— Да мы, уж веруем, — шмыгая носом, как провинившийся школьник оправдывался Порожний. – Иконы, молитвенники купил, ей и себе. Милостыни направо и налево раздаю. Кроме, как на Бога и на вас нам и надеяться-то теперь не на кого. Неспроста, ох неспроста теперь я думаю, судьба вас к нам в колонию забросила. Кстати не только беда эта, о Боге меня заставила задуматься. Но и чудо. Да! Одно чудо уже свершилось, как только вы от нас уехали.
Удивив этим заявлением донельзя, вроде бы многое повидавшего священника, полковник стал рассказывать, чем закончилась уже известная отцу Сергию история с диктофоном.
— Ну, и принёс мне, значит, Вуди этот самый, плёнку, – заканчивал Порожний свой рассказ о чуде. – Ставлю я её, на воспроизведение — тишина! Один шелест! Я прокрутил и прослушал всю кассету, проверил её и диктофон – всё в порядке, а запись отсутствует. На исповеди этот безотказный, японский диктофон оказался бесполезен! Вот и понял я тогда, что это знак мне, дураку — Свыше. Что Бог есть, и шутки с ним плохи. Жена-то, похоже, из-за меня — великого грешника и слегла. Я ведь тогда над ревизором, помните посмеялся? Вот и Оксану мою, именно та же самая болезнь и подкосила.
— А может, диктофон и не включали вовсе? – с хитринкой в глазах поинтересовался на всякий случай иерей. – Тогда и не было выходит никакого чуда.
— Да вы что, отец Сергий?! — обиделся даже слегка полковник. – Да Вуди тот меня пуще всего на свете боится! Такого просто не могло бы быть! Исключено! Не знаю, как вы это посчитаете, конечно, но для меня это чудо и баста.
«А почему бы и нет? — согласился про себя отец Сергий. – Разве не чудо, что насмерть забитый и запуганный парень, всё-таки восстал, когда дело коснулось Бога?!»
— И кроме этого греха, батюшка — продолжил полковник, – хотел бы ещё во многом повиниться прямо сейчас, столько дряни на душе накопилось, что невмоготу и дышать уже!
— Подожди, подожди! — остановил его священник. – Если уж исповедоваться, то по правилу надо. Пойдём-ка, раб Божий Иван, к аналою.