Подлюкин. Нет, нет, Мамед! В доме не надо! С крыльца, как договаривались.
Мамед. (Опускает ружье и поет.) Оранжевые рожи. Оранжевые попы. Оранжевое мыло. Оранжевый крыльцо!
Вареник идет к вешалке и надевает каракулевую папаху. Подходит к Мамеду.
Подлюкин. Ведите его, а я ружье понесу. (Берет у Мамеда ружье за ремешок.)
Вареник и Зина поднимают Мамеда с табурета под руки и ведут к двери.
Мамед. (Глянув на Вареника и его шапку.) Ты куда меня ведешь, шапка каракулева?
Вареник. (Зло.) Я тэби… стрелять вэду… тубитэйка… замусулена…
Мамед. (К Подлюкину.) Дядя Ваня-ака. А ты не скажешь мой папа, что Мамед ночью сало кушал?
Степан. (Преграждая им путь. Уже пошатываясь и пьяно.) А чей-то вы удумали стрелять без разрешения моего? А? Я ведь тута егерь! Я тута хозяин!
Подлюкин. (К Зине, подходя к Мамеду и забирая его руку у неё) Зинка, займи своего Рыжика! Любым способом. Можешь моим любимым.
Зина. (Уводя за руку Степана в спаленьку) Пойдем, Рыжик.
Степан. Куда? Зачем?
Зина. Продолжим изучать «Камасутру». (Скрываются за занавеской.)
Слышен с улицы рокот подлетающего вертолёта.
Вареник. (Подскакивает к окну.) Вэртолёт! Усё! Не успилы! Прилитэлы!
Подлюкин. Ну и что? Кто бы это не был, отпечатки азиата уже все равно на ружье есть. Клади на лавку басурмана. (Кивает в сторону свободной лавки.) Пусть отдыхает… до первых допросов с пристрастием. (Кладут Мамеда на лавку, он всхрапнув тут же засыпает.)
Вареник. (Снова бежит к окну, с удивлением.) Вже силы!
Подлюкин тоже устремляется к окну. Гул двигателя прекращается.
Вареник. (Вроде бы в изумлении.) О?! Бачьте! Прокурор областы выходит — Ель Борис Абрамович!.. В форми и с большущим портфелякою. А это кто ж в чирних очках? Рядом з ным?
Подлюкин. Этого и я не знаю. А вон тот, третий Желчевич – ответственный секретарь всех губернских СМИ. Не пойму, зачем только они сюда пожаловали?! Такие люди с добром не прилетают.
Вареник. (Бочком-бочком, отходит подальше от Подлюкина к двери. В зал.) Вызвал я! Вот и прилетилы.
Дверь открывается и входит Ель, со строгим лицом, в больших роговых очках и с портфелем. За ним входит Взяткин, тоже в строгом костюме, в темных очках и Желчевич так же строго одет, с небольшой камерой и ехидной улыбкой.
Ель. Здравствуйте, граждане. (Обводит всех пристальным взглядом. Подлюкин и Вареник хором: «Здравствуйте, Борис Абрамович!»)
Вареник. (Подбегая, подает, лакейски, руку Елю. Тихо ему.) Цэ я, Борис Абрамович… (заговорщицки строит ему гримасы и подмигивает, шёпотом.) Це я — Ныкыта Варэник, вам в приёмну вутром позвоныл…
Ель. (Сухо.) Ладно, разберемся. (Нехотя жмет ему руку.)
П о д л ю к и н. Здорово, Боря! (Тоже подходит и протягивает руку Елю, но тот, брезгливо глянув на нее, отходит в сторону.)
Ель. (Показывая на Взяткина.) Прошу любить и жаловать. Старший следователь прокуратуры по особо важным делам – Сергей Вадимович Взяткин. Ну, а господина Желчевича вы, конечно, знаете. Мы все оказались здесь из-за одного… чрезвычайного происшествия. Воистину… государтвенного значения! А посему. (К Взяткину.) Не откладывая в долгий ящик приступим сразу к своим обязанностям.
