник. О! Це вирно! Такого воны нэ мають! А ву нас воны е, Стэпан?
Подлюкин. (Разочарованно бросает вилку на стол.) Фантазерство это пустое! Такого нигде нет! Я – материалист! (Стучит себя в грудь.)