Вяткин. (Подходя к Подлюкину.) Иван Петрович Подлюкин?
Подлюкин. Да. А в чем дело?
Вяткин. Покажите ваши руки.
Подлюкин. В чем, все-таки, дело, граждане? (Протягивает вперед руки, крутит перед Взяткиным ладонями вверх и вниз. Взяткин очень ловко надевает на них наручники. Желчевич всё снимает на камеру.)
Подлюкин. (К Елю.) Что это значит, Борис?! Борис, ты!.. Ты не прав!.. Я буду жаловаться!
Ель. Имеешь право, Иван. Еще, можешь хранить молчанье, до появления твоего адвоката.
Подлюкин. А мне незачем адвокат! Я ничего противозаконного не совершал!
Ель. А виллы? «Мерседесы», загран. кредиты?!. Нам все известно, Иван…
Подлюкин. (Посмеиваясь.) Ну, ты даешь, Борис?! Виллы, кредиты и «Мерседесы». Это сейчас у всех есть. У всех, кто во власти или при власти. В том числе и у нашего губернатора, и даже у тебя… разве не так?
Ель. (Потупя взор.) Гм-Гм. Ну… так-то оно, конечно — так. Но четырех особняков даже у губернатора нет. И потом, никто из нас не убивал… своих политических конкурентов… своими руками… так сказать. Ведь это труп Адольфа Гирькина зеленеет в сугробе? Я правильно понимаю?
Подлюкин. (Перебивая.) Так не я же убил его!
Ель. (Ехидно) Тогда кто? Может, губернатор? А, может, я?!.
Подлюкин. Нет. Ни он, ни ты и не я!.. На это никто из нас не способен. Это мог сделать… (Заговорчески.) Только исламский террорист! (Показывает наручниками на лавку, на которой спит Мамед.)
Ель. Он живой?
Вареник. Живый… тильки пьяный трохы… надилал дилов и спыт собы тырорыст чёртов!
Ель. Кто он?
Подлюкин. Мамед, мой водитель. Любитель анаши и стрельбы в наркотическом угаре. Хохол подтвердит. (Кивает на Вареника.) Вон на том ружье, (Показывает наручниками на ружье.) есть его отпечатки. И только — его! Только — он вчера стрелял с крыльца.
Ель смотрит грозно на Вареника. Тот беспомощно пожимает плечами. Затем Ель кивает Взяткину, и тот спешит выполнить молчаливое приказание пркурора, вынимая на ходу из кармана лупу. Молча и долго, в полной тишине, осматривает через нее ружье.
Взяткин. (Встает во весь рост и громко объявляет.) Нет! Никаких отпечатков на ружье не обнаружено.
Подлюкин и Вареник (хором). Не может быть!
Взяткин. (Подходит к Мамеду и, отмахиваясь от его перегара, берет сначала одну его бесчувственную руку, затем вторую. Опять, в полной тишине, осматривает пальцы поочередно в лупу и, снова разогнувшись, громко объявляет.) Такие грязные руки и не могли оставить отпечатков.
Подлюкин и Вареник хором: «Как, грязные?! Он же в бане был!» «Як, грязны?! Вин жеж у бани був!»
Взяткин. За один раз, видно, не отмыл. (Подходит снова к ружью, но на этот раз осматривает уже ремень.) А вот на ремешке отпечатки имеются. Двух человек, как минимум. Экспертиза покажет… кого…
Вареник. (Перебивая.) Нэ надо! Нэ надо экспыртызы! Я и так усе кажу! Цэ наши з ным! (Показывает рукой на Подлюкина.) Мы оба за ремэн хваталы!.. Цэ Подлюкин убыв брата Стипанува, а потом заставыл ружьяку суваты отморозку с юга! Чтобы на нэго уси свалыты! А нас з Зыною, сыкритарем-любовницею… егошнию… (Прячется за прокурором, опасливо поглядывая на Подлюкина.) пугал, ще могут буты вще трупы! А Адольфа того он и за столом при усих грозывся прыстрилыты! Вот вин и прыстрылив его, як собаку, и машиняку свою усю изришитив. Це — я! То ж я вам позвоныв вутром по мобыльныку, в прокуратуру, щё б вам доложилы!
Подлюкин. (Приближаясь к Варенику.) Ах ты, мерзкая, скользкая галушка! Вот, оказывается, кто змея-то! Пригрелся у меня на груди!.. Которая его кормила! Ну, гад! Подожди!
Желчевич суетится вокруг, радуясь обилию сенсаций, и с удовольствием снимает на камеру.
Ель. Все тайное, Иван, становится явным.
Желчевич. Подумать только?! Подлюкин Иван Петрович и убийца?! Какой позор для района! Что района?! Губернии! Страны!
Подлюкин. Я убил, или галушка?! Еще не доказано! Отпечатки там обоих! Как стреляли, никто не видал! И то, что он первый позвонил, еще ничего не доказывает!
Вареник. А лыжи кто вилил спалыты?! Зэлэни лыжи?! Я видну спалыв, а другу оставыл. Счас прынэсу! (Выбегает из избы.)
Ель. (Отводит к краю сцены Подлюкина. Тихо.) Губернатору, Ваня, этот ботаник до лампочки. Просто сын его юрфак закончил и мое место должен занять, а я, по — нашей с ним договоренности – твое. А тут, труп. Вот и карты папе в руки. Сажать он тебя врядли будет, просто уйди добровольно из политики, освободи кресло.
Слышен рев снегохода. Все переглядываются. Ель спешит к окну.
Желчевич. Еще кто-то в гости?
Дверь открывается и входит Марья.
Марья. (Обводя всех удивленным взглядом.) Здравствуйте, люди добрые! Как много-то вас?! (Снимает телогрейку, вешает ее.)
Ель. А вы, собственно, кто?
Марья. (Удивленно, обводя всех взглядом) Я? Хозяйка этого дома. Жена егеря… а где, кстати, мой овéн? Что-то я его не вижу. (Крутя головой.) Не среди трезвых, не среди пьяных.
Зина. (Выходя из спаленки, удивленно.) Так вы, бабушка, и есть — жена Рыжика?
Марья. Я – жена Степана Ряхина. А Рыжик – кобель у нас был. (Ехидно) Я его пристрелила. Он только раз гавкнуть на меня посмел. Так-то, внученька.
Зина. Степа в спаленке спит, бабушка. Устал он очень.
Марья. (Направляясь в спаленку, ворчит на ходу.) С чего это он устал? Тяжелее стакана не поднимал ведь никогда ничего. (Заходит в спаленку. Оттуда слышен сонный голос Степана.)
Степан. (Сонно.) Это ты, Зинка-балеринка? Каким теперь будем способом?
Марья. (Гневно.) Как со мной, так десять лет уже импóтент! А как с — чужими, так способы! Я тебе покажу Зинку-Балеринку!
Слышатся удары пощечин.
Степан. (Вылетает из спаленки, потирая щеки. Кричит в направлении спаленки). Ты не так поняла Марья! Сон просто извращенческий приснился!
Марья. (Выбегая с лифчиком в руках.) А эта сбруя нулевого номера?! Тоже сон?!
Зина прячется за Еля.
Степан. (Бегая по горнице от Марьи, кричит.) Помогите, люди!
Этот крик сливается с криком Вареника: «Помогиты!»
Вареник. (Из сеней.) Ратуйте! Ратуйте! (Вбегает в дом с выражением ужаса на лице, бросает на пол лыжу и, с криком, бежит прятаться в спаленку.) Ратуйте, люды добри! Прывыдэнье гонытся! Вытчепыся, сатана! (Прячется, закрыв шторки спаленки, и замолкает.)
Тут же в комнату вбегает, с не менее ужасным лицом, Адольф.
Адольф. (Опять вне себя после таблеток с алкоголем. Бегло осматривая комнату, громко вопрошает.) Мужика лысого, не видали?! Он лыжи мои спер! А мне домой надо! Устал я… очень…